Броненосцы Петра Великого -ч.2 Посольства - Алекс Кун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще час делового разговора о фактории. Отошел от шока рассыпавшихся планов, мысленно пожал плечами, и принялся за торговлю по настоящему. Торговались о фактории под Лондоном. Примерно представляя, что из себя она может представлять, оговаривал каждый пункт. Как и опасался, фактория была даже хуже шведской. Зачем мне еще один хомут? Так ему и сказал. Взяли паузу в переговорах до моего возвращения.
Во всей этой ситуации был один приятный момент, вспомнил про шведа, о котором забыл совершенно. И масса неприятных моментов — не понимаю, что происходит.
Вернулись домой. Дал отбой всем своим тайным, а командира пригласил к себе.
В ожидании его, пытался понять, что происходит и как на это реагировать. Пытал Таю о событиях, приезде новых людей — но никакой картины не возникало.
Командир тайных, ясности не добавил. Он то же был тактик, а не стратег.
Дал командиру новую задачу. Сбор информации по посольствам. Времени у него на это полтора месяца. Средства любые. В смысле денежные, послы ни о чем догадаться не должны.
На следующий день, после обеда, выдвигались в Кузякино. До обеда решал деловые вопросы со шведом. Три года за факторию могу не платить. Мог бы и пять выжать, с теми бумагами, которые ему предъявил, только зачем. Боюсь, даже через три года факторией будет уже не воспользоваться.
К нашему, отъезжающему каравану присоединился сотник Григорий Грибоедов, которому Петр поручил строительство адмиралтейства в Воронеже, с нужными для строительства людьми и инструментом, считай, инженерная рота — так что караван у нас получился большой.
***
Поместье встретило наш караван дымами и гулом многочисленной толпы. Изрядно тут собралось, однако. Еще на день пришлось задержаться в Кузякино, принимал отчеты и организовывал караван в Вавчуг, с деньгами, письмами и охраной. К вечеру Тая отчиталась — много больных, и не столько из-за ожидания в лагере, сколько от переходов к нему. Люди приходили с дальних краев, и практически раздетые. Только тут увидел, насколько хуже живет центральная Россия, по сравнению с приморьем. И мастера центральных регионов, даже на подмастерьев поморских не тянули. Или это монастыри от хлама избавились?
Имел долгую беседу с отцом Ермолаем, показывал ему расклад в двадцать четыре корабля, и интересовался, как он думает — что эти больные и затюканные, а большей частью и неграмотные, люди построят? Беседы особой не получалось, других людей не будет, и это четко понимал. Просто пар спустил.
Лагерь стоял еще два дня, собирали по окрестным селам сани с лошадьми, с этим тут так же плохо было, но для больных саней набрали.
Наконец, извивающаяся змея каравана начала разматывать свои кольца, вытягивая многокилометровое тело в сторону Тулы. Переход в Воронеж начался.
Если, по дороге в Москву, считал, что мы ехали медленно, то теперь мне продемонстрировали, что такое медленно по настоящему. Караван еле-еле делал в сутки тридцать километров, и это притом, что выходили затемно и так же останавливались. До Воронежа было под шесть сотен километров, значит, таким темпом будем идти минимум двадцать дней. Мне такой темп не подходил. Переформировал на стоянке караван, выделив из него летучие группы, одну для Тулы, с мастерами и минимумом снаряжения и две для Воронежа, Пусть уходят в отрыв и пока идет основной караван, намечают все места для работ. Проблема была только со мной. Надо было быть и там и там. Решил все же ехать в Воронеж, снаряды не так срочно нужны были, надеюсь, мастера справятся сами, а уж пробивных бумаг им надавал целые пачки, пускай Тульские заводы модернизируют. Кроме того, запретил передавать в Тулу новые технологии, снаряды и из чугуна лить можно. Отправил вместе с мастерами в Тулу двух святых отцов, пусть и там оплот веры строят. Через несколько лет на тульские заводы придут новые технологии к этому времени отцы должны взять процессы на заводах под контроль.
А наш летучий отряд ушел в Воронеж, ежечасно увеличивая отрыв от сыто ползущего удава, основного каравана.
Что можно сказать о зимней дороге в хороший и солнечный день. Красота неописуемая. Под полозьями скрипит снег, прямо перед тобой равномерно переваливается из стороны в сторону круп лошади, периодически обмахиваемый заиндевевшим хвостом, а по бокам стоят сплошные леса. Хорошо с лесами на Руси было. Зимники лежали, в основном, по руслам рек и ручьев, и лес не смыкал кроны над головой, а стоял как войска на параде, стройными шеренгами по бокам. Тем, кто умел читать зимник, дорога открывала множество скрытого, не хуже дорожных указателей. Вон там заломы из веток сделаны, означают отходящий тракт, проходимый для саней. А вон там ветки венком заплетены, знать ответвление к хорошей поляне для лагеря. Ближе к берегу пирамидка из трех слег стоит, промоина там, которой не видно, на санях лучше не соваться. Каждый раз дергал возницу, просил растолковывать знаки, а потом он уже и сам рассказывал. Забавно было на некоторые вопросы, получать ответ — просто ветка торчит. Сразу вспомнилась фраза толкователя снов — сны, бывают и просто снами, без мистического смысла.
Как обычно, с малым караваном, сторонились жилья. Но в Переславль меня уговорили заехать. Судя по карте, Переславль это Рязань, или где-то рядом с ней. Не стал сопротивляться, город должен быть большой, будет на что посмотреть.
В Переславль въезжали вечером, через огромные ворота, не менее внушительной башни. Город был действительно крупным и богатым. Много каменных домов, и особо много церквей, в одну из которых, и собирались мои спутники. Ходили кланяться Архангельскому собору, были у них там какие то общие корни, за одно и Успенскому, да так и пошли по храмам. Из чего сделал закономерный вывод, что никуда сегодня уже не пойдем и начал договариваться о постое в "гостинице черни", мы, князья, не гордые, а по внешнему виду никто в князья и не определит, так что местную ночлежку на один день переживу. Вот в этом и была ошибка, о которой узнал позднее. А пока с интересом бродил по городу, и по ремесленной слободе за ним. Первым делом пошел к Переславльским кузнецам, посмотреть, как и что они делают. Заинтересовался большими объемами железа в мастерских, обычно у кузниц несколько криц было сложено, а тут крицы лежали десятками. Откуда столько? Поговорил с мастерами. Везли крицы в основном из-под Тулы. Но промелькнули месторождения под Воронежем. Вот эта информация заинтересовала серьезно, и пригласил мастера в таверну, где и обсуждали, откуда под Воронежем руда. Но мастер настаивал, руда есть и руды много — верст тридцать выше по течению реки Воронеж от города. Там и деревня есть большая, где добытчики да углежоги обитают. Там и покупает, когда караван в Воронеж ходит. Очень подробно выспрашивал, насколько много там руды, больно уж серьезная информация. Мастер пожимал плечами, кто же его знает, сколько ее там, но сельчане готовы поставлять любое заказанное им количество. Задумался. Железоделательный завод в нескольких десятках километров от верфей, да на своем сырье — очень вкусная перспектива. То, что об этих месторождениях ничего не знаю — еще ни о чем не говорит, мне из месторождений вообще на ум приходят только Урал и Курск. Точно! Там же Курск где то рядом должен быть, может рядом с Воронежем выходы Курской аномалии? В конце концов, какая мне разница. Местные говорят — руда есть и ее много! Мое дело завод ставить.
Послал гонца в Тулу, забирать половину моих мастеров и одного святого отца, пускай догоняют нас, будем ждать их у села Липские Студёнки, где и брали крицы кузнецы. Маршрут не поменялся, нам было по пути, но вот несколько дней на реке Липке придется провести. Теперь, уже с нетерпением ждал отъезда, который задерживали мастера своим благочестием.
Самое яркое впечатление Переславль произвел двумя вещами. Завораживающим перезвоном колоколов, когда перезвон подхватывали и переплетали множество колоколен разных церквей. И полчищами мелкой живности, которые набросились на нас в этой ночлежке, не хуже поморской мошки. Только, в отличие от мошки, избавиться от них было много труднее. Даже после бани с травами и смены одежды, все было плохо, зараженные комплекты оставили вымерзать в отдельных санях. Клянусь, до этого момента, о проблеме насекомых даже не задумывался, а вот окунувшись в обычный среднерусский быт, получил себе почесуху и зарубку на память — никаких больше постоялых дворов, свой лагерь за городом предпочтительнее.
Вновь потянулись сотни километров глухих лесов, по берегам реки, разбавляемых редкими ночевками, и частыми деревеньками, из нескольких домов. Погода испортилась, и теперь, вместо звенящей радости приносила только тоску и нетерпеливое ожидание, когда же эта дорога закончиться.
Через пять дней, под вечер, добрались до этих Студеных Липок. Большое село, под сотню дворов. Пошел искать старосту и тыкать в него бумагами Петра. На его деревню не покушался, за работы обещал щедро платить, и даже дал задаток, аж десять рублей, что по местным меркам тут же сделало меня благодетелем и отцом родным. Деревня засуетилась.