Я (не) ваша Лия! (СИ) - Васина Илана

— Куда отправился, кобелина? Зачем прешься в лес? Тебе одной сучки мало, ищешь вторую? Кончай с девкой и дуй к нам! Тебя дома горячая фриечка заждалась! — и дружный гогот над дешевыми остротами.

Ардо махнул им рукой, мол отстаньте, без вас разберусь! Сам при этом неуклонно двигался к лесу. Ему в спину еще долго летели возгласы, уговоры, даже проклятия за неугомонную, жеребиную натуру, а дополняли эти крики весьма правдоподобные кулачки Ринки по лопаткам. К счастью, налетчики то ли поленились догонять своего товарища, то ли не захотели связываться с горячим на руку Буяном. Они лишь велели поторапливаться и отправились восвояси.

Перешагнув рубеж леса, оказавшись в спасительной гуще деревьев, Ардо, наконец-то, выдохнул с облегчением. Аккуратно спустил на коричневый мох все еще брыкающуюся Ринку. Вот глупая! Здесь их уже не видно. Представление окончено и, хоть бурных оваций не слышно, можно расслабиться. Она совсем взбеленилась, продолжая зачем-то лупить его своими тонкими ручонками.

— Для кого стараешься, дуреха? — поинтересовался он со смешком и вдруг услышал за спиной еле уловимый треск ломаемого сучка. Интуитивно отпрянул в сторону и боковым зрением уловил промелькнувшую в воздухе дубинку. Мгновенно огляделся и понял: не Ринка дурочка, а он дурак набитый! Рано радовался!

Глава 10

Их полукругом обступили воинственно настроенные селяне, человек пять: кто с дубинками, кто с вилами наперевес. Три мужика и две бабы. Одеты были кое-как — видно, собирались впопыхах. Кто в полушубке, кто в меховом жилете, кто в шерстяную шаль кутается. Не армия, а смех один! Самый крепкий мужик, лет сорока, который только что чуть не пришиб дубинкой, заорал во все свое осипшее горло:

— А ну не тронь мово дитятку, а то как двину под дыхло! Сразу окочуришься!

Ардо тихонько подтолкнул Ринку к мужику и выставил перед собой открытые ладони, показывая, что не желает им дурного. Звериная морда, надетая на голову, скрадывала обзор и заглушала звуки — потому и подобрались к нему селяне так близко, оставшись незамеченными. Быстрым движением сорвал морду на землю, чтоб не мешалась и не продлевала никому тут больше не нужный маскарад. Так-то лучше!

— Ууу, проклятый! Ненавииижууу! — завыла баба при виде его лица, неуклюже размахивая вилами. — Усе пожгли! Шоб на вас черная смерть напала! Шоб ублюдков ваших демон пожрал всех до единого…

Долго орала. И долго махалась вилами, заставляя лениво уворачиваться. Вот и делай потом добрые дела! Был соблазн преподать им урок. Если кличешь кого-то монстром, не удивляйся, что однажды он ощерит клыки! Повыдергивать бы из рук всю утварь да переломать, чтоб неповадно было потом приставать к людям, не разобравшись. Но начинать потасовку, калечить и без того пострадавших крестьян ему совершенно не хотелось.

Драгоценные минуты утекали сквозь пальцы. Можно и нужно было направиться в сторону границы, однако уход в данной ситуации казался постыдным и неправильным. Как если бы он, Ардо, бежал от слепых, испуганных котят.

В нечаянно наступившей тишине Ринка, наконец-то, очухалась от «теплого» приема, принялась говорить без остановки. Что этот благородный сир — ее спаситель, что благодаря ему она осталась жива. Что напали на них переодетые шуйцы, она сама, лично видела мертвую, кошачью рожу!

Настроение люда резко поменялось. Они растерянно опустили свои орудия и сгрудились в кучу, загалдели каждый о своем. Осипший мужик пробурчал глухо:

— Ты, мил человек, на нас-то не серчай! Кто тебя в этой шкуре разберет! Врах ты нам или друх…

Баба со скалкой в руке, до сих пор угрюмо молчавшая, вдруг ожила. Темные брови ее поднялись домиком, лицо просительно вытянулось и она заголосила, умоляюще сложив руки:

— Возьми себе нашу Ринку, добрый сир! Кто ж ее еще возьмет-то после того, как девку те демоны попортили!

— Ммамка, нне портили меня, ты шшто такое гговоришь… — растерянно пробормотала девчонка, часто-часто моргая. — Ццелая я…

Но мать ее будто не слышала. Горячо размахивала своей скалкой в такт своим словам, отчего ее светлая, ажурная шаль слетела на землю. Ничего не замечая, она умоляла дальше:

— Дочка у меня — девка работящая! Будет те и одежку штопать, и белье стирать, и за скотиной ходить, все чо хошь сделает! Рыбки тебе наловит, лодку починит. Тока возьми! Мы, можа, с голодухи скоро побираться начнем, так хоть девку нашу от этого лиха убереги! — пихая Ринку к Ардо, она заявила, — Коли ее не возьмешь, придется ей одной маяться.

— Ммамка… Не гони мменя. Я с тобой… Я с вами хочу… — разрыдалась малявка, утирая текущие слезы краем рукава и все больше дрожа.

— А ну цыц, непутевая! — прикрикнула тетка, и для пущей острастки замахнулась на дочь скалкой. — Не мамка я тебе никакая! Нашли тебя, мелкую соплю, на берегу озера голую, тиной воняющую. Чай хотел тебя кто-то утопить, как котенка, да ты выплыла. Мы тогда тебя с Грегором пожалели, думали, раз своих детей нам боги не дали, будешь нам дочкой. А теперь все, хватит с нас. Ты уже выросла, так что ступай своей дорогой! Если не пойдешь с этим благородным сиром, выживай одна, как знаешь! А за свою я тебя боле не признаю!

— Ппапка… — девчонка умоляюще взглянула на отца, но тот малодушно отвернулся. Селяне похватали нехитрые пожитки и молча, не сговариваясь тронулись вглубь леса. Участь ее была решена. Ринка повернулась к Ардо и опустила глаза. Бери меня, мол, если надумаешь. Навязываться не стану. Коли не нужна тебе — здесь же и сдохну. Делов-то.

С поникшими плечиками, обреченным, некрасивым личиком стояла и ждала его решения, и Ардо все никак не мог заставить себя развернуться и уйти. Какой, бес побери, из него опекун-благодетель?! Сам по краю пропасти ходит! Не хватало еще на себя чужого ребенка взвалить! Не могут же родители свое, пусть даже приемное, дитя вот так запросто кинуть? Дурачат его, наверняка! Стоит ему отойти, как они поймут, что Ринка одна осталась, и вернутся. Ардо прислушался. Где-то вдалеке встрепенулась в небо кем-то спугнутая стая мелких птиц. Неужели и правда ушли с концами?

— Ззачем ты мменя спас? Ллучше бы ккончил мменя ттот душегубец, ччем такое… Никкому я не нужна…

Парень, наконец, решился. Подхватил шкуру шуйца, передал ее девчонке. Она взяла безучастно, закуталась. Обратился к ней — хотел строго, но вышло резко и жестко:

— Сегодня же мы должны пересечь границу. Идти буду быстро. Отстанешь — ждать не собираюсь.

Она лишь покорно кивнула. Ничего не спросила, чем приятно удивила. Возиться с ней после случившегося не было не времени, ни желания. Ардо стащил с себя остатки чужой одежды, спрятал в просторное дупло вместе с кинжалом. А вот тесак решил оставить себе. Облачился в свои вещи, взятые из ситы. Откромсал меховые куски от шкуры и повязал девчонке на ноги — на время сойдет! Затем окольными путями они вышли к дороге и направились в сторону границы.

Девчонка шла быстро, легко. Не жаловалась, не отставала. И не скажешь по ней, что уставшая, голодная, нормально не спавшая, потерявшая все и всех. По дороге набрели на еще одну деревню. Нормальной, подходящей по размеру одежды для Ринки во всей деревне не нашлось. Пришлось купить у хозяйки бесформенные тряпки, принадлежавшие ранее хозяйским служанкам. Балахонистая рубаха, длинная до пят юбка придавала девчонке бедный, потрепанный вид и как нельзя кстати подходила ее некрасивому лицу. Будь она чуть краше, чуть взрослее, она бы гляделась лакомой добычей в хищных мужских глазах. Но на такую невзрачную замарашку вряд ли кто позарится. Приобрели ей и обувку, еды им обоим, и они впервые за день нормально поели. Уминая слегка подгоревший мясной пирог, Ардо еще раз продумал варианты перехода. Для обычных двух ходоков — таких, как они, выход виделся только один.

Вся граница Левии защищалась магическим заслоном — едва светящейся, прозрачной стеной. Если бы какой-нибудь рассеянный фриец, собирающий ягоды, вдруг сильно увлекся и возжелал нарвать в свою корзину левийской краснички, то, войдя в магический заслон, вышел бы не в Левию, а во Фрию, ровнехонько в двух метрах от того места, где он пытался пересечь рубеж двух стран.