Вышивальщица. Книга первая. Топор Ларны - Оксана Демченко

– Интересно, сколько у него сердец? И хороши ли легкие?

– Четыре и очень плохи, – едва слышно шепнул страж. – В воде я почти что неущербный, только некрупный. А вот на воздухе…

– Давай еще полью. Как тебя там… ар Вотр.

– Лей, – безнадежно согласился выр. – Только – зачем? Все мы уже мертвы. Кланд не потерпит нарушения главных законов мира. Этот замок снесут до основания, до последнего камня растащат… Так погиб родовой дом ар-Нагга, они владели землями за проливом, к северу от ар-Сарна. Теперь там Серый туман. И нас не пощадят. Нас высушат на солнце, вскрыв панцири.

– Прежде смерти не хорони себя, а когда беда придёт, не хорони всё равно, – повторил Малёк слова дядьки Шрона, подслушанные вчера. – Пошли. Может, им нужна наша помощь.

– Им? – в голосе выра колыхнулось безумие. – Помощь? Шром страшнее кланда! Его панцирь безупречен. Он способен нести оружие даже в двух парах беговых лап. Он в состоянии разрушить эти ворота ударом хвоста, я-то знаю… Какую помощь можно оказать великому Шрому, которого убоялся сам кланд, о мягкотелый недоросль?

– Я хотя бы попытаюсь, – уперся Малек. – Где игломёт? Пошли, выр. Тебе велено быть рядом. Куда рванул дядька Шром?

– О, ужас глубин… дядька? – захлебнулся выр. Убедился, что бестолковый человечек покинул галеру и шагает по коридору, удаляясь в недра замка. Нехотя потащился следом. – Тут правее. И еще раз.

Собственно, указания не требовались. Шром пер через родной замок с бесхитростностью полнопанцирного. Малёк шагал, то и дело зажимая рот и торопливо отворачиваясь. Отведавшие танта люди – они все равно люди. Рассматривать неприглядность их смерти больно. Осуждать дядьку – невозможно. Но тошнота всё рано подступает к горлу, а слезы делают серость коридоров тусклой, нерезкой. Запах прелых водорослей омерзителен. Гниль под ногами чавкает и скользит, гниль и водоросли впитывают кровь людей… Бессмысленные жизни оборвались ещё более бестолковыми смертями. Замок, дом дорогих уже и вполне родных существ, выглядит мерзостной норой без света и тепла. Грязным осклизлым склепом, годным для позорной смерти, но никак не для достойной жизни.

Выры и люди – очень разные. У людей принято говорить: «Он добыл себе место под солнцем». У выров, как пояснил дядька Шром, хвастают «сырой тенью», отнятой с боем. Зато поверженного выпихивают на казнь полуденного светила. Отсутствие общения делает пропасть разницы и того глубже. Малек еще раз с благоговением подумал про дядьку Шрома, умудрившегося перемахнуть эту пропасть в один удар пружины-хвоста. Дать оружие врагу-выродёру и ему же уступить победу в последнем бою. Поставить всё на честь – самую нелепую и осмеиваемую, самую сказочную и ненастоящую ценность двух народов. Куда понятнее выгода, безопасность или просто сытость… Только ради них не стоило называться приёмным родичем выров.

– Он великий боец, ар Шром, – тихо сказал страж, поддерживая Малька под руку и продолжая свои мысли вслух. – Это все мы знаем. Может статься, он последний из настоящих… Когда я осмеливался, я гордился тем, что знал его лично. Когда я был дерзок, то полагал, что он мог бы вызвать на бой кланда… и перевернуть мир. Но потом пришла весть о злодеянии выродёра. Дерзость покинула меня. В гнездах моего рода всего сорок семь личинок. Так было год назад, при последнем пересчете. Хранитель Борг плохо бережет их, за год погибли в сырости ещё две… Если мир не перевернуть, мы вымрем в считанные поколения.

Малек резко остановился, вцепившись пальцами в скользкие гниловатые лишайники на стене. Великая тайна рода, которую сам дядька не высказал вслух, только что оказалась бездарно выболтана испуганным стражем. Ели всё так, как оно почудилось…

– Совсем нет новых гнезд? Даже у кланда? – вкрадчиво посочувствовал Малек, удивляясь ровности и незаинтересованности своего тона.

– Без глубин? – шепнул выр. – Откуда? Идём, воспитанник. Никто из людей не должен видеть бассейн. Тантовым куклам, даже им, туда закрыт проход. Но, полагаю, и этот запрет утратил смысл.

Выр погладил слабой нижней рукой срез бронзовых проушин разрушенного засова двери. Малёк усмехнулся, опознав знаменитый и описанный во всех сказках удар двуручного топора выродёра Ларны. Запрет на осмотр бассейна не просто утратил смысл – он оказался разрублен надвое…

Малёк юркнул за полуприкрытую створку и попал в короткий тёмный коридор, удивился гладкости его пола и свежести запаха моря, дохнувшей в лицо. Тугое эхо заметалось под низким сводом, вторя цокоту лап выра. Впереди узкой светлой щелью наметился выход. Ещё одна дверь – вот он, бассейн. Все о нем слышали – и никто прежде не видел. Никто из людей…

Круглая чаша вместилища воды сияла перламутром. Она располагалась в центре зала и была достаточно мала – Шрому пришлось бы плотно сложить усы, погружаясь. Сам зал бассейна выглядел безупречно чистым и сухим. В стенах на уровне плеч Малька располагался сплошной ряд узких глубоких ниш-арок. Над ним уступ-коридор – и ещё ряд, и ещё. Пять ярусов. Каждая арка забрана прочной решеткой. Страж остановился возле одной и благоговейно сложил руки. Его длинные панцирные усы ловко проникли в щель решетки и ощупали нечто в недрах ниши.

– Мой род, все будущие Ворты, спят здесь, – прошелестел выр. – Одна сетка – одно гнездо, то есть три личинки… Эти ещё сухи и целы. Я много раз помогал знатным арам вести счёт. Есть опыт. Но я не понимаю, как личинки могут оставаться здоровыми на воздухе, что их оберегает. Эта тайна принадлежит хранителям.

– Тайны не треплют вслух, – прорычал Шром, возникая за спинами Малька и его провожатого из ниоткуда, ведь не было шумного цокота лап. – Малёк, я велел ждать за дощатым бортом, не поднимая головы. Ты плохо расслышал?

– Я хотел помочь, – вскинулся мальчик, показав игломет, висящий на плечевом ремне. – Мало ли, что и как. Вас всего-то трое. А тут целый замок врагов.

– Замок целый. Врагов нет… – Радости в голосе Шрома тоже не наблюдалось. Глаза развернулись к сражу. – Твои личинки целы?

– Эти – да.

– Отныне хранителем является Шрон. Он говорит, ты разбираешься в воздуховодах, умеешь ловчее всех выров их чистить. И неплохо знаешь этот зал. Проверь все вместилища, прощупай каждое гнездо. Требуется полное понимание состояния бассейна. Справишься, да?

– Но я не имею права даже усом коснуться святыни старших родов, знатных, – дрогнул страж.

– Даже как первый помощник хранителя? Шрон к тебе благоволит, сказал – умный малыш этот Ворт, да. Не дрожи усами, он не оценит ни страха, ни гордыни. Я тебе прямо объясню положение дел, без вранья и недосказанности, да, – хмуро буркнул Шром, поводя стеблистыми глазами и быстро осматривая зал. – Борг совершил непотребное. Полагаю, он додумался во всём обвинить меня. Потому что сделанного уже не вернуть, грех несмываем. Сейчас важно понять число неущербных личинок среди нерожденных. Не для одного рода, но именно для всех. Опасаюсь худшего… Крепко опасаюсь, да. Работай, Ворт и помни: надо узнать правду. Даже самую гнилую.

Шром развернулся, без пояснений забросил себе на спину Малька. Понесся по коридорам, удивляя мальчика скоростью перемещения. Прежде казалось: выры на суше медленнее людей, но и это знание – ложное.

– От вида смерти сильно мутит? – предположил Шром на бегу.

– От запаха сырости и прочего – сильнее, – виновато сознался Малек. – Дядька, как же это? Нет деток, нет совсем. Вы же пропадете.

– Людям полагается радоваться этому, – огрызнулся Шром.

– Как ты можешь говорить такое! Разве я чужой? Да я, если хочешь знать, не дурнее иных. Ларне ни полслова не скажу про наши гнезда. Он выродер, хоть и бывший. Мало ли, что удумает…

– Он видел бассейн и он тоже не дурак, да, – мрачно булькнул Шром. – У меня душа ноет, словно её солнце высушило, потом ещё и песок отчаяния засыпал… Представить не мог, насколько всё плохо… Зал подтапливало весной. Был большой шторм, Малек. Следовало немедленно просушить гнезда. Следовало задействовать шлюзы и отсечь воду, проверить все гнезда и пострадавшие немедленно привести к проклевыванию, спасая хоть так. Это большая работа, наиважнейшая, да. Но… но тот тихоня Ворт один сушил и хлопотал. Его никто не желал замечать… Борг ведь отсутствовал, золото отвлекло его. Золото, за которое не купить ни единой жизни и не вернуть ни единой… Мы храним гнезда семи больших родов и ещё десяти малых. За это нам платят и служат. Борг всех держал за усы, угрожая гибелью гнезд. И вот угроза, возможно, сбылась по его попустительству. Виновным в подгнивании гнезд являюсь я… так сказано в послании брата, отправленном по весне кланду и тем, чьи гнезда подгнили. Он свалил с себя бремя вины, как только узнал о подтоплении. На меня сгрузил тягчайший грех, за который нельзя даже казнить прилюдно. Люди не знают наших тайн. Меня приказали высушить и отдать безумному выродеру.