Не ходи, Эссельте, замуж - Светлана Багдерина

– Выдохни… еще больше… еще…

– Ай!..

– Й-есть! – одним рывком Сенька затянула шнуры корсета, упершись ловко и внезапно коленкой в поясницу волшебника, и принялась сноровисто оправлять выступающие и облегающие части изысканно-воздушного роброна.

– Кошмар… – простонал Агафон, с почти осязаемым отвращением разглядывая в первый раз свое отражение в зеркале. – Хорошо, что никто из знакомых меня не видит… Если бы я знал, что розовый не идет мне настолько… я бы ни за что на твою авантюру не согласился, Сима.

– Кроме тебя всё равно было некому, – не без тени сочувствия царевна похлопала по обтянутому драгоценным шелком мосластому плечу. – Во-первых, ты с ней единственный одинакового роста. Во-вторых, за вуалью и прочей штукатуркой за даму ты сойдешь. Без них – нет. Даже за очень страшную. Поэтому в горничные ты не годишься. А если бы у принцессы не было прислуги, ее бы нам предложили здесь. И наш отказ вызвал бы…

– Олафа наряжала бы, – обреченно буркнул со всем согласный, но не смирившийся маг.

Бард хихикнул.

– Или Кириана.

Отряг заржал.

Волшебник скроил кислую мину себе, отчаянно-розовому в белых цветочках, и повернулся уходить.

– Постой, ты куда? – ухватила его за рукав царевна.

– Так ведь всё уже!..

– А подстричься? Завиться? Накраситься?

Чародей подскочил.

– Я не буду краситься!!!

– Ну ладно, не будешь, не будешь, – успокаивающе погладила его по руке Сенька.

И когда успокоила, нежно добавила:

– Тебя накрашу я.

– Нет!!!

– А если будешь время попусту тратить, то постригу тебя я, – конунг угрожающе клацнул у уха раздобытыми где-то в закоулках дворца овечьими ножницами.

– Так нечестно… – скис маг перед угрозой применения холодного оружия, и покорно поплелся на подготовленный Ривалом стул у трюмо, заваленного щипчиками для формирования бровей и приклеивания накладных ресниц, пилами, пилками и пилочками для ногтей, маникюрными ножничками, ножичками, щеточками, лопаточками…

– Всё готово, – с мрачным удовольствием отрапортовал эрл. И тут же принялся выставлять по краям столика орду разнокалиберных и разноцветных пузырьков, флакончиков, футляров, коробочек и прочих скляночек и баночек, наперебой благоухающих цветочными и ванильными отдушками и ароматизаторами, добытых из следующего саквояжа.

– Вас больше… все на одного… авторитетом давите… ни сна, ни отдыха измученной душе… – уныло прогундосил Агафон, скривившись от вырывавшегося из косметических посудин агрессивного приторно-удушливого запаха, и с душераздирающим вздохом опустился в кресло перед зеркалом. – Тяжко всё-таки жить на Белом Свете нам, принцессам.

В камине на углях, подобно изощренному орудию пытки незадачливых специалистов по волшебным наукам, лежали и нагревались завивочные щипцы. Из-за шкафа, заканчивая выставление экспозиции мировой моды, Кириан, лукаво ухмыляясь, бормотал себе под нос:

Морхольт, Эссельту поцелуй,И плюнь раз восемь ты на пол,Не смог, уладский обалдуй,Ты распознать невесты пол.В Уладе выкусень поет,А в Гвенте ржет гиперпотамКакой разборчивый Морхольт,Нет для него достойных дамНи тут, ни там…

Проводив напряженным взглядом, полным задавленных, но не изничтоженных волнений и предчувствий Агафона, медленно удаляющегося в сопровождении Ривала, царевна отодвинулась на несколько шагов назад по коридору и вдруг почувствовала, как натолкнулась на что-то мягкое.

– Ой! – сказала нежданная преграда. – Ты мне на ногу наступила!

– Прости, я нечаянно, – извиняясь, обернулась и развела руками Сенька. И встретилась глазами с румяной круглощекой девушкой в простом синем платье и голубом чепце. Та дружелюбно улыбнулась.

– Ты горничная гвентянки?

– Ага, – кивнула Серафима. – А ты?

– А я – старшей дочки графа Бриггстского.

– Хозяина замка?

– Ну да! Как тебе он?

– Граф?

– Да нет, замок! – весело рассмеялась девушка, и пухлые щеки украсились ямочками.

– Зал пиров у вас большой и красивый, – честно признала царевна. – Блестит как всё… ажно глаза слепит.

– Это только один зал тут такой, специяльно для королевских пиров обставленный, – авторитетно кивнула новая знакомая. – Старуха Брекк говорит, что по кантологу заморскому всю обстановку еще графиня покойная выписывала. Ажно целых три корабля заказ привозили! Два дня возили на десяти возах! Рисовальщиков, чтобы потолок разукрасили, из самой Тарабарщины выписывали! Стекла цветные с фигурами – из Шантони! Денег всё энто добро стоило – кучу аграменную!..

– Надо полагать, – сочувственно хмыкнула Сенька.

Ободренная поддержкой, горничная графини пылко продолжила:

– Так-то его сиятельство палаты эти на замок амбарный запирает – чтобы пол не потоптали, мебеля не поцарапали, занавески не замусолили. Сегодня, вон, перед прибытием гвентянкиным их только в обед открыли, чтобы помыть-протереть всё успеть. И снова до вечера заперли.

– А остальной замок, значит, похужее будет? – полюбопытствовала царевна.

– И вовсе нет! – горячо вскинулась девушка на защиту родных стен. – Вернее, конечно, он не так блестит-сверкает, как этот зал… то есть, вообще не блестит… и даже не сверкает… но зато он очень… поразительный. Я тут при молодой графине недавно, месяца три, и как в первый раз сюда попала после нашей-то деревни – так и ошалела! Столько этажей! Комнат! Переходов! Лестниц! Голова кругом поначалу шла! Ровно не дом каменный, а целый город! Раз двадцать, наверное, я тут терялась! А подземелья какие жуткие!.. Как-то я туда вместо погреба спустилась, не там свернула… брррр… Замок этот, старуха Брекк сказала, особенный! Заморским самым знаменитым артифектором построенный, не помню каким! Имя на «Н» начинается, что ли… или фамилия?..

– Так, поди, в вашем королевстве все замки такие, не только этот?

– Нет, не все! Все – простые, в них как в коровнике – и захочешь, да не заблудишься! Этот артифектор в Уладе только два замка поставил – наш, Бриггстов, и Руаданов.

– Кого-кого?.. – не поняла Сенька.

– Руаданов! Рода нашей королевы, говорю! – нетерпеливо махнула рукой новая знакомица. – Он сейчас ее брату, первому рыцарю, одному принадлежит – королеве-то его не надобно, у нее своих, то есть, короля, замков и без того хватает, за год все объехать не успевает, говорят! А еще сказывают, эти два замка, их и наш, точь-в-точь одинаковые, как два горошка на ложке!

– Вот это да!.. – загорелись искренним восхищением глаза Серафимы. – Ни в жисть бы не подумала!

Графская горничная упоенно расцвела от похвалы, словно замок, восторженно одобренный незнакомой девушкой, был ее собственностью. И Сенькино «покажи мне его» прозвучало одновременно с уладкиным «хочешь, я тебе его покажу?»

Ступая по натертому фигурному паркету легкой непринужденный походкой механического солдатика, у которого вот-вот кончится завод, и отчаянно при каждом шаге потея, Агафоник Великий шел по залу пиров бриггстского замка как по минному полю на смертную казнь.

Сейчас отклеятся ресницы.

Отвяжется грудь.

Посыплются румяна.

Отвалятся ногти.

Лопнет корсет.

Сломается каблук.

Подвернется щиколотка.

Нога наступит на подъюбник, тот оторвется вместе с юбкой, и тогда…

Сердце чародея от таких мыслей пропустило такт, а в глазах потемнело.

И зачем, зачем я согласился на эту дурацкую затею Серафимы?!..

И как она только уболтала меня?!..

И отчего я был такой идиот, что позволил себя уболтать?..

А может, пока не поздно, развернуться, разбежаться, и дать отсюда такого деру…

Болваном я был, болваном и помру…

К вечеру.

Гроздья свечей в золотых подсвечниках на стенах и на грандиозном колесе люстры освещали огромный зал со стрельчатыми окнами, стекленными витражами на темы подвигов рода Бриггстов на боевом и любовном фронте.

Стены, выложенные резными дубовыми панелями, украшали развешанные в хронологическом порядке портреты предков хозяина замка – все в одинаково неестественных позах и с одинаково сердитыми лицами. Судя по самому раннему изображению, род Бриггстов был действительно древним.[31]

С изразцовой каминной полки громадного очага томно щурилась на них толстая полосатая кошка цвета октябрьского болота.

Разноцветная пестрая многоголосая толпа замолкала и расступалась при их с Ривалом приближении, и почти сразу же снова смыкалась за спинами подобно водам тихого омута.

Нервно поигрывая веером в обтянутых розовыми шелковыми перчатками пальцах, чародей на грани истерики зыркал из-под вуали по всем сторонам в поисках затаившегося противника. Но Морхольта не было видно нигде, и жгучее напряжение, сковывавшее стальной смирительной рубахой все движения и мысли смятенного мага, начинало понемногу отступать.