Юнармия - Григорий Мирошниченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А мы их не в землю положим. Мы их в ящичек, – сказал Иван Васильевич, выковыривая ломом из земли обломки кирпича. – Мы их в гробик такой уложим. Пойдем, Андрей, плотничать.
Он передал Мишке Архонику лом, а сам ушел с Андреем и Васькой в соседний сарай делать ящик для винтовок.
Мы продолжали рыть яму. Отдыхали по очереди, – вернее, не отдыхали, а стояли на часах у дверей сарая.
Яма была уже почти готова.
Мишка кряхтя, откалывал ломом огромные земляные глыбы Мы с Гавриком едва успевали их выгребать.
Скоро в сарай вошли Андрей, Иван Васильевич и Васька. Они тащили ящик, сколоченный из грязных, необструганных досок. Гаврик выбросил еще несколько лопат земли и молча вылез из ямы. Мы осторожно разворотили огромную кучу соломы, наваленную у задней стены, вытащили оттуда винтовки и уложили их в ящик.
– Эх, вот Порфирий рад будет! Вот похвалит! «Ну и ребята!» – скажет, – повторял Васька, похлопывая рукой по крышке гробика.
Андрей молча вытащил из кармана пару гвоздиков и молоток и легонько заколотил крышку.
– Прямо, будто человека хороним, – сказал Володька Гарбузов.
Все вместе мы подняли ящик, нагруженный винтовками, и опустили в яму. Потом засыпали землей и сверху настелили дощатый пол. Васькин сарай был опять в порядке.
– Ну, теперь мы с Гришкой и с Васькой к Порфирию, – сказал Андрей.
– Айда! – крикнул Васька и захлопнул дверь сарая.
Мы полезли на сеновал. Там было душно от сырого, прогнившего сена. Андрей не сразу переступил порог. Он потоптался на площадке, заглянул внутрь и только потом шагнул.
В углу, сгорбившись, сидел Порфирий. Но он был совсем не похож на Порфирия. На нем было помятое и пропитанное мазутом брезентовое пальто с оттопыренным капюшоном сзади, а на голове потрепанный рыжий картуз с облупившимся лаковым козырьком.
Теперь Порфирий был похож не то на лесного объездчика, не то на станичного атаманского кучера.
– Вы чего это так оделись? – спросил испуганно Васька.
– А что? Нехорошо?
– В красноармейском-то вам было лучше, – сказал Васька
– Может, и лучше, только в этом спокойнее. Балахончик этот мне Леонтий Лаврентьевич напрокат дал. – Носи, говорит, до прихода красных, да только потом не забудь вернуть. Ну, а у вас ребята, как дела?
– Винтовки! – бухнул Васька и захлебнулся.
– Что? – Порфирий даже привстал.
– Винтовки мы достали. У коменданта из-под самого носа сперли.
– Что он мелет? – повернулся Порфирий к Андрею.
Андрей толкнул Ваську плечом:
– Ты всегда заскакиваешь. Без тебя толком рассказали бы.
– Да что у вас там случилось?
Андрей наклонился к Порфирию и стал рассказывать, что было вчера. Он говорил шепотом, но иногда срывался и переходил на полный голос, хриплый и взволнованный.
Порфирий хмурился и тер подбородок. Только когда Андрей рассказывал, как мы тушили на площади фонарь, лицо Порфирия разгладилось. Он тихо засмеялся и выругался, но потом стал еще мрачнее.
Когда Андрей кончил, Порфирий долго сидел, опустив голову, точно с этой минуты и смотреть на нас не хотел. Мы поняли, что натворили неладное. Васька мигал глазами, будто собирался плакать, а мы с Андреем растерянно стояли посреди чердака и не знали, куда приткнуться.
Наш красноармеец, которого мы сами нашли и за которого готовы были пойти в огонь и в воду, сидел теперь как чужой, не глядя на нас. Да и с виду он был совсем чужой – в этом грязном брезенте и надвинутом на брови картузе.
Наконец он заговорил:
– Не туда вы, ребята, залезли. Не дело это, а баловство. Вы думаете, так это и пройдет? Нет, братцы, будет вам за это. А не вам – так другим попадет. Думаете, вас не выследили? Да небось уже за вами на квартиру пошли.
– Не пошли, – сказал Андрей. – Ты, видно, думаешь, Порфирий, что мы совсем дураки, да? Нет, мы чисто дело обделали. На каждом углу часового поставили. А винтовки так схоронили, что никакой черт не отыщет. Пускай весь поселок снесут, а до винтовок не докопаются.
Андрей опять поглядел на нас героем.
Но Порфирий сразу осадил его:
– Напрасно, парень, думаешь о себе много. Это ты верно сказал, что поселок снесут. Возьмут теперь в оборот рабочих. Ваших же, деповских. А кого и к стенке… Эх ты, гайдамак… Ну, ступайте теперь по домам да помалкивайте.
Андрей хотел было что-то ответить, но махнул рукой и пошел к дверям. Мы за ним.
Когда мы сползли с лестницы, Васька тихо сказал:
– Уж, наверно, нашли винтовки. Повесят теперь отца.
Он заплакал и побежал вперед.
– Васька! Вася! Куда ты? – растерянно закричал Андрей и кинулся за ним.
У будки стрелочника он догнал его и крепко схватил за плечи. Васька весь дергался и не мог выговорить ни слова.
– Брось, Вася, – сказал Андрей решительно. – Ежели возьмут твоего отца, я сам тогда явлюсь к коменданту и скажу: я это сделал.
Глава XV
НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ
Дня через два весь поселок знал о том, что из комендантской исчезли винтовки. На всех углах расставили постовых. Со станицы прискакала казачья сотня. Казаки оцепили станцию и поселок.
На заборах появились приказы:
«Объявляются станица и железнодорожный поселок на осадном положении. Появившихся на улице после шести часов вечера немедленно задерживать и отправлять к коменданту и атаману станицы.
Комендант станции Глухов.
Атаман станицы Конорезов».
Был холодный и светлый день.
Я болтался во дворе и поджидал Ваську. Мы с ним каждый день носили в мастерские завтрак отцам. В руках у меня был красный узелок с хлебом, салом и несколькими кусками сахара.
Васька не шел. Уже в депо гудок прогудел, а мы еще не выбрались. Я подошел к Васькиной квартире и постучал.
– Сейчас! – крикнул Васька и выскочил с зеленым маленьким сундучком в руках. Васька всегда носил в нем отцу завтрак.
– Что ты, как мямля какая, возишься? Вечно тебя ждать приходится, – сказал я Ваське. – Шевелись скорее! Опоздаем!
Васька промолчал. Мы побежали бегом через станцию, мимо железнодорожной больницы. Навстречу нам по шоссе галопом пронеслось человек пятнадцать верховых. Направлялись они к станции.
– Куда их понесло чертей? – тихо сказал Васька.
Мы посмотрели им вслед и перебежали на ту сторону железнодорожного полотна к депо.
Тяжело захлопнулась за нами плотная большая дверь вагонных мастерских.
Все рабочие сидели у своих станков и ящиков с инструментами и ели.
Мы прошли по узкой дорожке в конец мастерской, к большому окну с решеткой.
Там возле слесарных тисков стоял Илья Федорович. Напротив него сидели на ящиках Леонтий Лаврентьевич и мой отец. А кругом на старых рессорах, на ржавых буксах и на шпалах примостилось несколько мастеровых. Толстый парень в грязной тужурке, опрокинув бутылку в рот, тянул из нее молоко. Его сосед, старичок со впалыми щеками, держал между колен чугунок и хлебал жидкую бурду.
Леонтий Лаврентьевич что-то рассказывал, а все слушали.
Вдруг мой отец заметил нас с Васькой.
– Ну, что же вы рты разинули? – сказал он нам. – Выкладывайте, что принесли.
Мы подошли поближе. Васька протянул зеленый сундучок, а я – узелок с завтраком. Мой отец и Илья Федорович, не глядя на нас, принялись за еду. А мы с Васькой сели на буферные тарелки. Они были забиты осью в землю и служили в мастерской стульями.
Рядом стоял ящик с гайками.
От нечего делать мы перебирали гайки, откладывая маленькую к маленькой, большую к большой, и слушали, о чем разговаривают мастеровые.
– Кругом обыски идут. Вчера ночью у Репко весь дом перетряхнули. Все винтовки ищут.
Мы с Васькой переглянулись.
В это время кто-то тяжело стукнул в дверь. Потом дверь заскрипела, и в депо вошли офицеры: тот пухлый – командир бронепоезда – и комендант станции.
Командир сделал несколько шагов вперед, вобрал голову в плечи и гаркнул:
– Смирно!
Рабочие замолчали, но никто не сдвинулся с места.
Командир звякнул шпорой и начал речь:
– Объяснять причины своего прихода я не намерен. Но, между прочим, кое о чем скажу. Мы допустили вас к работе для того, чтобы вы честно трудились. В нашей свободной и без того истерзанной большевиками стране бунтовать не полагается. Вы недовольны? Вы хотите нанести нам удар в спину? Но это вам не пройдет. Мы расстреляем всех, кто вздумает поднять руку против нас. Я проучу вас, мерзавцев! Вы у меня ласковыми голубками станете. Если мне сейчас же не выдадут тех, кто украл винтовки, я вас всех перебью здесь же. Как собак! Весь поселок с землей сравняю!
На лбу у офицера надулась жила. Он достал беленький платочек и вытер лоб.
– Я спрашиваю вас: кто украл винтовки? Что вы молчите, как бессловесная скотина? Говорите, а то я отсчитаю каждого десятого и…
Командир бросил на пол окурок и затоптал его.
– Ты арестован, – ткнул он пальцем в грудь первого попавшегося мастерового.