Дневник плохой девчонки - Кристина Гудоните
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Представляешь, сколько там райских яблочек? Сколько вина можно из них наделать? Мой дедушка такого случая не упустил бы!
Мы дружно захохотали. Почему-то мне ничего подобного в голову не приходило.
— Ну да! Наделает вина, потом откроет кабачок и давай спаивать всех райских жителей и всех ангелов! Ой, не могу!
Прихватив с собой вино и чай, мы вернулись в комнату. Я попробовала вино — оно оказалось сладким и почему-то пахло вишнями.
— Вишнями пахнет.
— Да, я добавляю их для аромата.
Эле открыла окно, и на широкий жестяной подоконник тут же слетелась стая голубей, а некоторые, самые смелые, принялись спокойно разгуливать по письменному столу. Эле принесла батон и покрошила на подоконник.
— А это, — спросила я, — твой птичник?
— Ага, мои вечно голодные дружочки.
Я стала разглядывать фотографии на стенах. На всех была Эле. На одной она — совсем еще маленькая и очень серьезная девочка в смешном вязаном платьице — стояла между пожилым седым мужчиной и молодой женщиной, на другой была уже школьницей с лыжами на плече… Эле в лодке, со щукой в высоко поднятой руке, Эле, занавесившаяся волосами… С одного из снимков на меня, прижавшись друг к другу щеками, смотрели Эле с Робисом, оба улыбались. Видеть Робиса улыбающимся было странно.
— Здесь ты живешь, а та комната — мамина? — спросила я.
— Мама в Ирландии, работает там…
— Так ты что, живешь тут совсем одна?
— Ну… в общем, да. Мама приезжает один-два раза в год.
— Недавно приезжала, — я вспомнила заплаканную женщину у двери директорского кабинета.
— Да-а… — вздохнула Эле. — Пришлось. Знаешь, эти дети!.. С ними столько хлопот…
Она снисходительно усмехнулась. Я отпила еще глоток вина и снова почувствовала вишневый аромат. Эле сидела в кресле и ласково поглаживала собственный живот. Все-таки она странная.
— Ты его хочешь?
— Ребеночка? Сначала не хотела, потому что страшно испугалась, а теперь уже хочу.
— М-м… Можно закурить?
— Можно. Сейчас принесу пепельницу. — Эле встала.
— А сама не куришь?
Она остановилась в дверях, повернулась ко мне и улыбнулась до ушей:
— Конечно, нет!
Бред какой-то — она совершенно не выглядела несчастной! А может, иметь ребеночка совсем даже и не плохо? Я крошила голубям хлеб и глазела на прохожих. Вернулась Эле с пепельницей.
— Знаешь, Эле, у тебя здесь все как в старых черно-белых фильмах.
— Ага, и Робис говорит, что здесь прямо феллиниевская Италия…
— Он здесь был? (Глупее вопроса не придумаешь!)
— Само собой, он часто приходит. Я… Он мне очень помогает… Хочешь, покажу, что Робис подарил мне на день рождения?
Эле сняла с полки новехонький ноутбук — я такие видела в рекламе. Пожалуй, это был единственный предмет в ее комнате, напоминавший о том, что на дворе двадцать первый век. Признаюсь, я сильно удивилась.
— Ого… Дорогой, наверное…
— Наверное… — согласилась Эле.
Нежно провела рукой по крышке компьютера и осторожно поставила его на место. Повернулась ко мне.
— А ты? С родителями живешь?
— Сейчас с мамой, — сказала я, и почему-то мне стало очень грустно.
— Хорошо тебе…
— Не очень…
Эле, видно, поняла, что лучше об этом не расспрашивать.
— Мне бы хотелось поехать к маме в Ирландию. Поглядеть, как она там живет…
— А насовсем туда уехать не хотела бы, что ли?
— Нет, просто мне за нее неспокойно…
— Ты когда-нибудь бывала за границей?
— Никогда. Представляешь, я только и была, что в Каунасе на экскурсии с классом и в Паневежисе — ездила тетю хоронить. Больше нигде. Я патологически верна Вильнюсу.
Эле громко засмеялась, хотя я-то ничего смешного в этом не нахожу. И вдруг мой ум озарила гениальная — иначе и не скажешь! — мысль.
— Эле! А хочешь поехать к морю?
— К морю? Конечно, но…
— Послушай, а если я подарю тебе путевку в Ниду — поедешь?
— Не знаю… В Ниду? Там очень красиво, да? Но ведь путевка, наверное, недешевая?
— Какая разница, сколько она стоит? Эле, если ты не поедешь, я вообще пропала!
— Да что ты? А почему?
— Понимаешь, на меня неожиданно свалились две путевки: одна — в Ниду, а другая… в другое место. В общем, мама хочет, чтобы я поехала в Ниду, а я туда не могу — мне надо в другое место. Но я не хочу, чтобы мама об этом узнала. Пусть думает, что я уехала в Ниду, так всем будет спокойнее…
Честное слово, я утомилась, пока все это ей объясняла! А она смотрела на меня с легким недоумением. Мягко говоря.
— Если я правильно поняла, — наконец ответила Эле, — ты хочешь, чтобы я поехала туда вместо тебя?
— Ну да! — воскликнула я. — Так что, поедешь?
— Не знаю… А вдруг до твоей мамы дойдет? Представляешь, что тогда начнется?
— Откуда она узнает? Звонить-то мне она будет на мобильник. А ты приедешь туда вместо меня и сможешь целый месяц купаться в море.
— Целый месяц?! Я никогда на море не была…
— Там оздоровительный лагерь. А тебе как раз сейчас не мешает позаботиться о своем здоровье.
— Что верно, то верно… — вздохнула Эле. — И докторша моя то же самое говорит. Велела пить кальций и витамины.
— Тем более! В лагере о тебе позаботятся как надо. Ты ведь хочешь, чтобы твой ребеночек родился здоровым?
— Еще бы! Больше всего на свете хочу.
— Ну что, договорились?
— А можно мне немножко подумать?
— Думать некогда: ехать уже послезавтра.
— Послезавтра? Так скоро?
Она выглядела совершенно выбитой из колеи.
— Да. Путевка с первого июля.
Эле помолчала. Встала, подошла к окну, выглянула на улицу. Я забеспокоилась — а вдруг она не захочет ехать?
— Может, тебе жалко расставаться с Робисом на целый месяц? — тихо спросила я.
— Робиса родители увезли в Африку. Пытаются от меня уберечь.
Я чуть не завизжала от радости:
— Видишь, как чудесно все складывается!
Эле повернулась ко мне. Я увидела у нее на глазах слезы. Думала, сейчас свихнусь.
— Не знаю, что и сказать… — проговорила она. — Ты очень хороший человек, Котрина… Никогда не думала, что так… может быть…
И тут случилось нечто неожиданное: не знаю, какая сила нас подтолкнула, но мы кинулись друг дружке в объятия и разревелись, как две дуры! Честное слово, уж что-что, а реветь вдвоем с кем-то я еще никогда не пробовала!
Не знаю почему, но я рассказала Эле почти все. Выложила всю правду про отца, Элеонору и бабушку Виолу-Валерию, про маму и Гвидаса, про Лауру и Силву. Умолчала только про бабульку, которую собралась обчистить, и о своем великом плане сбежать на край света — Эле была слишком доверчива и слишком близко принимала все к сердцу, и я не хотела, едва с ней подружившись, ее напугать. Сказала, хочу пожить одна и ни от кого не зависеть, потому что никому до меня нет дела, а там видно будет. Странно, но она все поняла правильно.
— Тебе понадобятся деньги, — сказала Эле, дослушав.
— Заработаю…
— Это не так просто.
— Знаю.
— У меня есть немного… Может, возьмешь?
— Нет, сама справлюсь.
Знала бы ты, Эле, как я завтра разбогатею! В это самое мгновение я поклялась себе, что подарю Эле из бабулькиных сокровищ не меньше тысячи литов и сделаю это тайно, как граф Монте-Кристо.
— Жить тебе пока негде, — продолжала рассуждать Эле. — Может, хочешь пожить у меня, пока что-нибудь найдешь?
— Может… — промямлила я.
Доброта Эле меня просто убивала, мне было не по себе оттого, что нельзя рассказать ей всей правды.
— Живи сколько хочешь, мамина комната свободна…
— Все равно надолго я здесь не задержусь, — сказала я, желая хоть сколько-нибудь подготовить Эле к будущим событиям. — Через месяц-другой, как денег заработаю, куда-нибудь уеду. Хочу поглядеть мир.
— Да… Я бы тоже хотела…
Итак, мы договорились, что я:
Поживу у Эле, пока она будет в Ниде. (Здесь меня никто искать не станет — все будут думать, что я в лагере.)
Пока Эле не вернется, буду поливать ее садик и кормить голубей.
Два раза в день буду выгуливать соседскую собачку. (Эле о ней заботится, когда соседи уезжают в отпуск, а они как раз сейчас отдыхают.)
Каждый день буду вынимать из почтового ящика письма от Робиса и читать их Эле по телефону. (Чтобы она могла сразу отвечать.)
В день отъезда мы встретимся на вокзале, и я отдам ей путевку, а она мне — ключ от своей квартиры. (Если мама отвезет меня на вокзал и захочет помахать вслед уходящему поезду, путевку Эле отдам в поезде, потому что мне волей-неволей придется в него сесть. Тогда доеду с ней до первой станции, а оттуда автобусом вернусь в Вильнюс.)