Синдром Е - Франк Тилье

– Самое позднее – завтра. Служебный паспорт у вас с собой?

– Конечно. И мне положено по должности способствовать ускорению международных расследований. Даже если этого никогда не случается.

– Вот вам и доказательство, что случается. Только помните: в Египте вы будете связаны по рукам и ногам. Посольство приставит к вам переводчика, который ни на минуту вас не оставит, и вам не удастся сделать ничего, что может оказаться неугодно местным властям. Вы будете вынуждены передвигаться как по минному полю – с тысячей предосторожностей. Ладно, будем держать друг друга в курсе.

– Я имею право на ношение оружия?

– В Египте? Смеетесь, что ли?

Они обменялись рукопожатиями, и Шарко хотел было выйти, так и оставив девочку в кресле Переса, но тот снова его окликнул:

– Комиссар Шарко!

– Да?

– В следующий раз хорошенько подумайте, прежде чем посылать моих бригадиров за покупками!

Выйдя из здания региональной полиции, Франк направился к гостинице. Под мышкой – бумаги, в одном пакете – ведерко с розовым соусом, в другом – коробка с засахаренными каштанами. Вперед, в дорогу, к делу, со всей очевидностью в высшей степени опасному.

И будь готов, дорогой, погрузиться в дебри жаркого, пропахшего специями города.

Мифического города Аль-Кахиры.

Просто – Каира.

12

Проглотив у постели Жюльетты дрянной обед – кусок мяса без всякого соуса и отварную картошку, Люси пошла домой. Она снимала небольшую квартиру в студенческом квартале. По обеим сторонам зеленого бульвара – дома в неоготическом стиле, в том числе и сам католический университет, извергавший из себя после окончания занятий на улицы города несколько тысяч человек. И Люси, рядом с этой молодежью, рядом с дочками, которые так быстро росли, ощущала себя с каждым днем старше.

Она отперла входную дверь, вошла и сразу же отправилась в ванную: скорее, скорее затолкать все грязное – целый мешок! – в машину, скорее, скорее включить ее, это же единственный способ избавиться от жутких больничных запахов! Потом, стоя под теплым душем, она подставила под сильную струю сначала затылок – пусть хлещет, потом грудь – пусть поклевывает… Эти два дня вне дома, два дня, когда нормальную еду заменяли в основном жидкие кашки, когда умыться можно было только кое-как и наспех, а спать приходилось сложившись вдвое, лишний раз доказали, как она любит обычную свою жизнь. Как она любит жизнь со своими девочками, со своими привычками, с фильмами, которые можно смотреть по вечерам, сунув ноги в мягкие тапочки-зайчики, подаренные ей близняшками – и мамой – ко дню рождения. Стоит отнять у тебя самые простые вещи, сразу отдаешь себе отчет в том, что, в конце концов, не такая уж все это ерунда.

Обсохнув, она надела синюю шелковую тунику, легкую и свободную, не стеснявшую движений, натянула узкие брючки длиной до середины икры. Ей нравились контуры собственных икр, крепких и загорелых – загар она нагуляла, бегая два раза в неделю вокруг крепости. Когда близняшки пошли в школу, где можно поесть в столовой, ей удалось восстановить нужную пропорцию между работой, отдыхом и семьей. Люси снова стала женщиной – так мать говорит…

Она включила компьютер, зашла на сайт знакомств. Неудача с Людовиком не сказалась на ее привычке бывать здесь, немыслимо же отказаться от этой формы отношений: виртуальных, ни к чему не обязывающих, а главное – единственных, какие тебе преподносят готовыми, на блюдечке с голубой каемочкой. Это хуже наркотика, но в первую очередь это позволяет экономить время: она, как, впрочем, и любой, всегда старалась выиграть хотя бы минутку.

На аккаунте скопилось семь новых предложений. Изучив их, она сразу же выкинула пятерых, а двоих: брюнетов сорока трех и сорока четырех лет – оставила для дальнейшего рассмотрения. Уверенность в себе, которую излучали сорокалетние самцы, была для нее одной из основных приманок – как свидетельство внутренней силы и надежности, как гарантия того, что этот мужчина не бросит тебя ради первой попавшейся свистушки.

Люси вышла на площадку, ощущая затылком легкий холодок, сунула в замочную скважину ключ, попыталась запереть квартиру. И почувствовала, что, когда она пробует закрыть дверь на двойной оборот, ключ в замке будто обо что-то трется, будто за что-то цепляется. Она наклонилась, внимательно изучила и ключ, и замочную скважину, снова вставила ключ и снова попыталась запереть дверь. Ага… Запереть-то на этот раз удалось, но – преодолевая сопротивление, что странно. Раздосадованная, она отперла дверь и вернулась в квартиру. Осмотрела гостиную, прошлась по другим комнатам. Проверила шкафы, где хранились диски с фильмами и книжки. На первый взгляд все в порядке, все как было, так и есть… Разумеется, ей сразу вспомнился призрак из дома Людовика. Почему бы этому призраку, сделав обыск там и запомнив номер ее машины, не приехать потом к ней? Впрочем, любой другой на ее месте решил бы, что замок уже старый и пора его смазать… Люси улыбнулась, пожала плечами и вышла наконец на улицу. Хватит уже психовать из-за ерунды! И все-таки, отчалив, она еще долго смотрела в зеркало заднего вида и радовалась тому, что этот странный фильм у Клода Пуанье, стало быть в безопасности.

Поездку по тряским бельгийским дорогам до Льежа в стареньком автомобиле без кондиционера вполне можно было назвать подвигом, тем не менее она добралась без остановок и сразу нашла нужный дом. Дверь ей открыл Люк Шпильман, нижняя губа которого оказалась украшена совершенно омерзительным пирсингом…

– Это вы мне звонили?

Люси кивнула и показала служебную карточку со своей фотографией и полоской цветов французского флага наискось. Цель визита она объяснила еще по телефону, сославшись на часть правды: один из фильмов, купленных у Шпильмана Людовиком Сенешалем, заинтересовал полицию, поскольку содержит сцены насилия.

– Да, это я звонила. Можно войти?

Люк торчал в дверях и пялился на нее свинячьими глазками. Волосы у него на голове стояли дыбом, можно было подумать, перед ней Билл Каулиц из группы «Токийский отель».

– Ладно, пойдемте, только не говорите, что мой отец имел отношение к каким-то темным делишкам.

– Нет-нет, не беспокойтесь.

Они спустились по ступенькам в просторную комнату с верхним светом. Сквозь стекло в крыше было видно ясное синее небо, и Люси почудилось, что она попала в гигантский виварий. Люк Шпильман откупорил для себя бутылку пива, гостья попросила стакан воды. Кто-то в доме играл на каком-то музыкальном инструменте, нотки – легкие, чарующие – словно бы танцевали в воздухе.

– Это кларнет. Моя подружка играет.

Удивительно! Люси скорее представила бы себе его с девушкой, осваивающей электрогитару или даже ударные. Она решила не тянуть резину и перешла прямо к делу:

– Вы жили с отцом?

– Временами – да. Мы почти не разговаривали друг с другом, но у него никогда не хватало духу выставить меня за дверь. Вот я и мотался между этим домом и квартирой подружки. А теперь, когда его уже нет, думаю, сделал окончательный выбор.

Люк оторвался от своего семиградусного «Шиме Руж» и поставил наполовину опустошенную бутылку на стеклянный столик рядом с пепельницей, где лежали окурки косячков. Люси пыталась разобраться, что он за человек, этот дурачок: мальчишка явно строптив, упрям, скорее всего, избалован с детства. Похоже, недавняя кончина отца не слишком его опечалила.

– Расскажите мне об обстоятельствах смерти вашего отца.

– Так я ведь уже все рассказал полиции, и что тогда…

– Пожалуйста!

Он вздохнул:

– Я в это время был в гараже: когда старик продал машину, туда отправили все музыкальные инструменты. Ну и сочиняли мы тогда с подружкой и приятелем втроем одну композицию… А примерно в полдевятого вечера… может быть, в двадцать пять минут девятого… я услышал в доме какой-то грохот. Сперва побежал сюда, потому что в это время показывают новости, а мой отец во время новостей никогда бы на шаг не сдвинулся от телевизора. Да, точно, сначала я, значит, прибежал сюда, а когда в кресле его не оказалось, поднялся на второй этаж и увидел, что открыта дверь на третий, то есть на чердак. Мне это показалось очень странным.

– Почему?

– Потому что моему отцу было уже за восемьдесят. Двигался-то он еще неплохо, даже выбирался иногда побродить по городу или ходил в библиотеку, но наверх никогда не поднимался – слишком крутая у нас тут лестница. Если ему надо было принести с чердака какой-нибудь фильм, он всегда просил об этом меня.

Люси поняла, что напала на след. Что-то случившееся внезапно и совершенно непредвиденное заставило старика Шпильмана изменить обыкновению и подняться на чердак самому, не прибегая к помощи сына.

– А дальше, уже на чердаке, что было?

– Там я и обнаружил его тело – у подножия стремянки.

Люк уставился в пол, зрачки его были расширены. Но доля секунды – и он взял себя в руки.