Остаток дня - Кадзуо Исигуро

– Понятно. Так сказать, различие в национальных темпераментах.

При этих словах улыбка мистера Льюиса сделалась еще шире. Он молча кивнул, словно подтверждая, что теперь ему многое стало ясно, и затянулся сигарой. Задним числом, вероятно, кое-что вспоминается теперь по-другому, но у меня твердое ощущение, что именно в ту минуту я уловил в обаятельном американском джентльмене некую странность, может быть, двуличие. Если у меня, однако, в ту минуту и родились подозрения, лорд Дарлингтон, судя по всему, их не разделял, ибо после очередной неловкой паузы его светлость, похоже, пришел к определенному решению.

– Мистер Льюис, – произнес он, – позвольте высказаться начистоту. Тут, в Англии, у большинства из нас нынешняя французская позиция вызывает презрение. Можете называть это различием в национальных темпераментах, но я рискну утверждать, что речь идет о вещах посерьезней. Негоже злобствовать на противника после того, как конфликт исчерпан. Уложили его на обе лопатки – и схватке конец. Поверженного врага не бьют ногами. С нашей точки зрения, французы ведут себя все более варварски.

Мистер Льюис, видимо, не без удовлетворения выслушал эту тираду. Пробормотав что-то одобрительное, он одарил всех сидящих довольной улыбкой сквозь густое облако табачного дыма, висевшее над столом.

Наутро прибыли две дамы из Германии – тоже раньше, чем их ожидали. Они ехали вместе, несмотря на бросающуюся в глаза разницу в происхождении и общественном положении, и привезли с собой внушительную команду горничных и лакеев, не считая горы чемоданов. Во второй половине дня пожаловал джентльмен из Италии в сопровождении камердинера, секретаря, «эксперта» и двух телохранителей. Не представляю, что этот джентльмен мог думать о нашей стране, раз прихватил этих последних, но, должен сказать, довольно дико было видеть в Дарлингтон-холле двух молчаливых громил, которые всегда околачивались в нескольких ярдах от того места, где в данный момент находился итальянский джентльмен, и подозрительно косились по сторонам. Как потом, кстати, выяснилось, телохранители работали посменно: кто-то из них днем спал в самое неурочное время, с тем чтобы ночью у хозяина оставался хотя бы один бодрствующий страж. Едва узнав про эти меры предосторожности, я попытался сообщить о них мисс Кентон, но она снова отказалась вступать в разговор, и мне, дабы довести дело до конца, пришлось-таки написать ей записку и подсунуть под дверь гостиной.

На другой день приехали новые гости, и, хотя до открытия конференции оставалось целых двое суток, Дарлингтон-холл оказался набит людьми разных национальностей; они разбредались по комнатам и беседовали или бесцельно бродили по холлу, коридорам и лестничным площадкам, разглядывая картины и предметы старины. Друг с другом гости были неизменно предупредительны, однако на этой стадии воздух в доме как бы пропитался напряженностью, порожденной большей частью взаимным недоверием. Заразившись беспокойством хозяев, приезжие слуги и камердинеры поглядывали друг на друга явно неприветливо, и мои подчиненные были, пожалуй, только рады, что работа не оставляет им времени на общение с чужаками.

В один из таких дней, когда меня рвали на части со всякими делами и просьбами, я случайно глянул в окно и заметил юного мистера Кардинала – тот прогуливался на свежем воздухе, как всегда, при портфеле. Молодой человек медленно шел по дорожке вокруг лужайки, погруженный в глубокое раздумье. Одинокая эта фигура, конечно, напомнила мне о поручении его светлости, и я прикинул, что открытый воздух, непосредственная близость к природе и, в частности, пасущиеся неподалеку гуси, которые годятся в качестве примера, – неплохая обстановка для того, чтобы провести порученный разговор. Я даже сообразил, что если, не теряя времени, выскочить из дома и укрыться за пышным кустом рододендрона у дорожки, то мистер Кардинал как раз пройдет мимо. Тогда я смогу выступить из-за укрытия и исполнить порученное. Допускаю, что мой стратегический план не отличался особой тонкостью, но прошу принять во внимание, что и стоявшая передо мной задача, хотя, конечно, важная, в то время едва ли могла считаться первоочередной.

Почву и листву на кустах и деревьях прихватило легким инеем, но для этой поры день выдался мягкий. Я быстро пересек лужайку, схоронился за кустом и вскоре услышал шаги мистера Кардинала. К несчастью, я немного ошибся в расчетах. Я собирался выйти из-за куста, когда мистер Кардинал будет еще на подходе, с тем чтобы он меня заблаговременно увидел и решил, что я направляюсь к беседке, а может, и к домику садовника. Я бы в свою очередь сделал вид, будто только что его заметил, и затеял непринужденный разговор. Получилось, однако, так, что я затянул с выходом и, боюсь, несколько испугал юного джентльмена, который отпрянул и обеими руками прижал к груди портфель.

– Виноват, сэр.

– О Господи, Стивенс! Как вы меня напугали!

Я было подумал, что обстановка у нас накаляется.

– Виноват, сэр. Но дело в том, что мне нужно вам кое-что передать.

– О Господи, ну и напугали же вы меня.

– С вашего позволения, сэр, я сразу перейду к существу дела. Извольте обратить внимание вон на тех гусей.

– Гусей? – Он удивленно огляделся. – Да, вижу. Действительно, гуси.

– А также на цветы и кустарник. Сейчас, понятно, не самое подходящее время года, чтобы любоваться их красотой, но вы понимаете, сэр, что с наступлением весны повсюду вокруг мы сможем наблюдать перемены – перемены особого свойства.

– Да, разумеется, у поместья сейчас не лучший вид. Но если начистоту, Стивенс, я не очень-то обращал внимание на красоты природы. Тут у нас неприятности. Этот мсье Дюпон прибыл в самом гнусном настроении. Этого нам только не хватало!

– Мсье Дюпон прибыл, сэр?

– С полчаса назад. И в прескверном расположении духа.

– Простите, сэр, но мне нужно немедленно им заняться.

– Разумеется, Стивенс. Что ж, с вашей стороны, было очень любезно выйти со мной поболтать.

– Великодушно простите, сэр. Дело в том, что я бы сказал вам еще пару слов на тему, как вы изволили выразиться, красот природы. Если б вы соблаговолили меня послушать, я был бы вам очень признателен. Но боюсь, что с этим придется повременить до другого подходящего случая.

– Что ж, буду с нетерпением ждать этого разговора, Стивенс. Хотя сам я, скорее, по рыбной части. О рыбе я знаю все, и о морской, и о пресноводной.

– Для нашей предстоящей беседы, сэр, все живые твари годятся. Однако прошу меня великодушно простить. Я и не знал, что мсье Дюпон уже прибыл.

Я заторопился в дом, где меня сразу перехватил старший лакей, сообщивший:

– Мы вас обыскались, сэр. Приехал французский джентльмен.

Мсье Дюпон оказался высоким изящным джентльменом с седой бородкой и при монокле. Он прибыл в платье того типа, какое часто видишь на джентльменах с континента, когда они отдыхают, а он и в самом деле все время, что у нас прогостил, старательно делал вид, будто приехал в Дарлингтон-холл исключительно с одной целью: отдохнуть и пообщаться с приятелями. Как справедливо отметил мистер Кардинал, мсье Дюпон прибыл не в лучшем расположении духа. Теперь уж и не припомню всего, что раздражало его с той самой минуты, как он ступил на английскую землю несколькими днями раньше; там было много чего, но главное – он стер ноги, гуляя по Лондону, и теперь опасался, что на потертости попала инфекция. Я адресовал его камердинера к мисс Кентон, но это не помешало мсье Дюпону через каждые два-три часа вызывать меня как простого лакея и требовать:

– Дворецкий! Еще бинтов.

Настроение у него, по-видимому, значительно улучшилось, когда он встретился с мистером Льюисом. Они с американским сенатором поздоровались как старые приятели и до конца дня были неразлучны, смеялись, вспоминали случаи из прошлого. Было заметно, что почти беспрерывная опека мистера Льюиса над мсье Дюпоном причиняет серьезные неудобства лорду Дарлингтону, который по понятным соображениям стремился установить с этим важным джентльменом тесные личные контакты еще до начала дебатов. Я своими глазами видел, как его светлость несколько раз предпринимал попытки отвести мсье Дюпона в сторонку, чтобы поговорить без свидетелей, но тут же появлялся мистер Льюис со своей неизменной улыбкой, произносил что-нибудь вроде: «Прошу прощения, господа, но я никак не могу понять…» – и его светлость обнаруживал, что ему приходится выслушивать очередную порцию забавных историй из репертуара мистера Льюиса. Однако, не считая мистера Льюиса, все прочие гости, то ли из страха, то ли от неприязни, сторонились мсье Дюпона; это бросалось в глаза даже в общей атмосфере настороженности и только усиливало ощущение, что от мсье Дюпона одного и зависит исход предстоящих переговоров.

Конференция открылась дождливым утром в последнюю неделю марта 1923 года; местом ее проведения выбрали не совсем подходящую для этих целей гостиную, приноравливаясь к «неофициальному» статусу многих участников. Надо сказать, что, на мой взгляд, от этой игры в неофициальность начало уже отдавать нелепицей. Как-то странно было видеть в сугубо дамской гостиной такое множество суровых джентльменов в темных пиджаках; им зачастую приходилось сидеть втроем или вчетвером на одном диване; но некоторые из присутствующих так усердно изображали обычный светский прием, что даже умудрились разложить на коленях раскрытые журналы и газеты.