Я надеюсь… - Раиса Горбачева

Хочу привести отрывки из двух-трех писем Михаила Сергеевича. Полностью не надо, нельзя, здесь есть страницы, предназначенные только мне, — со мною они и уйдут… Да, есть вещи, которые предназначаются только для меня, сколько бы лет ни прошло. Но кое-что я вам зачитаю. Посмотрите, на листке сохранился штампик — «прокуратура Молотовского района»…

— А я подумал, что Вы сейчас эти значки поставили.

— Ничего подобного. Эти письма никто не трогал. Просто сейчас я стала перечитывать. Да посмотрите: «прокуратура Молотовского района». И даже число: 20 июня 1953 года. Был на работе в прокуратуре и стал писать письмо на первом подвернувшемся листке.

«…как угнетает меня здешняя обстановка. И это особенно остро чувствую всякий раз, когда получаю письмо от тебя. Оно приносит столько хорошего, дорогого, близкого, понятного. И тем более сильнее чувствуешь отвратительность окружающего… Особенно — быта районной верхушки. Условности, субординация, предопределенность всякого исхода, чиновничья откровенная наглость, чванливость… Смотришь на какого-нибудь здешнего начальника — ничего выдающегося, кроме живота. А какой апломб, самоуверенность, снисходительно-покровительственный тон! Пренебрежение к науке. Отсюда — издевательское отношение к молодым специалистам. Недавно прочитал в газете заметку зоотехника — Мовсисяна, окончившего Ставропольский сельскохозяйственный институт. Просто обидно. Видишь в этом зоотехнике свою судьбу. Человек приехал с большими планами, с душой взялся за работу и уже скоро почувствовал, что все это и всем абсолютно безразлично. Все издевательски посмеиваются.

Такая косность и консерватизм…»

Прерывает чтение и говорит:

— Тридцать семь лет прошло. Думала ли тогда, что вот так буду читать? Вслух…

Говорит с такой интонацией, что у меня закрадывается опасение: чтение будет закончено? Но через минуту все же продолжает:

— «Я беседовал со многими молодыми специалистами. Все очень недовольны. У меня по-прежнему много, очень много работы. Обычно допоздна сижу. Ночью оформляю «дневник» — короткие заметки. Потом он будет подписываться прокурором… Еще нигде здесь не был. Но, правда, негде и быть: скука. Если бы не работа…»

— Вы читаете, а я так и вижу молодого человека, попавшего сразу из столицы, из университета, с его, как Вы говорите, яростным радикализмом, с «идеями» и бурлениями прямо в глушь, в «сонное царство».

— Насчет «сонного» как сказать… На чем мы остановились? Да: «Прошу, пиши мне. Я их так жду, твои письма, всегда. С ними ты приходишь сама ко мне. А ты мне нужна здесь. Твой навсегда Михаил».

А это, — берет со стола другие листки, — письмо с поля. Работал на комбайне и писал его, видимо, с перерывами, в два или в три приема:

«…Сейчас уже началась полным ходом уборка урожая. И уборка по своим условиям трудная…»

— Поэтому, вероятно, и карандашом, что с поля?

— Наверное. «Хлеба буйные, урожайные и к тому же уже проросшие во многом травой. Это здорово осложнило работу на комбайне. День работы на комбайне строится так. Поднимаешься задолго до восхода солнца. Проводим подготовку комбайна, технический уход. Это занимает приблизительно 3–4 часа, и косим… Косим, пока есть возможность, то есть пока сухая пшеница. Для ночной уборки есть специальный свет… Каждый день 20 часов на ногах. Да еще в жуткой пыли, на раскаленном железе. Солнце жжет нестерпимо. Сколько уже дней жара — 35–36 градусов… Доводит до того, что хочется все порвать на себе. Дышать нечем… Кончаю писать… Как я вышлю тебе письмо, не знаю… Написал семнадцатого. Когда отправлю, точно не знаю…» Ну, дальше необязательно.

— А Ваши письма к нему сохранились?

— Да разве вы, мужчины, храните письма так, как женщины? Я сберегла все — до одного… Зачитаю фрагмент еще одного письма. Та же тетрадь, тот же карандаш. Видимо, дня через два писал: «Ты спрашивала о строительстве дома… Я, правда, не могу назвать это домом. Это обыкновенная хата. Сейчас она уже покрыта черепицей, вставлены окна. В общем, пригодна для жилья. Вся беда в том, что до сих пор никак не достанем леса для полов…»

— Очень актуально!

— Да, к сожалению. Всю жизнь мы в дефицитах. Кстати, мое первое пальто купить отцу помогал кто-то знакомый из сельсовета. Но мы отвлеклись.

«Были уже даже в Сталинграде. Но все впустую. Облицовка стен произведена. Позже будет и побелка. Пока же мы еще на квартире, что имеет своим последствием ряд неудобств. Маме особенно надоело…

Да, Раечка, я тебе не писал. У нас агрегат почти на сто процентов состоит из Горбачевых. Комбайнер — папа, Горбачев, штурвальный — я, тракторист — Горбачев Семен Григорьевич. На соломокопнителе одна девушка — Горбачева Анна Михайловна. Отвозит зерно от комбайна на машине Горбачев Василий Алексеевич. Так уже и говорят: «Горбачевы поехали». Папа, Семен и Василий — по отцам двоюродные братья… Я должен закончить письмо… Посылаю горячий привет из сферы производства в сферу интеллекта».

— Это он писал Вам домой? Вы были на каникулах?

— Нет, я была в университете. Он уехал на практику, а я что-то еще досдавала, какие-то экзамены.

В том же, 53-м году мы переехали в студенческое общежитие на Ленинских горах. Новый университетский ансамбль, строительство которого шло в 50-е и последующие годы, включал и учебные, административно-общественные помещения, и библиотеки, клубы, столовые, поликлинику, и современное, удивительно комфортабельное, как нам тогда казалось, общежитие студентов и аспирантов. Все было необычно и здорово. Каждый имел теперь отдельную, пусть и крохотную, меблированную комнатку. Душ и туалет в блоке на два человека.

Переезд в новое здание университета совпал с годами завершения учебы в МГУ. Здесь пошел уже другой этап нашей студенческой жизни. Теперь мы с Михаилом Сергеевичем всегда были вместе. Писали дипломные работы, готовились к сдаче государственных экзаменов. Много читали. Работали над «своим» немецким языком. Даже первоисточники с Михаилом Сергеевичем сами переводили. У меня была возможность вплотную наблюдать, как азартно, стремясь добраться до сути, до сердцевины, учился студент юридического факультета МГУ Горбачев.

Серьезно думали о будущем. Последние годы учебы я много болела. Перенесенная на ногах ангина осложнилась ревматизмом. Врачи настоятельно советовали сменить климат. После окончания университета я была рекомендована в аспирантуру. Выдержала конкурс и поступила. Михаилу Сергеевичу предложили на выбор: работу в Москве или аспирантуру. Но мы решили оставить все и ехать работать к нему на родину, на Ставрополье…