Поэмы Оссиана - Джеймс Макферсон

"Вождь открытого ветрам Морвена, - начала снежнорукая дева, - приюти меня на своей быстроходной ладье, удали меня от любви свирепого Корло. Ибо он страшен для Инибаки, как гром в пустыне. Он любит меня в угрюмстве гордыни своей и сотрясает десять тысяч копий",

"Мирный приют обрети, - Тренмор могучий сказал, - за щитом моих предков. Не устрашит меня вождь, хоть он сотрясает десять тысяч копий".

Три дня ожидал он на бреге, и призыв его рога разносился окрест, Он призывал на битву Корло с его гулкозвучных холмов. Но Корло не вышел на битву. Спустился король Лохлина. Он пировал на ревущем бреге и отдал деву Тренмору".

"Король Лохлина, - молвил Фингал, - твоя кровь течет в жилах врага твоего, наши роды встречались в битве, потому что любили прение копий. Но часто они пировали в чертогах, и ходило по кругу веселие чаш. Да озарится лицо твое радостью и слух усладится арфой. Грозный как буря твоих морей, изливал ты доблесть; глас твой гремел, словно глас тысячи ратников, рвущихся в бой. Поставь же завтра по ветру паруса твои белые, брат Агандеки. Светла, как полуденный луч, она сходит в мою печальную душу. Я видел слезы твои по красавице и тебя пощадил в чертогах Старно, когда мой меч обагрялся в сече, а очи лили слезы над девой. Но, быть может, ты хочешь сразиться? Во власти твоей поединок, каким твои предки почтили Тренмора, чтоб смог ты уйти от нас столь же славен, как солнце, сходящее к западу".

"Король племени Морвена, - молвил властитель Лохлинских волн, - Сваран вовеки не станет биться с тобою, первым из тысячи славных героев! Я видел тебя в чертогах Старно, и малым числом годов превосходил ты меня. И я молвил в душе своей: когда же смогу я подъять копье как Фингал благородный? Мы бились с тех пор, о воин, на склоне косматого Малмора; потом принесли меня волны к твоим чертогам, и ты задал пиршество тысячи чаш. Да поведают барды грядущим годам, кто победил в благородном бою на вереске Малмора.

Но немало судов из Лохлина на Лене оставили юных своих бойцов. Забери те суда, король Морвена, и другом Сварану стань. И когда сыны твои приплывут ко мшистым башням Гормала, я задам им пиршество чаш и предложу поединок в долине".

"Ни судов не возьмет Фингал, ни края многих холмов, - так отвечал король. - Мне довольно моей страны, ее лесов и оленей. Взойди на волны свои, благородный друг Агандеки, распусти паруса свои белые навстречу рассветным лучам и возвратись к холмам гулкозвучиого Гормала".

"Да будет благословенна душа твоя, чаш властелин, - промолвил" Сваран со щитом темно-бурым. - В мирную пору ты - ветерок весенний... в пору войны - буря в горах. Вот тебе длань моя дружбы залогом, благородный король Морвена! Пусть твои барды оплачут павших. Пусть Эрин предаст земле сынов Лохлина и воздвигнет во славу им мшистые камни, чтобы севера чада отныне могли созерцать те места, где сражались их предки. А некий охотник промолвит, быть может, опершись на" мшистый могильный холм: "Здесь сражались Фингал и Сваран, герои минувших годов". Так отныне станет он говорить, и наша слава пребудет вечно".

"Сваран, - промолвил король холмов, - славнее нас ныне нет никого. Но мы исчезнем, как сон. Безмолвными станут поля наших битв. Наши могилы сокроются в вереске, и не узнает охотник, где упокоились мы. Звуки наших имен, быть может, останутся в песнях, но сила мышц бесследно исчезнет. Оссиан, Карил и Уллин, вы знали героев, которых ужнет. Поведайте нам о минувших годах. Пусть эта ночь минует в песнях и утро вернется, исполнено радости".

Мы пели пред королями, и пению нашему вторила сотня арф. Просияло лицо Сварана, словно полный месяц в ночи, когда расходятся тучи, и он спокойно сияет посреди небосвода.

И тогда спросил Фингал у Карила, вождя, годами древнего: "Где же сын Семо, король острова туманов? Ужель, метеору смерти подобен, от сокрылся в угрюмой пещере Туры?"

"Кухулин лежит в угрюмой пещере Туры, - ответил Карил, древние годами. - Длань его на мече его мощи. Думы его о проигранных битвах. Скорбен властитель копий, ибо привык он к победам. Он посылает свож меч боевой, чтобы покоился тот на бедре у Фингала. Потому что ты, словно буря пустыни, расточил всех его супостатов. Возьми, о Фингал, сей меч героя, ибо рассеялась слава его, как туман, гонимый шумливым, ветром долины".

"Нет, - ответил король, - Фингал вовеки не примет его меча. Могучая десница его в бою, так скажи ты ему, что слава его не померкнет вовеки. Многим случалось терпеть поражение в битве, но они воссияли потом, словно солнце небесное.

О Сваран, король гулкозвучных лесов, не печалься напрасно. Побежденные, если отважны они, обретают славу. Они, словно солнце, что прячет свой лик в полуденной туче, но вскоре вновь озирает вереницу злачных холмов.

Грумал был Коны вождем. На всех берегах искал он сражений. Душа его тешилась кровью, ухо - громом оружия. Он высадил ратников на шумную Краку, и король Краки вышел навстречу ему из дубравы, где не средине круга Брумо вопрошал он камень власти.*

* Здесь идет речь о религиозных верованиях короля Краки. Смотри соответствующее примечание в третьей книге.

Свирепо сражались герои за снежногрудую деву. Слава дочери Крак достигла Грумала у потока Коны. Поклялся он завладеть белогрудой девой иль умереть на гулкозвучной Краке. Три дня боролись они, и на четвертый Грумал был связан.

Вдали от своих друзей он был заключен в зловещем круге Брумо, где часто, как вещает молва, призраки мертвых стенали вкруг камня, ужа на них наводившего. Но вскоре он воссиял, как небесный столп света. Они пали от длани его могучей, и Грумал обрел свою славу.

Воспойте же, барды, годами древние, громче воспойте хвалу героям чтобы душа моя славою их успокоилась, а Сварана сердце скорбеть перестало".

Они возлегли на вереске Моры; темные ветры, свистя, понеслись над героями. Сразу запели сто голосов, заиграли сто арф. Пели они о былых временах и могучих вождях прошедших годов.

Когда же теперь я услышу барда или возрадуюсь славе предков моих? Не играет на Морвене арфа, и не звучит над Коной сладостный глас. Вместе с героями бард опочил, и нет уже славы в пустыне.

Утро трепещет в лучах востока и мерцает на седоглавой Кромле. Сварана рог раздается над Леной, и сыны океана сбираются вкруг него, Молча и скорбно восходят они на суда, и Уллина ветер их паруса надувает. Белые, словно туманы Морвена, плывут они по волнам.

"Зовите, - сказал Фингал, - зовите псов моих, быстроногих сынов ловитвы, зовите белогрудого Брана и свирепо-могучего Луата. Филлан и Рино но его уже нет; мой сын почиет на ложе смерти. Филлан и Фергус, трубите в мой рог, чтоб проснулась радость охоты, чтоб услыхали олени Кромлы и встрепенулись на озере ланей".

Пронзительный звук разносится по лесу. Сыны вересковой Кромлы приходят на зов. Тысяча серо-прыгучих псов разом помчалась по вереску. Каждый пес загнал по оленю, трех оленей загнал белогрудый Бран. Он гнал их прямо к Фингалу, чтобы порадовать короля.

Один олень упал на могилу Рино, и скорбь воротилась к Фингалу. Он увидел, как мирно покоится камень над тем, кто был первым в охоте, "Ты уже не восстанешь, о сын мой, разделить на Кромле наш пир. Скоро могила твоя сокроется и буйно трава разрастется вокруг. Сыны ничтожных людей пройдут над тобой и не узнают, что лежит здесь могучий.

Оссиан и Филлан, чада силы моей, и Гол, властитель бранных стальных мечей, взойдем по склону холма в пещеру Туры и отыщем там вождя? ратоборцев Эрина. Это ли стены Туры? Как одиноко и сумрачно встали они на пустоши. Скорбен властитель чаш, опустели его чертоги. Пойдем, отыщем Кухулина и отдадим ему всю нашу радость! Но, Филлан, скажи, Кухулин ли там иль над вереском дымный столп? Ветер Кромлы дует мне в очи, и не различить мне друга".

"Фингал, - ответствовал юноша, - это сын Семо. Угрюм и печален герой; длань его на мече". - "Привет тебе, сын войны, сокрушитель щитов!"

"Привет тебе, - Кухулин ответствовал, - привет всем сынам Морвена! Утешно мне видеть тебя, о Фингал, подобного солнцу над Кромлой, когда его видит сквозь тучи охотник, скорбевший, что скрылось оно зимою. Сыны твои словно звезды сопровождают тебя и светят в ночи. Не таким ты видел меня, о Фингал, когда возвращался я с войн в пустыне, когда бежали властители мира * и возвращалась радость на оленьи холмы".

"Много тратишь ты слов, - молвил Коннан, воин бесславный.** - Слов ты тратишь много, сын Семо, но где же твои боевые дела? Зачем переплыли мы океан, чтобы помочь мечу твоему бессильному? Ты бежишь в пещеру печали, а Коннан сражается вместо тебя. Оставь же эти доспехи блестящие, мне уступи их, сын Эрина".

* Это единственное место в поэме, содержащее намек на войны Фингала с римлянами. В старинных сочинениях римский император обозначается титулом властителя мира.

** Коннан принадлежал к роду Морни. Он упоминается еще в нескольких поэмах и характеризуется всегда одинаково. Поэт хранил о нем молчание до сих пор, а его поведение здесь не заслуживает лучшего обращения.