Братство выживших - Андрей Троицкий

Глава 11

Девяткин и Боков въехали в Черниховку, когда над деревней опустились серые дымные сумерки. Возле догоравшего дома покойного дяди Коли собралось все деревенское население: четыре старухи и один старик.

Жители сбились стайкой возле черного остова сгоревшего «Москвича» и о чем-то переговаривались между собой. Старухи жужжали, как сонные мухи. Дед хранил молчаливое достоинство; рукой он опирался на палку, спину держал прямой, будто жердь проглотил. Видимо, самые интересные события остались позади. Пожар почти затух, крыша и стропила дома уже рухнули вниз, деревянные балки, готовые повалиться, кое-где еще стояли, испуская серый вонючий дым.

Девяткин вышел из машины, поздоровался со стариками, обошел сгоревший дом кругом, вернулся назад. Подошел к сгоревшему «Москвичу», наклонился и принюхался. Тут ошибки быть не может. Дух горелой резины и поджаренного человеческого мяса оказался таким осязаемым, что его не перебивал никакой другой запах. На полу между проволочными каркасами сидений свернулся клубком дочерна обгорелый усохший человеческий труп.

Девяткин плюнул на землю и отошел в сторону. Боков, прилепившись задом к капоту «Жигулей», наблюдал, как тихо затрещала и повалилась горящая балка, выбросив из себя высокий сноп искр.

– Эх, поздно мы приехали, – горестно покачал он головой. – Видно, сгорел Тимонин. Жаль, чертовски жаль человека. Ну, может, сигарету не потушил, или еще что, сейчас не узнаешь.

– Не каркай, – махнул рукой Девяткин.

Он подошел к деду, угостил старика сигаретой и спросил, давно ли начался пожар. Старик медлил с ответом. Прикурив, собрался с мыслями, одной рукой он почесал ухо, другой крепче оперся на палку. Наконец ответил:

– Час уже точно горит, – и задал свой вопрос: – А вы к Кольке приехали, к Попову?

– К нему самому, – кивнул Девяткин. – А как вас зовут? Далеко живете?

Дед показал на противоположную сторону улицы.

– Вон мой дом, напротив. Зовут меня Илья Тимофеевич Седов.

Юрий достал полицейское удостоверение, развернул его перед носом старика, подождал, пока тот прочитает, и попросил:

– Расскажите, что тут случилось.

Старухи приблизились к Девяткину, прислушались к разговору, но в беседу не вступили, признавая старшинство и авторитет единственного на всю деревню представителя мужского пола. Дед горестно покачал головой и выдал все, что знал, сначала и до конца. Пару дней назад к Попову приехал на машине какой-то мужик. Видный такой, в костюме и галстуке, с портфелем. Жил тут, ночевал на чердаке, но из дома показывался редко. Видимо, пьянствовали беспробудно. По его обстоятельному описанию выходило, что этим мужчиной действительно был Тимонин.

Сегодня в окошко Седов видел, как во второй половине дня к дому подъехала полицейская машина. Дед показал пальцем на остов «Москвича» – эта самая. Из машины вышли два чернявых мужика – и сразу в дом. Затем старик услышал что-то, похожее на выстрелы. А потом из дома вышел тот самый мужик, который два дня гостил у Попова, сел в машину и уехал в сторону свалки.

– А дом когда загорелся? – спросил Девяткин. – Может, этот мужик и поджег дом? Ну, который уехал.

– Не он, – отмахнулся дед. – Я же все своими глазами видел. Прошло время, из дома выбежал чернявый мужик. Вытащил из полицейской машины канистру и с этой канистрой снова в дом. Потом выскакивает оттуда, а дом уже того… Уже огонь в окнах. Чернявый поджег машину, на которой приехал, и скрылся неизвестно куда. Словно черт его унес. – Он выдержал длинную многозначительную паузу и подвел зловещий итог своим наблюдениям: – Сгорел Николай Сергеевич Попов заживо. И Семен сгорел, сосед его через двор. Пьяницы чертовы.

– Так вы же сами сказали, что это был поджог, – удивился Девяткин выводам старика.

– Пили бы меньше, так и живы б остались, – резонно возразил дед.

Старухи одобрительно закивали головами. Юрий подошел к Бокову, внимательно слушавшему рассказ деда, и велел вызвать по мобильному телефону пожарных и полицию. Затем вернулся к старику, еще раз уточнил, куда поехал первый гость.

– Вон, к свалке, – снова показал тот. – Только там дорога скоро кончается. Туда не ездит никто, почитай, уже года два. Потому что нет там ни деревень, вообще ни хрена.

Девяткин не дослушал, он быстро сел в машину и махнул рукой Бокову, чтобы тот тоже садился. Помощник устроился на переднем сиденье и спросил, куда теперь они отправляются.

– Сам толком не знаю, – ответил Девяткин.

«Жигули» тронулись с места, покатили тем же маршрутом, которым, по рассказу деда, поехал Тимонин. Когда выехали из села, по левую сторону дороги потянулся темный смешанный лес. По правую сторону торчали столбы с протянутыми между ними рядами колючей проволоки. За первой полосой ограждения виднелся неглубокий ров или канава, за канавой – вторая полоса колючки.

Кое-где на столбах висели ржавые косые таблички. Желтая и черная краска на табличках местами облупилась, но слова еще можно было где прочитать, где угадать: «Стой! Запретная зона», «Стой! Злые собаки», «Стой! Стреляют без предупреждения». Но людей, стреляющих без предупреждения, злых собак или другой живности не попадалось.

Когда от деревни отъехали километра три, заросшая травой дорога стала сужаться. На взгорке показались новенькие синие «Жигули», водительская дверь была распахнутой. Девяткин выбрался наружу, осмотрел салон брошенных «Жигулей», сел за руль. Обнаружив ключи в замке зажигания, попытался завести двигатель, но бензин оказался на нуле. Значит, дальше Тимонин потопал пешком. Конечно, если это был он, а не кто-то другой. Боков топтался на дороге и строил догадки.

– Может, сгорел давно Тимонин, а мы тут канитель разводим, – говорил он. – И вообще, у меня плохое предчувствие.

– Если бы ты полдня не провалялся в кровати с больным сердцем, мы бы его нашли, – разозлился Девяткин. – Садись в машину, умник. Плохие предчувствия – еще одна твоя болезнь.

Они проехали пару-тройку километров. Сначала по левую сторону кончились столбы, колючка, предостерегающие надписи. Вместо запретной зоны до самого горизонта потянулось ухабистое поле, поросшее молодыми деревцами. Через пятьсот метров кончилась и сама дорога. Девяткин выругался и остановил машину.

– Что будем делать? – спросил Боков.

– Будем делать то, зачем сюда приехали. Искать Тимонина.

– Уже стемнело. Дым повсюду. В такой темноте собственную задницу не найдешь, не то что человека в лесу.

– Заночуем здесь, в машине. Утром продолжим поиски.

– Надо возвращаться, – упорствовал Боков. – Говорю, у меня плохое предчувствие. Я тут задохнусь от дыма.

– У тебя всегда плохое предчувствие. Возвращаться нельзя. Между прочим, тот сгоревший «Москвич», что стоял возле дома, – полицейский.

– И что?

– В машине обгоревший труп. Обратная дорога идет через деревню, а там уже полиция. Нас остановят и задержат до выяснения обстоятельств. И будем неделю сидеть в КПЗ, оправдываться и подписывать всякие бумажки. То обстоятельство, что я майор полиции, нам вряд ли поможет.

Тимонин проснулся чуть свет от того, что трудно стало дышать. Он не понял, вечер сейчас или утро. Взглянул на правое запястье, но браслета с часами на руке не оказалось. Вероятно, эта золотая вещица навсегда осталась в доме дяди Коли. Тимонин повертел тяжелой головой, ощущая боль в висках.

Густой дым стелился по земле, полз между деревьев, поднимался высоко к небу. Тимонин сел, стряхнул прилипшие к штанам и рубахе сухие сосновые иглы, коловшие тело, открыл портфель. Среди толстых денежных упаковок застряла темно-зеленая бутылка. Он вытащил посудину, приложил ее к губам. На сухие губы скатилось несколько ядовито-горьких капель самогонки. Тимонин слизал их языком, швырнул бутылку в кусты, застегнул замок портфеля. Потом встал, постоял на месте пару минут, ощущая приступ головокружения. Нужно идти. Но вот только в какую сторону направить стопы? Он не смог сориентироваться и пошел куда глаза глядели. Через четверть часа спустился в глубокий овраг и долго шел по его дну, надеясь найти ручеек, родник или, на худой конец, лужу стоячей воды. Но склоны и дно оврага были высушены жарой. От дыма болела голова, сжимало виски, будто их сдавливал металлический обруч. Тимонин присел на поваленную ветром березу, чтобы отдохнуть. Положив локти на колени и обхватив голову руками, просидел почти полчаса.

Отдых не пошел на пользу. Голова продолжала кружиться, из носа бежала соленая вода, дышалось трудно. Тимонин встал, вскарабкался на склон оврага и пошел по его краю. Но идти этой дорогой было трудно, пришлось взять левее, углубиться в лес.

Здесь ориентиры окончательно потерялись. Деревья стояли стеной, их макушки исчезали в мглистой дымке. Он заблудился. И заблудился совершенно безнадежно.