Твари, подобные Богу - Мария Спивак

«Я сам сделал ее такой», — думал Иван, вставая из-за стола и направляясь в ванную; пора было собираться на работу. — «Но, может, я же сумею помочь ей стать прежней? Видно, не все у них хорошо с Майком, иначе откуда бы столько нигилизма?»

Пока он стоял под душем, его мысли приняли иное направление: он задумался о Лео и сегодняшнем сне. «Змея в руку», — перефразировал поговорку Иван и невесело ухмыльнулся: «Здравствуй, старичок Фрейд».

Зря он ее позвал, не следовало связываться. Почему вовремя не заиграла зловещая музыка? Вляпается теперь по самые уши, Лео на дурные дела мастерица. Да уже вляпался: обещал квартиру, работу. Не было печали! К тому же дурацкий сон… Когда-то давно, лет десять назад, Тата прочла в журнале про святочные гадания.

— Если в ближайшие несколько дней я увижу во сне змею, значит, у меня есть соперница! — сообщила она, на мгновение оторвавшись от статьи. — Берегись, Ванька!

Иван тогда немного напрягся: соперница не соперница, но кое-какие грешки за ним водились. Ну, как Тата правда увидит змею? Он отринул трусливую мысль — глупость и суеверие, — но в ту же ночь ему самому приснилась змея. Точнее, что-то вроде аксолотля, но все-таки. Утром он вышел к завтраку и, грозно полыхнув на Тату глазами, объявил:

— Мне все известно! Трепещи, несчастная, — после чего рассказал про уродливое личиночное земноводное.

Отец, тоже сидевший за столом, не сразу понял, в чем дело, но, узнав и отсмеявшись, сказал:

— Знаешь, Ваня, я бы на твоем месте призадумался. Видишь ли, сны — не такая простая и безобидная вещь, как кажется. У сна есть разные фазы — медленная, когда деятельность мозга глубоко заторможена, и парадоксальная, когда мозг интенсивно работает и анализирует все, что происходит с его «хозяином». Причем во сне мозг не зашорен стандартными представлениями о реальности, может себе позволить определенное вольнодумство, поэтому широко оперирует самыми причудливыми образами и понятиями. А поскольку главная задача мозга — обеспечить собственную безопасность, то он, в первую очередь, исследует, не грозит ли «хозяину» что-нибудь, не наделал ли тот глупостей. С этой точки зрения все сны — вещие, и в наших же интересах к ним прислушиваться. Фрейд утверждал, что человек всегда знает, о чем его сон, и должен лишь уметь его разгадать. Правда, есть загвоздка: свои предостережения мозг часто выдает в архетипических образах, которые не сразу вычислишь, но в твоем случае все более чем тривиально: змея — классический символ опасности, хитрости и коварства.

— Кругом враги, — почти пропел Иван, по обыкновению плохо слушая отца и не в силах дождаться, когда тот перестанет «вещать». Но, самое смешное, буквально два дня спустя он из-за козней одного мелкого пакостника действительно поимел крупные неприятности на работе…

В то давнее утро Иван под благовидным предлогом удрал из-за стола и лишь время от времени, проходя мимо, прислушивался — если откровенно, не без любопытства — к обрывкам разговора отца и Таты.

Очень часто вещие сны предсказывают катастрофы… история знает множество примеров… незадолго до гибели «Титаника» сотни людей видели крушение во сне, о чем рассказывали знакомым еще до несчастья… Джон Дунн увидел во сне газетный заголовок, сообщавший об извержении вулкана на Дальнем Востоке и четырех тысячах жертв… Реальное извержение случилось через неделю, только унесло жизни не четырех, а сорока тысяч человек…

Иван словно услышал голос и интонацию отца:

— Знаешь, Таточка, то, что пророческие сновидения существуют, практически неоспоримо. И, если признать правомерность концепции нелинейного времени, тут нет ничего странного. Говорил же Эйнштейн, что различия между прошлым, настоящим и будущим — не более чем иллюзия. Он, конечно, знатный парадоксалист, но, согласись, к его мнению стоит прислушаться. А в таком случае нужно ли удивляться, что наш мозг, выпущенный сном на свободу, получает возможность заглянуть в будущее?

Тата вежливо улыбалась, но Иван по ее лицу видел, что она не готова проникнуться фантастичной идеей, пусть и подкрепленной авторитетом Эйнштейна. Тогда к подобным вещам они относились скептически. Однако с тех пор Иван на личном опыте убедился, что во всем этом что-то есть… хрен его знает что… но есть.

А значит, надо быть осторожнее и, кстати, выяснить, как там дела у Таты. Не случилось ли у нее чего.

К работе он подъехал одновременно с Главным, и тот, пожав ему руку и приветственно хлопнув по плечу, сказал:

— Удачно, что я тебя встретил. Заскочи на минутку ко мне в кабинет.

Они наскоро переговорили о текущих делах, а потом Главный, уставив глаза в стол, произнес:

— Тут такая штука, Иван…

«Сон сбывается?» — коротко мелькнуло у того в голове.

— Как ты знаешь, Протопопов вернулся после болезни и… одним словом, рвется в бой. Оно и понятно: соскучился по работе. Вот только… Его дела почти целиком перешли к тебе, и ты, должен сказать, прекрасно с ними справлялся, поэтому я в затруднительном положении… Разумеется, я бы предпочел оставить все как есть, коней на переправе не меняют… — Главный откашлялся. — Но, к сожалению, придется — тут и объяснять нечего, он в своем праве. Не беспокойся, все самые крупные проекты и самые важные клиенты останутся у тебя, мы сейчас просто не можем ими рисковать. Но афишировать этот факт не будем, надеюсь, ты меня понимаешь?

Иван понимал. И то, что должен помалкивать, и то, что тайное рано или поздно станет явным — и тогда он неминуемо наживет себе опасного врага.

Ведь Протопопов — господин с гонором.

Глава 5

Ласточка с ранних лет была миниатюрно-прелестна и за годы ничуть не изменилась — разве что с заменой подлинного румянца на искусственный стала еще больше напоминать фарфоровую статуэтку. На посторонний взгляд, чем плохо, радуйся. Но для Ласточки ее кукольное изящество оборачивалось сатанинским проклятием: внешности приходилось соответствовать, подлаживать под нее жизнь. Что прикажете делать, если при виде тебя у людей возникает лишь одно желание — спрятать этакую красоту подальше, за стекло, чтобы не разбить, не сломать, не испортить? И потом любоваться: какое чудо, ах-ах! Плохо знавшие Ласточку обижались, сталкиваясь с твердым характером и лошадиной выносливостью той, кого сами для себя назначили хрупким эльфом, а особо импульсивные натуры даже разрывали общение. Дескать, вот лиса! Вот притвора! А мы-то с ней носимся как дураки.

Не раз на собственной шкуре убедившись, что в человеческих заблуждениях всегда виноваты другие, Ласточка научилась скрывать, что ее характер соответствует не облику, но имени.