Плата за любовь - Светлана Беллас

Она, ведь и вправду, как — можно большего, сама добивалась в жизни, считая, что при моем рождении упустила шанс, не поехала по назначению в Москву. Со стороны наблюдая за мной, постоянно твердила, — Грызи гранит наук!!! Видя моё упорство во всех начинаниях, верила, шутя, добавляла, — А может ты все-таки в меня? Настырная!..

Я, в то время, ходила в художественную студию и была у преподавателей на хорошем счету. Желая самостоятельно поступить в московское Худ. училище, так как у матери в то время не было денег на учебу, а отец, практически не помогал, живя от них на расстоянии, и как казалось матери, ей изменял. Доходили слухи, что он сошёлся со своей первой любовью, его первой женой, тяжело больной, та страдала эпилепсией. Когда-то именно из-за этого он ее и бросил, был молод, испугался ответственности и последствий. Он вечерами, даже подрабатывал таксистом, чтобы оплатить той курс лечения. Мать, как не странно, догадываясь, где-то как-то понимала и относилась с пониманием.

Перед ней прошли десятки судеб, сыгранных на сцене, она их пережила и прожила, поэтому не вмешивалась в его жизнь, в глубине души храня к нему прежнюю любовь и веру, что и ее он не бросит. Так мы, довольствовались, лишь ее заработком.

Поступление в Худ. училище стало для меня поистине испытанием. В ночи перед экзаменами я, засыпая, как установку, твердила, — Ты сможешь!

В день экзамена, перед дверью экзаменационного кабинета собравшись в кулак, смело без страха шла сдавать предмет. Помнится, со стороны на меня смотрели, как на странную девушку. Я и вправду была замкнута, как никогда сосредоточена на своей цели — добиться в жизни, как можно большего. Члены комиссии не понимали, откуда во мне такая тяга — стать в этой жизнь, состоявшимся, успешным человеком, я замахивалась не меньше, как на Пикассо.

Так поступив в Худ. училище, познакомилась со сверстниками, появились первые подруги, Арина и Ольга. Арина была местная, москвичка, росла в обеспеченной семье, была явно всем избалована. Ольга деревенская девушка, старающаяся зацепиться за городскую жизнь. Я безотказно им помогала в учебе, своим упорством доказывая, что в жизни не стоит, просто жить, надо стремиться к раскрытию себя, доказывая им, что и в них, тоже есть дар, только, пока, ещё не хотят видеть.

Вселяя веру в них, была в их глазах лидером, те считали меня «Буравчиком», сетуя, что им не дано, так убеждать, и тем более творить, в шутку мне говорили, что, точно стану знаменитой и выйду замуж за мецената — миллионера. На что, я им, отшучиваясь, говорила, что сама добьюсь всего в жизни и буду зарабатывать из всего — легко и сколько захочу. Валюта — мой штрих — код на полотне!

Со стороны это вызывало смех, одна из подруг, Арина, стала отчуждаться, считая меня, заносчивой гордячкой, к тому, же никогда не жившей в благополучных условиях. Не шиковала, не «жировала», а все туда, же, в «ДАМКИ!».

Она периодически настраивала Ольгу против меня, оговаривая за глазами. Та металась от одной подруги до другой.

Я в то время, познакомилась на дискотеке с Пашкой, красавчиком, студентом из Плехановки, от него девчонки, просто тащились, каждая желала бы провести с ним вечер и не один.

По наивности поделилась с Ольгой, та передала Арине, в свою очередь те хором перемыли мне косточки, оговаривая с ног до головы, говоря, что я карьеристка, максималистка, что ради будущих выставок, готова, чуть, ли не идти «по трупам», нашептывали об этом и Пашке.

Таким образом, через некоторое время мы с ним расстались, вернее, парень выбрал меньшее зло и бросил меня.

Он приехал из глубинки, прямиком из детского дома и не хотел связываться с амбициозной девушкой, как я, что к тому, же в принципе — «никто и звать ее никто», единственный плюс, что идет по жизни со своей идеей — фикс, напролом, как танк. И он только проиграл бы, будь рядом со мной, оставаясь тенью.

Вскоре он женился на Арине. Признаться, переживала, даже ревела по ночам, не понимая, что я не так делаю в жизни, что если такие, как Пашка предают, ставя красивые «генеральские хоромы отца жены», выше любви, ведь чувствовала и точно знала, что он в глубине души, тогда, любил меня.

Так, одним утром требуя от себя выдержки, встала с постели, повторяя себе под нос, — ТЫ СМОЖЕШЬ! Перечеркнув прошлое навсегда.

Ольга став приближенной Арины, наблюдая за ее семейной жизнью, не выдержав, однажды высказала, что та испортила жизнь, троим — себе, Пашке и мне. Отмечая, что он, Пашка, вообще, той не нужен, что он игрушка в ее руках. И, кажется, эта первая ссора была последней в их отношениях. Арине, действительно, было с ним дискомфортно, так, как он из детдома, не привык к роскоши и не умел ею пользоваться.

Та тайно ему изменяла с водителем отца — генерала.

Пашка был просто «тряпка», делал вид, что всего этого не видит. Ему не хотелось уходить из богатой семьи. На носу был конец учебы.

Я в это время грызла гранит наук, заканчивала Худ. училище с красным дипломом. Мать мною явно гордилась. И у нее появились первые роли в кино. Отец тоже гордился, хотя, он по-прежнему жил в тяготах, в поиске денег на новые постановки и просто заработков.

Мне приходилось смотреть на жизнь родителей с ужасом, ведь это был — необратимый процесс, происходящий в замкнутом круге.

Ночами, я видела себя — успешным художником, отчего утром не спешила просыпаться, видя сквозь сон свою мечту.

Хотя просыпаясь, становилось страшно, в голове роился один и тот, же вопрос — ЧТО ДЕЛАТЬ, КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?! Столько художников на улицах, ищущих свое признание толпы…Страшно!

Но взяв себя в руки, вслух самой себе, говоря, — Ты сможешь! Твердо решила ехать к отцу в Питер.

2000 г. Наконец-то, я выехала из своего города, чтобы начать новую жизнь. На тот период, я отчетливо видела себя в будущем, в нем — достигала успеха и помогала тем, кто в поиске себя. Это пророчество меня вело по творческому пути.

Для начала, работа в театре отца художником — декоратором и проба показывать свои работы, пусть на улицах Питера. Огромное желание было выставляться в галерее (N — Проспект) на Невском, рядом с другими современными художниками.

За это не жалко заплатить свою «цену», пусть, эта большая часть жизни — работа, работа и строгий подход, прежде — всего к себе.

Зам. Директор Театра, Владимир Лебедев, видя в наших отношениях с отцом семейственность, поблажки со стороны Петра Кремса, поспешил выжить меня из театра. Отец принял его сторону, отчуждаясь от меня.

Я была абсолютно выбита из колеи, мне трудно давались дни одиночества. В слезах, ночами, выстраивала свой путь к успеху, сосредотачиваясь на ЗА и ПРОТИВ, плюсах и минусах. Вновь, говорила себе, — ТЫ СМОЖЕШЬ! Стала писать картины. Странная реакция матери, меня ободрила, та приехала, чтобы поддержать во всех моих начинаниях, правда, это скорее женская месть отцу, тот по-прежнему жил на две семьи.

…Как мимолетно всё в нашей жизни, стоя у окна, наблюдая за тем, как за окном перестал лить дождь, тяжело вздохнув, впивалась в тень прошлого, вспоминая первые трагедии.

Тень Николая Фадеева, известного, закоренелого Питерского мецената, попечителя галереи (N — Проспект), меня до сих пор гнетет, чувствую вину на себе, ведь именно из-за него, Фадеева, я, юная максималистка само утверждалась, как личность, любимая женщина в обществе взрослого творчества, ставя во главу всего: его превосходство над другими.

…Оглядываясь назад, с быстротой открываю страницы прошлого. Перед глазами пролетают первые дни знакомства: счастье, радость, боль…

Вера в то, что в жизни все будет сказочно.

Совместная жизнь. Вращение в НОВОМ МИРЕ, светских кругах. Я, еще практически девушка, в тот час, просто-таки, терялась в той рутине, где открывались новые имена.

Николай не мог отказаться от внимания, которое его, как известного человека, занимающегося благотворительностью, талантливого организатора выставок, повсюду сопровождало. Мне, как собственнице, в то время, любое внимание женщин, казалось, чуть, ли не посягательством на него. Столько было пролито слёз, аргументом которых было, кажущееся его предательство. Непонимание ложилось пропастью между ними.

Ведь мы были столь похожи. Каждый стремился достичь вершин. Николай боялся моей силы духа, стремлений завоевывать пространство, в котором, мне, уже тесно. Со стороны, я была не понята многими, к кому обращала взор, получала уколы, в глаза выговаривали моё несовершенство во многом, мол, что молода, с гонором, с претензией стать не меньше, нежели сам Пикассо, только-то: красота, да и ту они старались унизить.

По ночам, я жаловалась Фадееву, что очень мало, кто в кругах бомонда и его окружении, похож на меня с ним. Он этого не отвергал. Ночи любви нас делали партнерами, близкими людьми. Мы мечтали о будущем, стараясь строить семью, пусть гражданскую, на гармонии и любви. Мой рост в технике письма в светских кругах многих раздражал. Однако от этого я становилась сильнее, научилась противостоять бездарности. Гордячка!..