Святая грешница - Пьер Милль

Услышав этот приговор, Клеофон пришел сначала в сильное раздражение, а потом вышел из себя, потеряв всякое самообладание от гнева и озлобления, охватившего его.

По причинам, о которых лучше не упоминать, все, говорившее о нормальных любовных отношениях, внушало ему ужас. Он считал их отвратительными, ужасными, его тошнило от них. И тем не менее он способен был платонически любоваться красотой женщин, как если бы сам принадлежал к их полу. Кроме того, гонения сами по себе возмущали его до глубины души. Он никогда за всю свою жизнь не мог понять, как можно запрещать людям делать то, что им хочется, если это никому не вредит. Да еще карать их за это!

Таким образом, по иным причинам, нежели Перегринус, он тоже потерял власть над собой и стал осыпать правителя оскорбительной бранью:

– Ты рехнулся, что ли? Ты, может быть, спьяну уселся в это кресло? Оказывается, ты гораздо глупее, чем я думал, и вдобавок еще невежда! Разве ты не слышал, что эта девушка благородного происхождения? По какому праву ты посылаешь в публичный дом женщину, вольную распоряжаться своим телом? Такие вещи можно проделывать только с рабами, да и то, если бы это сделал я, я считал бы себя мерзавцем. Правда, я простой смертный, а не какой-то дурак-правитель!

На этот раз совершенно хладнокровно Перегринус поднял глаза и, увидев, с кем имеет дело, разразился смехом:

– Это ты, Клеофон? Ты, о котором нельзя сказать, как о Юлии Цезаре: «жена всех мужей и муж всех жен», потому что к тебе может относиться только первая половина?.. И ты выступаешь в защиту девственниц?

Эта шутка развеселила толпу. Клеофон, растерянный, бормотал что-то невнятное. Между тем легионеры окружили его плотным кольцом и оттеснили вниз со ступеней.

– Отведите эту женщину, куда я приказал! – сказал Перегринус, выведенный из терпения. – Следующая!.. Миррина!

– Позволь мне, – сказал Филомор, отталкивая Феоктина, – выступить в защиту этой женщины. Впрочем, говорить тут много не приходится: ошибка очевидна. Миррина – бывшая рабыня Афродиты, священная гетера. Ее тело с юных лет выполняло самые дорогие сердцу Греции обряды, самые достойные в глазах каждого честного человека. Если великая жрица не пришла сюда требовать освобождения своей рабыни, то это объясняется тем, что Миррина выкуплена Феоктином, римским гражданином, ее возлюбленным, который стоит тут, рядом со мной. Двухлетний ребенок знает больше о христианских таинствах, чем она. Она знает только любовь и искусство любить. И она любима. Так возврати же ее тому, кто ее любит, и мне, Филомору, и Сефисодору – вот они! – ее поручителям и друзьям. Она жаждет скорее исполнить обряд жертвоприношения. И кроме того, как только ты своим словом, я не говорю милостивым, но справедливым, вернешь ей свободу, она пойдет, клянусь тебе, зарезать голубку на алтаре божественной Афродиты! Хочешь, чтобы она подписала формулу отречения? В этом нет необходимости, потому что, повторяю тебе, она не христианка. Но она подпишет, если надо.

– О да! – воскликнула Миррина.

Ее лицо просияло. До этой минуты она ровно ничего не понимала и считала себя погибшей, неизвестно почему. И вот Филомор спокойно и ясно указал ей простой способ – и такой верный – доказать свою невиновность.

– Если она принесет жертву… – начал Перегринус.

– Господин! – прервал его Веллеий. – Эта девушка действительно куртизанка. Но мы знаем, что среди куртизанок бывают христианки. И наконец, если бы даже она и принесла жертву… Верующие в олимпийских богов, но оказавшие христианам какое-либо содействие, способствовавшее их бегству или сокрытию предметов от конфискации, согласно эдикту заслуживают наказания наравне с христианами. Куртизанка Миррина виновна в укрывательстве. Донесение стационеров отвечает действительности…

Преступление, в котором обвинялась Миррина, считалось очень тяжким. Римские власти отлично понимали, что христиане потом могут отказаться от своего отречения, заявить, что жертву они принесли по принуждению. Закрыть или уничтожить места их сборищ – тоже была мера, в конце концов не достигающая своей цели: они могли собираться в новых местах.

Единственное средство уничтожить секту заключалось в том, чтобы помешать им исполнять обряд очищения – сущность их религии. Для выполнения этого обряда необходимы были сосуды и главным образом книги. Вот почему придавали такое большое значение их изъятию.

Веллеий отлично знал, что делает, настаивая на этом пункте. Через Миррину он наносил удар Феоктину, против которого затаил злобу, зная, что жена его была к нему неравнодушна. Он и не подозревал, что, действуя в этом направлении, он является соучастником Евтропии, которая питала надежду вернуть себе бывшего любовника после гибели Миррины. Это часто бывает в жизни.

– Девушка, – обратился к ней Перегринус, – кто дал тебе эти книги?

– Никто…

– Никто? Что же, ты хочешь сказать, что сама взяла их или нашла где-нибудь?

– К сожалению, я и этого сказать не могу. Я не знала о их существовании.

Веллеий усмехнулся: ловко придумала, нечего сказать!

Феоктин, возмущенный, не мог больше выдержать:

– Да что это такое? Люди, правящие Коринфом, кажется, с ума сошли! Перед вами девочка, почти ребенок, нехристианка, готовая принести в этом клятву, и несколько человек ее друзей согласны подтвердить эту клятву. Назовите мне имя хоть одного христианина, с кем бы она имела сношения! Разве возможна тут принадлежность к секте? В чем же дело? Какой-нибудь раб, подстрекаемый врагом, а может быть, и сам из чувства злобы совершил предательство…

– Ты кого-нибудь обвиняешь? – спросил Перегринус.

– Кого я могу обвинять? Разве я имею отношение к полиции? Разве я начальник стационеров? Прикажи отыскать, они найдут!

– Молодой человек! – произнес не без иронии Перегринус. – Моя полиция не может начать розыски без тени указания с твоей стороны. Довольно! Сокрытие книг доказано. Обвиняемая понесет наказание, положенное лицам, виновным в сокрытии… Кто следующий? Онисим, так называемый епископ…

– Господин, – сказала Миррина, – пощади меня! Ты видишь, я ничего не знаю и только потому, что я ничего не знаю, я не могу ничего сказать. Надо, чтобы я хоть что-нибудь знала для того, чтобы ответить тебе… даже солгать! Я почитаю Афродиту, Феба-Аполлона, всех богов, Изиду… Неужели они бессильны защитить меня?.. Не наказывай меня, я не сделала ничего дурного… Я объяснила бы лучше, если бы не боялась так…

Она упала на колени, такая миниатюрная, что с высоты портиков, куда влезли те, кому не хватало места на агре, казалась белым пятнышком, брошенным платком.

– Отпусти ее на свободу! – предложил Феоктин. – Я поручусь за нее головой, имуществом. Назначь только сумму!