Продолжение путешествия - Александр Арсаньев

ЕКАТЕРИНА: Право же, Ксения Георгиевна, мне так неудобно, что вы оказались втянуты в эту историю…

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Катенька, если вы хотите меня обидеть…

ЕКАТЕРИНА: Да что вы, у меня и в мыслях этого не было…

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Вот и прекрасно. В таком случае перейдем прямо к делу. Думаю, что лучше всего вам пока пожить у меня.

ПЕТР: Безусловно. Во всяком случае до тех пор, пока мы не найдем способа доказать вашу невиновность.

ЕКАТЕРИНА: Я до сих пор не верю, что это нужно кому-то доказывать. Неужели Алсуфьев на самом деле подозревает меня?

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Мне этот молодой человек никогда не внушал доверия…

ЕКАТЕРИНА и ПЕТР (в один голос): Как! Вы и его знаете?

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: У нас с ним есть несколько общих знакомых. И только…

К сожаления, это все, что сохранило для нас безжалостное время, во всяком случае, пока все мои поиски не привели к желанному результату, я не нашел продолжения, хотя и не оставляю надежды когда-нибудь его найти. К счастью, оригинальный текст романа почти не пострадал, за исключением отдельных слов и предложений, которые легко восстанавливаются по смыслу. К нему-то я предлагаю теперь вернуться читателю.

Петр совершенно не ожидал застать меня у Ксении Георгиевны. Прочесав всю округу, он не сумел отыскать никаких следов моего возка, едва не загнал своего жеребца и, отчаявшись, решил вернуться в гостеприимный дом, чтобы с утра продолжить поиски.

Каково же было его удивление, когда предмет его поисков собственноручно усадил его за стол и стал потчевать чаем и пирогами. Он никак не мог прийти в себя от потрясения и долго смотрел на меня, как на привидение. Кроме того, сказывались две бессонных ночи и почти целые сутки в седле. Честно говоря, на Петра было больно смотреть, и по внешнему виду он напоминал арестанта в гораздо большей степени, нежели выспавшаяся и отдохнувшая к тому времени ваша покорная слуга. Да чего там, по сравнению с ним я выглядела курортной барышней, только что возвратившейся с купален.

Чтобы окончательно вернуть его к реальности и немного приободрить, догадливая старушка велела принести шкалик своей знаменитой настойки, которая если не поднимет мертвого на ноги, то сильно скрасит ему загробное существование.

Мысль эта принадлежит не мне, а Петру. Именно так он выразился, пропустив пару стаканчиков, и по этому вы можете понять, что к нему постепенно возвращалась способность шутить и каламбурить. А для него это было первым и основным признаком жизни. И через каких-нибудь полчаса все мы уже смеялись от души, так что сторонний наблюдатель никогда бы не поверил, что является предметом нашей оживленной беседы.

А предмет этот, между тем, был очень серьезен. Если не сказать страшен. Те сведения, которые раздобыл со времени моего ареста Петр Анатольевич, лишь подтверждали серьезность намерений моих врагов. В первую ночь моего заточения он не терял времени даром, проявляя чудеса изобретательности и и лицедейства. Но обо всем по порядку.

Выслушав мою печальную историю, он некоторое время не произносил ни звука, но когда заговорил, остановить его было уже невозможно:

– Теперь у меня не осталось никаких сомнений, – начал он свой монолог, – ваш покойный муж, Катенька, наступил кому-то на очень любимую мозоль. Или, иначе говоря, – прищемил хвост. Не знаю, каким образом ему это удалось, но, судя по всему, последствия этого поступка не дают кое-кому покоя по сей день.

Алсуфьев не такой дурак, чтобы при ваших связях и положении, нарываться на неприятности из-за пустяков. Стало быть, или у него есть весьма серьезный повод опасаться за свое положение, а это означало бы, что рыльце его сильно в пушку, или же, что еще более вероятно, за ним стоят неизвестные нам пока люди, для которых Алсуфьев и старается и на заступничество которых, в случае чего, может надеяться.

Он остановился на секунду лишь для того, чтобы возобновить в своей рюмке целительный напиток, и как только это сделал, продолжил:

– Я тут навел кое-какие справки… – Петр нахмурил брови, что при его «боевой раскраске» придало ему совершенно разбойничий вид. – И мне стало известно, что у Алсуфьева были довольно серьезные причины недолюбливать вашего покойного супруга еще при жизни.

– Вы ошибаетесь, – попыталась я опровергнуть это утверждение, поскольку даже не представляла себе, чтобы кто-нибудь из сотрудников испытывал по отношению Александру какие-то негативные чувства, но Петр мягко, но настойчиво перебил меня:

– Я бы не рискнул высказать ничего подобного, если бы не располагал более, чем убедительными доказательствами своих слов. А не далее, чем завтра, надеюсь получить тому и документальное подтверждение. Пока же прошу удовлетвориться моим честным словом. Во всяком случае, ничто нам не мешает использовать этот тезис в качестве рабочей версии. Это очень удобно, так как в любой момент мы можем от нее отказаться, получив новые сведения, будь то ее опровержение или подтверждение.

Петр вошел во вкус расследования, глаза его горели, и от возбуждения он уже азартно потирал руки. А может быть, это настойка разогрела ему кровь до такой степени. Но от его былой усталости уже не осталось и следа. Впрочем, в ту пору он был еще так молод, что две бессонных ночи не могли сколько-нибудь серьезно отразиться на состоянии его тела и духа. Сейчас, с его благородными сединами и животиком, его вряд ли удастся подвигнуть на нечто подобное.

– Что может означать ваш торопливый и, я бы сказал, судорожный арест, кроме того, что вас хотели нейтрализовать? Или, лучше сказать, вывести из игры. Я бы еще сомневался в этом, если бы Алсуфьев удовлетворился одним арестом. Но то, что произошло с вами минувшей ночью – не позволяет усомниться – он решил вас погубить.

– О, Господи, – не удержалась от восклицания Ксения Георгиевна, которая все это время сидела ушки на макушке и не пропускала ни одного из сказанных Петром слов.

– А вы думаете он в бирюльки играет? – с еще большим воодушевлением воскликнул Петр. – Да понимаете ли вы, чего он добился своими действиями?

– Чего? – хором спросили мы с Ксенией Георгиевной, напомнив тем самым Добчинского и Бобчинского из уморительной комедии Гоголя.

На минуту вновь оторву вас от повествования, чтобы обратить ваше внимание на последние Катенькины слова. «Уморительная», пишет она о «Ревизоре». Прочитав это, я подумал, что последнее время мы называем ее не иначе, как «бессмертная», забывая порой, что прежде всего – это действительно очень смешная комедия. И не знаю, как там «смех сквозь слезы», о котором нам твердили в школе, но современники явно хохотали над ней до слез.

– Если я правильно оцениваю его планы, а для этого у меня есть все основания, то он подстроил это двойное убийство с одной единственной целью – сфабриковать уголовное дело на Екатерину Алексеевну. Устроив все таким образом, чтобы ни у кого это не вызывало сомнений. И это с его стороны довольно остроумное решение, поскольку доказать виновность Екатерины Алексеевны в смерти ее мужа – дело довольно трудное, если не сказать безнадежное. А если она бежит от правосудия, перестреляв охрану, то любой нормальный следователь уже не усомнится – перед ним настоящая преступница. И упекает ее в тюрьму на полном основании.

– То есть, насколько я понимаю, – уточнила я, – вы считаете, что все это подстроено Алсуфьевым?

– Совершенно верно.

– То есть другими словами, – вы обвиняете его в убийстве?

Этот вопрос, видимо, прозвучал для Петра неожиданно. И на этот раз он не торопился ответить на него утвердительно. И его можно было понять. Все мы понимали, что обвинение главного следователя полицейского управления в преднамеренном убийстве – дело слишком серьезное. И нужно было как следует подумать и взвесить все «за» и «против», прежде чем действовать в соответствии с этим страшным обвинением.

Прошло несколько напряженных томительных минут, прежде чем Петр Анатольевич, наконец, произнес:

– Да, черт возьми, в серьезную мы попали переделку…

Ксения Георгиевна по инерции перекрестилась при упоминании рогатого, но истинный смысл фразы от этого не укрылся от ее ушей.

– Что же могло подвигнуть его на такое… безрассудство? – спросила она шепотом. И ни я, ни Петр Анатольевич не смогли в тот же миг ответить на ее более чем уместный вопрос. Мы пока просто этого не знали.

– Прежде всего, нам нужно проанализировать, чем вы, – Петр выделил это слово, – именно вы, а не ваш покойный муж, могли ему так насолить, что он решился на преступление. А для этого нам придется вспомнить все, что произошло с вами в последнее время, и прежде всего – вашу первую с ним встречу, Екатерина Алексеевна. Насколько я помню, он уже тогда вел себя довольно странно, и даже будто бы оскорблял вас?

И мы шаг за шагом вспомнили все то, что мне пришлось пережить этой весной. На это у нас ушел весь остаток ночи, и рассвет застал нас на том же месте. Но никто из нас не жалел о потраченном впустую времени. Не имея возможности описать разговор полностью, я ограничусь лишь теми выводами, к которым мы пришли в итоге. Они внесли некоторую ясность в ситуацию, хотя и не объяснили ее причин.