Братство волчьей стаи - Владимир Колычев

— Вы серьезно, и я серьезно, — сказал он. — Но есть обстоятельства, которые мешают нам быть вместе.

— Обстоятельства непреодолимой силы, — сожалея, кивнула Татьяна.

— А если постараться их преодолеть?

— Не выйдет, — качнула она головой.

— Почему?

— Вы убийца, Виктор Борисович. Вы убили моих ребят… И я, пожалуй, скажу вам спасибо, если вы убьете и меня. Просто возьмете и убьете.

— А если не просто?

— Вы знаете, чего боится женщина, — вздохнула она. — И вы меня шантажируете.

— А если я скажу, что я не убивал ваших людей?

— Это сделали по вашему приказу.

— Я не отдавал такой приказ… Я не главный в этой системе. Но я вам этого не говорил.

— Почему?

— Я поставил вас перед выбором. И у вас есть время подумать. В погреб я вас отправлять не стану. Как было все, так и останется. А завтра я приеду. И вы мне дадите ответ. Договорились?

— Хорошо, завтра я дам вам ответ.

— Я надеюсь, что вы скажете «да».

Чащин действительно хотел, чтобы Знаменова сделала выбор в его пользу. И сделать ее своей женщиной хотел. Но уже в машине, возвращаясь в город, он спросил себя, зачем ему это нужно? Да, Знаменова хороша собой, даже более того, но есть и более красивые женщины. И они вовсе не так опасны, как Татьяна, эта змея, которую он собирался пригреть на своей груди. Что, если решить с ней вопрос раз и навсегда? Накачать наркотой до беспамятства, переспать с ней раз-другой, а потом в землю. С глаз долой — из сердца вон…

А можно и самому покончить с ней. Если вдруг возникнет такое желание. А оно может возникнуть. Под луной все возможно.

Глава 10

Заяц пугливо оглянулся по сторонам, остановился, прислушиваясь и принюхиваясь. Он, казалось, чувствовал волка, но не знал, где тот прячется. Зато Пахомов прекрасно все видел. И зайца он мог уложить с одного выстрела, но, увы, стволы у него без глушителей, а где-то рядом бродит опасность. Ищут Олега, он точно это знает. Вчера проходили мимо — высматривали, вынюхивали, но так и не заметили его.

Заяц пугливо задрожал, прижав уши, и поскакал прочь. Так и не увидел он Олега, но почувствовал исходящую от него опасность и удрал от греха подальше.

Впрочем, Олег и не собирался в него стрелять.

Ему повезло: в обмен на пулю он получил доступ к богатым трофеям. Охотники по его душу знали, что могут застрять в лесу надолго, поэтому прихватили с собой рюкзаки. А там и провиант, и спальники, а в одном рюкзаке он нашел еще и маскировочную накидку.

Кроме того, добычей стала дальнобойная портативная рация, работающая на коротких частотах. Правда, от нее пришлось отказаться. С Москвой по ней не свяжешься, а засветиться можно запросто. Радиостанция редкая, отечественная, возможно, изготовленная под заказ. Не исключено, что в комплекте к этим штукам приобретено было и оборудование для их обнаружения.

Олег взял с собой все, что мог унести, с поправкой на ранение. Он шел долго, а когда иссякли силы, стал искать место для стоянки. И местность он выбирал под свою маскировочную накидку. Из этой накидки он соорудил небольшой шалашик, в котором даже на четвереньки не встать. Только лежать и лежать. Третий день он отлеживается, набираясь сил.

Пуля прошла навылет, жизненно важных органов не задела. Входное и выходное отверстия он прижег порохом, больно было — жуть, зато раны уже заживают. Температурная лихорадка потрясла немного и отпустила. Сейчас все хорошо. Раны обработаны, бинт относительно чистый. И на спальниках лежать мягко, тепло. С провизией пока без проблем… Тесно в шалаше, не развернуться. Нельзя двигаться и привлекать к себе внимание, но то нога зачешется, то под лопаткой зуд проснется. Рана — отдельный разговор, там постоянно болит, свербит, ноет. Бинты есть, антисептики, но перевязка только ночью. А днем — лежать и не шевелиться. Днем еще и солнце припекает, а вентиляция в шалаше слабая, все закупорено, только маленькая щель для наблюдения. Нельзя открываться, иначе свежий воздух вытеснит затхлость, которая имеет запах. Опасность где-то рядом, и обоняние у нее острое. А если Чащин собак привлечь догадается?..

И еще: в закупоренное пространство не проникают комары и прочий гнус. Просачиваются лишь некоторые особо злобные элементы, но Пахомов уже не обращает на них внимания. Сначала смирился, потом привык, а сейчас и вовсе не чувствует укусов. И как чесотку подавлять усилием воли, он знает…

Лежать и прятаться от врагов — это не выход. Именно поэтому Олег и не стал рыть схрон. Да и опасное это дело. Свежая земля имеет свой запах, а это — серьезный демаскирующий фактор. Олег не хотел стать жертвой «охотников», поэтому палец у него всегда на спусковом крючке. Тяжело лежать без движения, но терпимо. У него есть опыт выживания, и это помогает. А еще он чувствовал себя раненым волком. На котором заживало как на собаке.

Уходить нужно. И чем скорей, тем лучше. А идти нужно в город. Или в какой-нибудь поселок, где есть телефонная связь. Позвонить в Москву, рассказать о том, что произошло, запросить помощь. Но Чащин наверняка уже перекрыл доступ к связи. И местных жителей, скорее всего, настроил против Олега. Не исключено, что и награду за его голову объявил. В таких условиях далеко не уйдешь. И все равно нужно действовать. Поэтому завтра в ночь он отправится в путь. А этой ночью постарается привести себя в порядок — выстирать одежду, помыться, чтобы минимизировать запах. А сейчас — лежать, смотреть в оба. И в карту местности не забывать поглядывать. Он уже успел ее изучить, но повторение лишним не будет.

Исчез Пахомов, как сквозь землю провалился. Ищут его, а все без толку. Оттого и неспокойно на душе. Можно даже сказать — лихорадит ее от волнения. Но унывать нельзя. Уныние — прямой путь к поражению, а ему нужна только победа. Что, если с Татьяной повезет? Вдруг она станет его утешительным призом? С этой надеждой Чащин и приехал на заимку.

Он обещал Знаменовой приехать на следующий день, а приехал только на третий. Зашел к ней в комнату, сел в кресло. Порядок у нее идеальный, кровать заправлена, форма наглажена. Вид свежий, опрятный. Настоящий подполковник…

— Итак, Татьяна, ваш ответ? — спросил он, любуясь этой необычной женщиной.

— Я согласна, — с грустью в голосе сказала она.

— Замечательно! — поощрительно улыбнулся Чащин.

— Я согласна взять на себя вину в убийстве Духова и Черновицына.

— Татьяна Сергеевна! — Он развел руками, выражая свое возмущение.

— И еще я могу согласиться стать вашей любовницей. — Она опустила голову — будто в знак смирения перед судьбой.

— Можете согласиться?

— У меня есть условие.

— Мне кажется, я знаю какое.

— Я хочу, чтобы вы оставили в покое Пахомова.

— Он опасен.

— Я же беру вину на себя.

— Он знает, что ты не убивала.

— С ним можно договориться.

— Как?

— Пусть он подержит в руке пистолет Черновицына.

— Тогда он тоже станет причастным к убийству своих оперов.

— И причастным, — уныло кивнула Татьяна. — И сговорчивым.

— А если ему дать и твой пистолет?

— Нет. Должно быть так, как я сказала. Или не будет никак…

— Хочешь пожертвовать собой ради него? — зло спросил Чащин.

Знаменова практически согласилась стать его женщиной, он получил на нее право, может, именно поэтому ревность схватила за горло со страшной силой. Пахомов стал не просто опасным противником, но еще и соперником.

— Называй это как хочешь, — сказала она, устало качнув головой.

— Хорошо, я сделаю так, как ты говоришь.

— Тогда я стану твоей любовницей.

— Ты станешь моей прямо сейчас.

— Да, я понимаю, в моем положении глупо требовать гарантии.

— А я, пожалуй, потребую. Твоя покорность — моя гарантия.

— И я должна тебе дать… гарантию, — грустно усмехнулась Татьяна.

— И дать прямо сейчас.

— Ты обещаешь сохранить жизнь Пахомову? — В ее взгляде не было вызова, требовательной жесткости, но голос затвердел.

Чащин задумался. Он не мог сохранить жизнь Пахомову, но почему бы не дать обещание? Разве он не хозяин своему слову? Тем более что Пахомов пока еще на свободе. Вот когда его возьмут, тогда слово можно будет забрать.

— Обещаю, — кивнул он.

— Что ты обещаешь?

— Сохранить Пахомову жизнь обещаю.

— Я тебе не верю, — качнула головой Татьяна. — Я не вижу в тебе искренности.

— А что ты во мне видишь? — усмехнулся он.

— Вижу. — Ее голос дрогнул, взгляд устремился в сторону.

— Ты видишь, а я чувствую. Чувствую, как моя душа тянется к тебе.

— Нижней своей частью.

— Философия жизни — все движется от низов к верхам.

Он расстегнул нижнюю пуговицу на ее кителе, взялся за следующую, и так — до самого верха. Знаменова даже не шелохнулась. Она стояла и в упор смотрела на него — с тихим, но жестким осуждением во взгляде. Он дал ей слово, но Татьяна ему не верила, может, потому считала себя вправе отказать. Но ему-то какое дело до ее прав? Он хозяин положения, ему все можно, и, судя по всему, Татьяна это понимает.