Сильное лекарство (ЛП) - Дж.К.Хоган

Затем он начал сильно дрожать, настолько, что Кэмерону казалось, будто он слышит, как стучат друг о друга его кости. Его глаза закатились, и он рухнул в снег. Кэмерон отчаянно писал Рохану, пытаясь поднять тело Джона со снега, чтобы он не замёрз. А затем ждал. Их разделяли мучительные, горькие, холодные мгновения, как только медсёстры пришли забрать Джона. Пока они возились с ним, доктор Шелдон поспешно пригласил Кэмерона в свой кабинет, и с тех пор они сидели там.

Парализованный страхом, шоком и даже виной, Кэмерон с трудом дышал, пока Шелдон не заставил его сесть в кресло и опустить голову между коленями. Когда начальная паника улеглась, он смог выпрямиться обратно, хотя с благодарностью принял маленький бумажный пакет, чтобы дышать в него.

— Я не могу… — вздох, глоток. — Я не… — вздох, ик. — Что… произошло?

Доктор Шелдон подвинул к Кэмерону ещё один стул и сел лицом к нему, так близко, что их колени соприкасались.

— Кэмерон. У мистера Рэдли случился психический приступ, к которым он склонен во время своих кратких пребываний с нами.

— Но я… но я вызвал это. Я спросил его, почему он приехал сюда.

— Это не твоя вина. Джона здесь для того, чтобы лечить нейробиологическое расстройство. Теоретически, если бы он был совершенно здоровым человеком — в случае чего ему вовсе не нужно было бы находиться здесь — тогда такой вопрос его не побеспокоил бы. Но он не совсем здоров. Ты делал свою работу санитара, сопровождал постояльца на одобренной прогулке. У него случился приступ, ты позвал на помощь. Ты сделал всё правильно.

Разбегающиеся мысли Кэмерона пытались ухватиться за слова Шелдона, принять их и осознать как правду. Он слегка успокоился, но глубоко внутри всё ещё чувствовал, что виноват в этом. Было ужасно наблюдать, как Джона кладут на носилки, пристёгивая как бешеного пса, а затем он приходит в себя, сбитый с толку и дезориентированный. Кэмерон хотел остаться с ним, но Шелдон его увёл, и его догнал звук сумасшедшего смеха Джона.

— Зачем его пришлось привязать?

— Джона был не в себе во время своего приступа. Когда охрана и медсёстры попытались ему помочь, он стал физически неуправляемым. Он мог травмировать себя или кого-то другого. Так как Джона отказывается от химических ограничений, нам пришлось использовать четырёхточечное ограничение, ради всеобщей безопасности.

— Химические ограничения?

— Седативные препараты или транквилизаторы. Одно из условий добровольного пребывания Джона — подписанное соглашение о том, что ему не будут давать никаких седативных препаратов, пока он не проявляет жестокость и есть другие способы разобраться с ситуацией. У нас есть его выраженное разрешение ограничивать его физически любыми необходимыми средствами, прежде чем прибегать к лекарствам.

— Значит, он не принимает никакие лекарства.

— Нет, не принимает.

— Но почему? — спросил Кэмерон, не особо ожидая ответа.

Шелдон с грустью покачал головой.

— Честно, я не знаю, но он непреклонен, несмотря на природу его расстройства. Моя личная теория заключается в том, что в его прошлом случилось что-то связанное с медикаментами или наркотиками. Может, его насильно заставляли что-то принимать… Тяжело сказать, потому что он отказывается говорить о своём детстве.

Брови Кэма нахмурились, пока он крутил это в голове. Джона определённо намекал на какое-то травмирующее событие, но замолкал, как только его спрашивали об этом.

Затем пришла мысль:

— Подождите, зачем говорить мне всё это? Я думал, существует… конфиденциальность.

— Обычно, да. Видишь ли, Джона особый случай, он ходит ко всем трём докторам, потому что его расстройство очень… необычное. Оно проявляется разнообразными признаками. Каждый доктор работает с разной группой медсестёр и санитаров. Может быть сложновато ходить ко всем троим, так что Джона обеспечил всем сотрудникам Ривербенда доступ к своей медицинской карте, за исключением временных или испытуемых сотрудников…

— Но я испытуемый, во всех смыслах этого слова.

— Да, ну, это самая необычная часть. Джона попросил добавить тебя в список сотрудников, имеющих доступ к информации по его делу.

Для Кэма это стало шоком. Он знал, что нравится Джона, по сравнению с тем, как он обычно вёл себя с сотрудниками, и у них возникло взаимопонимание, но это было… ну, странно.

— Зачем ему это делать, доктор Шелдон?

— На этот вопрос может ответить только Джона, а он отказался это делать. Я доверяю тебе сохранение крайней секретности этого знания.

— Конечно, но я всё равно не понимаю.

— Кажется, Джона привязался к тебе, что для него очень необычно, как ты явно слышал. Однако, думаю, за этим кроется что-то большее. Что-то в тебе вызывает воспоминания о моменте из его прошлого, когда он был либо счастлив, либо в безопасности, или что-то в таком духе. Из-за этого он запечатлён на тебе.

Кэмерон думал над этим, пока не вспомнил разговор с Джона.

— Он говорил, что в детстве смотрел моё шоу, в смысле постоянно. Сказал, что это делало его счастливым после… чего-то. Он не говорил, после чего именно.

Шелдон решительно хлопнул себя ладонями по коленям.

— Тогда, должно быть, это оно. Он не столько запечатлён на тебе, Кэмерон Фокс, сколько на твоём персонаже… — он махнул рукой в сторону Кэма.

— Кайл, — подсказал Кэмерон. — Кайл Чейз из «Чейз и Слоан». Но у меня определённо сложилось впечатление, что он осознаёт разницу. Он понял, что я не такой же, как мой персонаж.

— Люди с нейробиологическими расстройствами могут идти на обман, чтобы заполучить желаемое. Конечно, мы предоставим Джона кредит доверия. Я хочу, чтобы ты продолжал проводить время с Джона, так много или так мало, как он предпочтёт. Я бы хотел наблюдать за его взаимодействием с тобой. Это может как раз дать нам с ним необходимый прорыв.

Взгляд доктора стал острее, на мгновение он почти напомнил хищника, а затем вернулось его обычное приветливое поведение. Что это было? Он не просил Кэмерона сделать что-то плохое или даже что-то, что он не планировал делать и так. И всё же, глубоко внутри у него появилось беспокойное ощущение. Что-то в плане Шелдона казалось неправильным, обманным. Но если это могло помочь Джона с лечением, Кэмерон должен был попытаться.

***

На следующий день, около полудня, Кэмерона позвали в комнату Джона. Его внутренности дрожали от тревоги, пока он шёл по длинному коридору жилых комнат. Он работал в этом блоке каждый день, выполняя свою долю обязанностей и помогая медсёстрам заботиться о лежачих постояльцах. К тому времени даже запах был для него знакомым — смесь характерного освежителя для воздуха, антисептик, тальк и хлорка. Запах напоминал больничный, только со слабой попыткой его скрыть.

Потянувшись к двери, Кэмерон постучал и услышал с другой стороны слабое «входите». Он вошёл, не отрывая глаз от пола. Он закрыл дверь и прижался к ней спиной, прежде чем медленно поднять взгляд. Джона скрутился под горой одеял и выглядел невероятно маленьким и хрупким. Его глаза всё ещё блестели, как и всегда, даже почти поглощённые тёмными кляксами. Кэмерону всегда казалось, что эти зеленовато-золотистые глаза какие-то неземные, что они видят то, что больше не может никто. Может быть, сумасшедшими были те, кто ничего не видит.

— Привет, — вяло произнёс Кэмерон. Его тело было так напряжено, что плечи находились где-то около ушей.

— Привет, — Джона говорил так, будто по его голосовым связкам прошлись наждачкой. — Я рад, что ты пришёл.

Осторожничая, Кэмерон подошёл к единственному стулу в комнате и сел рядом с кроватью.

— Я был не особо уверен, что ты захочешь меня видеть после вчерашнего. Я не должен был тебя расспрашивать.

Джона удивлённо моргнул, и даже этот простой жест, казалось, высосал из него силу.

— Они так говорят?

Кэмерон выпрямился.

— Нет, это я говорю. Я не должен был лезть. Мы просто гуляли, и ты был в порядке, пока…