Европейское воспитание - Гари Ромен

– Lchou nraouno ladonainorio itsour echeinoul! - рыдал Сема. - Chma izrael adonai… Кто-нибудь остался снаружи, на карауле?

– Цимес, - быстро сказал один из верующих, вперив глаза в Писание и ударяя себя в грудь. - Цимес остался… Chma izrael adonaieloheinou adonaiecho!

- Boruch, chein, kweit, malchuze, loeilem, boet… - благоговейно пропел голос Цимеса. - Я здесь, ребе. Я хочу молиться, как все!

– Arboim chono okout bdoir vooimar! - про-

____________________

1 Еврейская молитва.

бормотал певчий, покачиваясь. - Так кто-нибудь остался снаружи или нет?

– Arboim chono okout bdoir vooimar! - запричитал Цимес, чтобы не компрометировать себя.

– Adonaiechot! - завыл певчий, целуя кончик талеса и зверски ударяя себя в грудь. - Значит, никто не остался на карауле? Arboim chono okout… Говорю же вам, что это нехорошо; нужно, чтобы кто-то вышел наружу и встал на карауле! Arboim chono okout…

– Вы уже пропели это трижды, ребе! - грубо перебил его молодой Цимес.

– Bdoir vooimar! - закончил Сема. - Не надо мне указывать, что я должен делать!

– Зачем мы пришли сюда - молиться или спорить? - сердито вмешался маленький рыжеватый еврей.

– Не надо мне напоминать, зачем мы сюда пришли! - огрызнулся певчий. - Chiroum ladonaichir chadoch!

- Chirou ladonai.

- Oi, chirou ladonai! Пойте, пойте новую песнь пред Господом! Каминский, выйди и встань на карауле.

– Oi, chirou ladonai! - тотчас же откликнулся Каминский с горящими от восторга глазами. Это был бородатый еврей-великан, бывший извозчик из Вильно.

– Ladonaichir chodoch! - пробормотал певчий. - Каминский, я что тебе сказал? Я тебе сказал: выйди и встань на карауле!

– La… a… adonaichir chidoch!

- Каминский, я тебе сказал…

– Не приставайте ко мне! - вдруг заревел великан, и его глаза налились кровью. - Когда ко мне пристают, я начинаю сердиться! А когда я сержусь… Chirou ladonaichir chodoch!

– Boruch, chein, kweit, malchuse, loeilem, boet! - быстро пропел певчий. - Я буду смеяться, когда нас всех перестреляет патруль!

– Adonaiechot!

- Я буду смеяться, когда нас всех перестреляет патруль, oi, как же я буду смеяться! Chma izrael adonai!

- Я буду смеяться, когда нас… тьфу! - сердито сплюнул Каминский. - Капелюшник, ты сбиваешь меня! Ты что, не можешь спокойно читать свою молитву?

– Как вы хотите, чтобы я спокойно читал свою молитву, если повсюду рыщут злодеи, готовые перерезать нам горло, а никто не стоит на карауле? Lefnei adonaiki vo michpoit gooret! Как же вы хотите?

– Vo michpoitgooretz! Тебе везде злодеи мерещатся! Kivo, kivo, adonaikivo… Встаньте, встаньте пред Господом!

- Adonaikivo; chma izrael adonai… Что я слышал?

– Ничего ты не слышал, ребе!

– Я что-то слышал. Chma izrael adonaieloheinou…

- Adonaiechot… Oi… Что это было? Не пугайте меня, ребе… У меня жена на седьмом месяце, беременных нельзя пугать. Molchem booilem boit! Могут быть преждевременные роды.

– Могут быть пр… тьфу, тьфу, тьфу! - снова ошибся Каминский. - Я с вами с ума сойду! Molchem booilem boit!

После моления евреи вышли в ночь и разбрелись по лесу. У выхода Янкель встретился с Каминским.

– Ну что?

– Грузовик каждый день проезжает по дороге вдоль Вилейки. Обслуживает одиночные посты. Я видел боеприпасы, оружие…

– Охрана?

– Обычно три человека, не считая шофера. Один в кабине и двое в кузове… Ни о чем не догадываются.

– Во сколько?

– В четыре грузовик проезжает большую излучину Вилейки: там сильный наклон метров на пятьсот. Самое подходящее место.

Они расстались. Янкель ушел в ночь.

23

– Гм…

Черв окинул свой маленький отряд критическим взглядом.

– Марш!

Тронулись. Они шли гуськом, с Червом во главе. У него была странная манера носить винтовку: ремень через шею, а ружье поперек груди. Он опирался на него обеими руками. Благодаря платку на голове, со спины он был похож на матушку с ребенком на руках. Крыленко шел с трудом, волоча ногу. Его лицо кривилось от боли…

– Ревматизм! - с грустью объяснял он Янеку.

Махорки не было: в Пясках рожала женщина, и уже два дня он бродил вокруг хутора, бормоча молитвы. На поясе у Янкеля висела связка гранат. Станчик спрятал в рукав нож: это было его единственное оружие… Трое братьев Зборовских были экипированы лучше всех: у каждого немецкая винтовка, штык, маузер и полный патронташ. Безоружный пан меценат рысил перед Янеком. В огромной шубе, вечно вонявшей мокрой собакой, у него был нелепый, смешной вид. Он то и дело останавливался и бегал в кусты: у него было расстройство кишечника. Потом догонял их в изнеможении и бормотал извинения. Так он прошел половину пути и в конце концов, измотанный и ноющий, остался где-то в чаще. Янек замыкал колонну. Они прибыли к излучине Вилейки заблаговременно и расположились по обе стороны дороги. Двое старших братьев Зборовских встали на вершине холма, как раз у того места, где водитель грузовика должен был переключить скорость перед спуском. По ту сторону Вилейки садилось солнце, снег был твердым и гладким: под скупыми лучами солнца он превратился в плотную массу. Они ждали больше получаса, лежа на снегу. Чувствуя, как замерзают внутренности, Крыленко вскочил и выругался.

– Лежать! - приказал Черв.

– Хочешь, чтобы я отморозил себе?… - возразил Крыленко.

Черв мигнул глазом.

– Он меня оскорбляет! - возмутился старик.

– Я не нарочно, - сказал Черв. - Это нервный тик. Не кричи.

Они услышали гул мотора. Услышали, как шофер переключил скорость. Из-за поворота появился грузовик и начал взбираться на гору. Это давалось ему с трудом. Наверное, был тяжело гружен. Янек увидел бледное, оглушенное лицо водителя: видимо, устал от холода и шума. Рядом с ним дремал другой немецкий солдат. То был трехтонный, крытый брезентом грузовик. В кузове запел чей-то голос:

Ich hatt'einen Kameraden…1

Хор голосов подхватил:

Ich hatt'einen Kameraden,

Einen besserenfind'st du nicht…

Черв лежал ничком на снегу. Крыленко прошептал:

– Если Зборовские их атакуют, нам крышка.

Грузовик выехал на вершину холма, и они

____________________

1 Немецкая походная песня.

увидели два ряда немецких солдат, сидевших друг напротив друга с винтовками на коленях.

Ich hatt'…

Грузовик заскрежетал, сделал последнее усилие и исчез за склоном. Двое Зборовских перешли через дорогу и возвратились к ним.

– Правильно сделали, - сказал Черв. - Завтра начнем сызнова.

Когда они вернулись на следующий день, Черв взял Янека и поставил его у подножия холма.

– Свистеть умеешь?

– Да.

– Грузовик поворачивает здесь. Когда он будет проезжать мимо, заглянешь в кузов. Если там будет меньше шести человек, свистнешь. Все понял?

– Да.

– Повтори.

Янек повторил. Черв ушел, а Янек спрятался в кустах. Вновь солнце зашло за горизонт. Янек услышал гул мотора. За рулем был тот самый шофер, и тот самый солдат спал на соседнем сиденье. Грузовик повернул и начал подниматься в гору. Янек раздвинул кусты и посмотрел. В кузове на ящике сидел один человек. Похоже, дремал. Янек пристально смотрел на него пару секунд. Это был старый Аугустус Шредер. Грузовик заревел… «В кузове один человек», - подумал Янек. Нужно свистнуть. Он вставил два пальца в рот. На ящике тряслось большое, худое тело немца, упиравшееся подбородком в грудь. Руки были скрещены. Один человек… Раздался короткий, пронзительный свист. Грузовик как раз выехал на вершину холма. Янек увидел, как с разных сторон дороги выскочили два черных силуэта, четко выделяясь на фоне красного неба. Он услышал два выстрела, и в тот же миг грузовик остановился. Он увидел, как Аугустус Шредер выпрыгнул из кузова и побежал сломя голову, размахивая длинными руками, похожими на лопасти ветряной мельницы. Тогда Янек вышел из кустов и побежал навстречу ему, крича: