Счастливая встреча - Роберта Керр

Сколь многое изменилось с того дня! А что осталось прежним? Задавая себе этот вопрос, Жюли заранее знала, что прошлое ушло безвозвратно. Кануло в никуда…

Утро только занималось, и Жюли не стала будить Адама. Она лишь накрыла ладонью его руку и принялась осторожно высвобождать волосы. Но, вместо того чтобы выпустить косу, Адам еще крепче сжал пальцы, словно дитя, не желающее расстаться с любимой игрушкой.

Жюли тихо рассмеялась. Отбросила у него со лба непокорную прядь, улеглась, положив ладонь под щеку, и стала ждать его пробуждения.

— Жюли…

Ее глаза распахнулись: Адам произнес ее имя. Ее имя! Она ему снится? А если так, почему он вдруг заметался и застонал? Словно ищет ее во сне и не может отыскать…

Не задумываясь о приличиях, Жюли пододвинулась ближе. Она знала одно: Адам страдает, нуждается в ней, а она может облегчить боль. Взъерошив пальцами золотистые пряди, Жюли прижалась к его щеке, принялась нашептывать на ухо ласковые, утешающие слова. Теплое дыхание чуть шевелило его волосы.

Тревожный сон угас, а с ним и беда. Прерывисто вздохнув, Адам снова погрузился в глубокий, без сновидений, сон.

Пальцы Жюли замерли. Теперь в помощи нуждалась она: ей так не хватало близости и тепла! Дать их мог только Адам, и никто другой.

Потоком нахлынули вопросы, неся с собою сомнения и смятение. Почему она ищет помощи у Адама? Неужели настолько непостоянна, легкомысленна, бесстыдна? Жюли поспешно отодвинулась.

Адам просыпался, радуясь знакомому запаху вербены. Жюли… Не сознавая, что произнес ее имя вслух, он улыбнулся. Накануне вечером он заснул, вдыхая нежное благоухание. Нынче утром аромат ощущался сильнее, нежели ночью, так что голова шла кругом.

Жюли услышала свое имя. Адам снова грезит о ней? Девушка замерла, затем снова прижалась к нему. Но иначе, нежели в прошлый раз, когда она баюкала его, словно ребенка.

Теперь его дыхание обжигало ей кожу, и невесомый батист ночной рубашки не являлся преградой. Жар проникал в кровь, пронизывал все ее существо. Жюли отчаянно боролась, пытаясь совладать с неведомой силой, когда Адам прижался к ее щеке и во второй раз прошептал ее имя. Удивительно, но пламя взметнулось еще выше. Мгновение она гадала, что случится, если уступить огню, заключающему в себе столь сладостные обещания.

Но здравый смысл и врожденное чувство стыдливости одержали верх. Жюли разжала пальцы, хотя это стоило ей немалых усилий, и отодвинулась к противоположному краю кровати. Коса натянулась: Адам по-прежнему удерживал ее в кулаке. Во второй раз за утро девушка тихо рассмеялась, но теперь — над собою. И приготовилась ждать.

7

Тепло и аромат вербены стали слабее, и, стремясь вернуть их, Адам крепче сжал пальцы, ощущая в ладони шелковистую мягкость волос. В сонном сознании всплыло воспоминание о том, как он завладел косой Жюли перед тем, как уснуть. Неужели он всю ночь удерживал косу в руке?

Тихий, приглушенный смех заставил его открыть глаза. Улыбаясь, девушка смотрела на него. Даже в рассветных сумерках ее глаза сияли расплавленным золотом. В груди всколыхнулась целая буря, разгоняя остатки сна. Если зажмуриться, страсть уляжется, подумал Адам.

Но образ золотистых глаз, обещающих запретные, сказочные восторги, остался с ним.

— С добрым утром!

Не размыкая век, Адам проворчал в ответ нечто невразумительное. Но хрипловатые со сна интонации странно взволновали Жюли.

— Буду весьма признательна, ежели ты выпустишь мою косу, чтобы я могла встать.

Шутливый упрек не на шутку разозлил Адама. Вольно ж ей насмехаться, если при одной мысли о податливом теле, об аромате вербены и щекочущем прикосновении шелковистых волос он теряет голову!

Адам открыл глаза, собираясь дать достойный отпор, но теперь во взгляде девушки не было смеха. Зрачки потемнели и расширились: так смотрит крохотный зверек, загнанный в угол свирепым хищником. Он крепче сжал в пальцах темную косу.

— Ну и что нам теперь делать, Жюли?

— О чем ты?

— Мы не в последний раз разделяем ложе. Неужели каждое утро, в сумеречной полутьме, во власти расслабляющей дремоты, мы станем гадать, на что это похоже — обменяться поцелуями?

Разлитое в крови знойное тепло мучило и будоражило. Образы, рожденные его словами, только распаляли жар. Целомудренная, чистая девушка знала инстинктивно: если Адам приникнет к ее губам, искра вспыхнет ревущим пламенем, способным испепелить и доводы рассудка, и сомнения, и благонравие.

— Пожалуй, лучше гадать, нежели знать наверняка.

— Ты уверена? — настаивал Адам, не совсем понимая, почему продолжает эту тему.

Он всегда старался избегать окольных путей, но здесь прямота была неуместна. Их отношения туманны, зыбки и нереальны, словно гобелены снов и грез.

А ведь все могло быть так просто! Только одно слово. Один манящий жест. И оба обретут то, к чему стремятся. Жюли уже видела, как прильнет к его груди. Но голос рассудка и совести пробился сквозь сладострастную завесу и поверг ее в панику.

— Подумай сам! — в отчаянии воскликнула Жюли. — Ты станешь притворяться, что держишь в объятиях другую женщину! И я буду думать о другом!

Закрывая глаза на боль, отразившуюся в его взгляде, не отдавая себе отчета, что последние слова не более чем ложь во спасение, Жюли решительно выдернула косу из онемевших пальцев. И, тяжело дыша, отвернулась.

Адам ощутил болезненный укол совести. Страсть не утихла, но упоительное ощущение ушло, остались лишь смущение и жар.

— Возможно, я — последний негодяй, но, если бы я сейчас целовал тебя, Жюли… — Адам мысленно заклинал ее обернуться, но девушка упрямо глядела в стену, — да простит меня Господь, о другой женщине я бы и не вспомнил!

Жюли не ответила ни слова, зная: если бы Адам и впрямь поцеловал ее, она бы тоже не вспомнила о другом.

Владелица модной лавки, затянутая в роскошное платье из шуршащей сиреневой парчи, почтительно проводила юную чету к выходу. Посетители называли себя месье и мадам де Карт, но модистка готова была поклясться: эта парочка перед алтарем вовеки не стояла!

Синьора Версини присела в низком реверансе: что поделать, уж такие времена настали! Из-за проклятых австрийцев, заполонивших город, добрая половина клиентов разъехалась по загородным виллам, а те, что остались, тратили деньги отнюдь не на наряды. Содержанки австрийских офицеров тоже не обивали порога ее лавки. Но золотые монеты, небрежно брошенные на прилавок высоким блондином, с лихвой компенсируют причиненные неудобства, даже если ей самой и ее мастерицам придется работать не покладая рук с утра до ночи, чтобы исполнить заказ в срок.