Бессмертный солдат - Elliot Taltz

— Понятно. Лейтенант, я пришла поговорить с тобой на тему одного из курсантов твоего отряда. — Джейн присела на кресло и поежилась. Несмотря на наличие меха и одежды, ей показалось, что тут зябко.

— Ты это об Уилд?

— А ты сообразительный.

— Я просто умею читать.

— Просмотрел дела всех своих подопечных?

— Ну, а как иначе? Просмотрел. Эта Эрина Уилд, конечно, уникальная зверушка…

Джейн вздохнула, точно готовясь пропалить целую речь на одном дыхании.

— Я подозреваю, что ты будешь не в восторге от такого, но мне нужно, чтобы ты брал сверхурочные и занимался с ней индивидуально.

— О! Так мне за это платить будут? — Фил фальшиво обрадовался.

— Ну да.

— Отлично. Я уже потратил на неё часа три своей жизни, не забудьте это внести в свои умные бумажки и отдать их бухгалтеру.

Кошка покачала головой, поражаясь догадливости своего подчинённого.

— Как меня радует твоя смышлёность. Ты весь в маршал Гриффин.

Фил злобно зыркнул на Джейн. Та ясно ощутила его недовольство, но искренне не понимала причин для него. — Между нами общего столько же, сколько между мухой и орлом: возможно, оба летаем, но уровень абсолютно разный. И орёл ест мясо, а муха — дерьмо.

— И кто же муха?

— А вы подумайте.

Джейн промолчала, действительно не зная, что ответить, и кем Фил считает себя в данном сравнении. Но идеи были: всё же муха, ведь эльф глубоко уважал свою мать не только как женщину, которая его родила и воспитала, но и как выдающегося военачальника. Еще минуту потерпев неловкое и гнетущее молчание, Джейн продолжила:

— В общем, теперь ты знаешь. Будь к ней снисходительнее.

— Что в этой девчонке такого особенного?

— Это секретная информация.

Фил пожал плечами, допивая свой горький кофе.

— Впрочем, насрать.

— Не задерживайся и возвращайся домой, Фил, — дала напутствие капитан Тейлор, встав с кресла и покинув кабинет. Фил вновь остался наедине с собой и липкой холодной темнотой, окутывавшей его, подобно самому отвратительному одеялу, которое только можно было вообразить. Ему захотелось закурить, но прежде он убрал за собой, оделся и решил всё же вернуться к себе домой, а покурить уже по пути.

Оставшись без фуражки, эльф сам столкнулся с той проблемой, от которой уберег Эрину: его голова уже вся была в рыхлом холодном снегу, но ему было как-то всё равно оттого, что он холодный, тает и леденит кожу. Тепло от сигаретного дыма утешало и заставляло отвлечься. В течение пути он периодически поглядывал на море, окутанное рдеющей чернотой. В такой непроглядной тени ночи не было видно горизонта, казалось, что солёная водная гладь и небо стали единым целым, и в этом сплошном месиве утопал и терялся идущий снег. Зима была самым нелюбимым временем года Фила: мороз, белизна и хруст снега возвращали его в странные воспоминания, которые он едва ли мог воспроизвести, но которые находили неприятный болезненный отклик в его душе. То было беззаботное детство? Или глупые иллюзии? Ведь когда-то он был счастливым ребёнком, который замечал искрящиеся блики в танце зимней пурги, и это приносило ему искреннюю радость. Холод, обжигающий кожу, лишний раз доказывал ему, что он жив и что эта жизнь прекрасна и удивительна. Сейчас же Филу было плевать. Всё выглядело унылым, однообразным и даже раздражающим. Самый насыщенный цвет выглядел серым, а самый яркий блик солнца — тускнеющим жалким огоньком свечи.

Наконец, добравшись до здания, где была его квартира, Фил закончил с курением, бросил окурок в урну и зашёл в парадную. Там же он стряхнул снег с головы и плеч и поднялся на третий этаж, отворил железную дверь, зная, что за ней его никто не ждёт, и нехотя забрёл внутрь, едва волоча ноги. Только тут на него накатила физическая усталость, эльф даже был этому рад: возможно, сегодня он будет спать чуть крепче, чем обычно.

Сон не пришёл сразу, но практически в тот же момент, в который Фил уставился в потолок, о себе дали знать навязчивые воспоминания о тех временах, когда и он был курсантом. Едва ли их отряд успел закончить обучение и подготовку, как их сразу выслали в горячую точку. Впервые жизни Фил там столкнулся лицом к лицу с настоящим драконом. Лютое чудовище колоссальных размеров. Одним ударом лапы он разносил здания, взмахом хвоста сметал половину улицы, а синее пламя, с грохотом и рёвом вырывавшееся из пасти, полной острых зубов, плавило землю, раскаляло воздух, а тех несчастных, кто попал под него, обращало в ничто. Однако, умереть в таком огне считалось быстрой и милосердной смертью, такой удостоилась большая часть его первого отряда, а вот его на тот момент возлюбленной, Оделии, или как он называл — её просто Оди, повезло меньше: чёрный дракон со всего размаху попытался пришлёпнуть девушку лапой, но немного промахнулся, из-за чего пострадала только нижняя половина её тела. Ещё какое-то время Оди оставалась в сознании, испытывая боль и ужас, осознать и понять которые Фил был просто не в силах, а когда делал попытки, то его охватывал настоящий удушающий ужас, готовый вот-вот вылиться в истерику. Но эльф каждый раз пытался сдерживать эти порывы, подходя к стене и хорошенько ударяя её кулаками. Боль в теле — любая — помогала отвлечься хоть немного.

Он помнил её глаза, серые глаза, полные безнадёжности и страха. Филу не нужны были слова, чтобы понять, как ей больно и что она не хочет умирать. Но ничего нельзя было изменить. И она это осознавала с ещё большим сокрушающим и добивающим ужасом, чем он. Сам Фил, в полном ступоре и скованный шоком, оставался с ней, глядя в её слезящиеся глаза и на побледневшее лицо, лицо человека, который отчаянно не желал прощаться с жизнью, по сути, совсем недавно её начав.

Дракон в тот момент был рядом. Фил замечал, что ящер с крайним любопытством наблюдает за происходящей у его лап картиной. Пока Фил держал не то что умирающую, а возможно, уже даже умершую Оди за руку, дракон положил огромную, не меньше шести метров в длину, голову на землю рядом с ними. Фил увидел этот бездонный сверкающий синий глаз, смотрящий на него ни то с досадой, ни то с усмешкой. Не моргая, не переводя взгляд. Словно это было не живое существо с какими-то мыслями и чувствами, а бездушный камень, насмехающийся своим равнодушием. У Фила же, несмотря на всё, оставался страх, животный ужас перед, как он сам увидел и понял, фактически непобедимой машиной уничтожения всего мира. В бездонном сапфировом глазе