Вышивальщица. Книга первая. Топор Ларны - Оксана Демченко

Вышивальщица

Книга первая. Топор Ларны

Оксана Борисовна Демченко

© Оксана Борисовна Демченко, 2016

© Willyam Bradberry, фотографии, 2016

© https://pixabay.com, фотографии, 2016

Редактор Борис Демченко

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автор выражает благодарность ресурсу https://pixabay.com за возможность проиллюстрировать книгу. А еще моему папе – за терпеливую вычитку; и всем моим постоянным читателям за их поддержку и общение при работе над книгой

Пролог.

Сказка, вплетенная в канву мира

– А нитки бывают белыми?

– Всякое случается. Иди, не топчись на кочке. Болотник за пятку ухватит.

– Ты мне сказки-то не плети, не маленькая. Нет в мире болотников, есть дед Сомра. Только он спит и по мелочам не проявляет себя. Так что насчет ниток? Кимка, стой! Да что ж за напасть, ни слова толком…

Кимка уже во весь скок спасался от необходимости держать ответ. Мелькал рыжим беличьим хвостом в пестроте сочной зелени, забрызганной тенями. Шил её лучиком солнечной иголки – скреплял, плотнее сдвигал ветви, – и прятался в их лохматой гуще. Вот и нет его… Только стрекот вдали качнулся и отпрянул, с ветром укатился за дальний увал, в самое сердце топей дедушки Сомры.

– Эх ты… А еще друг! И не подкупай после орехами, ни единого ядрышка не приму! Понял ли?

А ему хоть кричи, хоть молчи. Умчался. Он сегодня взялся в белку играть. Вчера весь день прыгал бессловесным зайцем. Тоже, ловкач. Как будто я обычного косого от перекинутого Кимки не отличу. Уж всяко десять лет знакомы. Он – весь мой круг знакомств и есть, вот так гораздо вернее. Кимка, невидаль лесная, небыль хитроватая из Безвременного леса. Никому сюда нет прохода. И людям, и даже вырам, за опушку не заглянуть, земляники Кимкиной с прогалин, лиловым марником украшенных, не обобрать, а на чернику, что хоронится в глубине векового сосняка – так и не глянуть.

По какой такой великой нужде я среди запретного леса объявилась? Человек, да из самых обычных. Обычнее уже и некуда. Косица бурого цвета, невнятного. Глаза тоже карие, обыкновенные. Ни роста, ни стати, ни голоса. За что привечает? Может, ему скучно без приятельства? Так ведь еще и пригляд держит, год за годом, без отлучек и передыху… Спросите у Кимки сами – что да как, если хотите глянуть на беличий скок. Он ответов давать не желает. И всегда был таков, сколь бы вид свой ни менял…

Первый-то раз я его хорошо рассмотрела, он на кочке смирнехонько сидел. Благообразный он тогда явился. Пожилой, лукаво-кареглазый, и волосы серебрила седина. На коленях – ох ты, радость для дитяти – шапка валяной шерсти, да вся как есть земляникой полна. Аж черной, пахучей, всякая ягодина крупнее ногтя. Угостил, приветил, на опушку сам завел. А каким таким способом я в лес вошла, хотя тень его пересечь никто не в силах – это к Кимке… Он верно знает, но – молчит и того вернее.

– Кимка!

Теперь до ночи можно шуметь, все без толку. И не стану звать! Пусть хоть раз поймет, каково это – без ответов и без приветов…

Идти по лесу и огорчаться, свой нелепо растревоженный гнев хранить – дело неблагодарное. Лес сегодня ясен и весел. Шелестит, листьями плещет, с тетушкой тучей о дожде сговаривается. Уже заметно: дело двигается. К ночи засинит небушко, тень опустится до заката и лиловеть будет из-под спуда, от большой горки западной, от увала, где кимкины черничники всего гуще. В сумерках ветер падет на сосны, стон из них вырвет, чтоб тишина после легла полнее да глуше. Первой капле эхо дать надобно, без того и дождь – не дождь…

Когда такое событие готовится, когда тетка туча в гости в наш ближний лес собирается, не худо и поспешить домой. Вон – уже шумит переполох по верхушкам, старые листья лоскутьями полетели, аж в воздухе пестро. Скорым бегом да по тропочке – домой! Кимка такой, заботливый: он сам не выглянет, а тропку под ноги обязательно бросит. Удобную выберет: чтобы шла без коряг, не по самым затылкам увалов – и затейливо, с должной красивостью. Мимо озерка, вдоль ручья, через заросли рябины. Бегом-бегом, пока нитки дождя небо вовсе не заштопали.

Дом в Безвременном лесу – такое и звучит-то странно. Сам дом и того чуднее. Так уж оплетен и врос в корни дубовые, что и не понять: дупло или нора? Но и на избу похоже. Дверь имеется. Кимка её изукрасил резьбой: белочка прыгает, заяц низом скачет. Поверху, шею выгибая, лебедушка летит… Я все имена небылиц ведаю. Кимка любит их повторять и рисунки показывать. А то и в сны зверей придуманных засылает: смотри, мне не жаль. Все для тебя. Только вопросы не задавай лишние. Но как не задавать, если не знаешь, какие они – лишние?

По чести если, из-за белых ниток он уж больно резво взвился, обычно так не улепетывает. Видно, не то спрошено, ну вовсе дурное. Того и гляди, дед Сомра пошевелится да пригрозит из-под топей, забулькает от возмущения.

Вот и дверь. Сухая совсем, не упала еще первая капля. Хотя сосны стонут, самое время прятаться. Ох и радость – нырнуть в свой дом да и прикрыть дверь! Сюда, в Кимкино владение, никакая напасть не сунется. Он, может, и прыгает зайцем, а только страха в нем нет, ну ни капельки! Одна лихость.

Дверь захлопнуть не получилось. Совесть ножку подставила, за косу веткой дернула. Оглянись: а ну там Кимка имеется, за спиной. Он ведь какой? Застенчивый, от обиды не скоро отходит. Орехи грозилась не брать, так он и домой в дождь не явится, если не позвать…

– Кимка, страшно ведь без тебя в такую ночь лиловую! Кимочка…

Все мы на лесть падки. Оборонять вон – сразу явился. Одним прыжком из дубовой кроны упал – да и юркнул в нашу нору. А в сказках говорится: не лазают зайцы по стволам. Хотя, чего уж, никакой он не заяц.

Ох беда, вне тени Безвременного леса и слово такое давно истлело в людской памяти – заяц. У людей теперь мало слов. Но – не к ночи разговор, и так тетка туча багровеет всерьез, наползает на низкое солнышко. Борется, к земле его давит и ночь манит. Пусть. Сложно ли закрыть дверь – да не глядеть на их очередной разлад.

Первая капля стукнула в деревяшку, едва она мягко сошлась с косяком, словно дождинка попросилась в гости. Поздно, у нас все свои – дома. Кимка уже старичком разгуливает, песенку под нос бормочет. На стол собирает. И гриб дождевой принес, и орехи, и малину пахучую, и молоко оленье. Заботливый…

– Бездельница ты. Нитки и не глянула новые.

– Прости. Я сейчас займусь.

– Опосля ужина. Я гнилушек разожгу, светляков позову. Тогда и работай.

– Что тебе за польза с моего шитья? Я вижу: нет её, будто обман вершу, а не дельное дело. Ты объясни, может, оно верно и сложится. Я стараюсь. Честно.

– Все объяснил, что умел. В лес ты вошла, а вот шить моими нитками не научилась… ну и не надо. С тобой мы и так славно коротаем время.

– Разве в этом лесу есть время?

– Ты на себя глянь. Было шесть лет, десять минуло… Есть время. Еще как есть. Вокруг людей оно завсегда водится, оно вроде мошкары. Не отвяжется ни за что.

– Тебе не вредно? Я раньше и не подумала, что я тут не к месту.

– Ишь, раззаботилась. Мне уже почитай все не вредно. Кушай.

– А нитки ты где берешь?

– Да везде… Разве ты их не замечала никогда? Так ясное дело, оттого и нет прока в твоем шитье. Не замечала… Разучился я сказки выплетать. Разучился. Беда… А может, и это уже не беда? Кушай.

Ну как с ним разговаривать? Все вроде внятно да ясно, только не осело ни единой крошечки понимания в лукошке моих разумений. А Кимочка огорчился так тяжело и даже безнадежно… Поник весь, меньше стал на вид. В чем вина и как исправить? Остается лишь снова разбирать нитки, раз принес и велел. Он ведь не шуткой считает их, а чем-то важным и даже, кажется, главным.

Нитки сегодня красивые. Лиловые, как марник под солнцем. Золотые с розовым – вроде сосновых стволов по утру. Черничные, какие тетке туче в пору подарить, так на её тушу похожи. И серые есть с ивовым глянцем – дождинки. И зеленые в крапинах теней, прямо лиственные. И земляничные, аж запах от них идет. Остается взять иглу, рукой провести над тканью, восстанавливая натяжение. И начать шить. Сперва, знамо дело, небо. Синее оно, в нем покой и надежда. В нем свет. И туча, но и она – благо.

Нехорошее ниже копится. Там, где мы живем – люди да выры. Вся грязь вокруг нас лепится… Разве я виновата, что кимкиными нитками грязи не вышить? И не надо, а только и этот лес у меня не получается. Совсем. Сколь пробовала – даже иглы ломаются. Бестолковая я, огорчение кимкино, крах его надежд. Вижу, больно ему – а в чем беда, не сказывает. Ушел в дальний лаз, завозился – на ночь устраивается. Тяжко ему глядеть, как я не справляюсь с делом. Чернику ем, молоко пью, расту… Время в лесу из-за меня роится, не переводится. Но вот пользы – нет и малой.