Памятное лето Сережки Зотова - Владимир Пистоленко

Манефа Семеновна рассказала, что, когда Сережке было особенно плохо, Силыч привел старца Никона, и тот окрестил Сережку, а то как трава рос некрещеным. Затем прочитал над ним отходную молитву. Ее читают в том случае, когда человек совсем помирать собрался, когда у него душа с телом расстается. Потому и называется отходной.

Сергей слушал, напрягал память, но ничего подобного не мог вспомнить.

— Ушли они, а ты чуть живой лежишь, только стонешь.

— А за Верой Николаевной вы ходили?

— За врачихой-то? — Манефа Семеновна молча пошевелила губами. — Не ходила я за ней. Тут уж промысел божий. Эта болтушка, Танька, пришла.

— Она совсем и не болтушка, — прервал Манефу Семеновну Сергей.

— Я к слову сказала. Вот она и наделала шуму. Только все это случилось потом. Ты сначала дослушай. Ушли Силыч и Никон Сергеевич, а ты лежишь, ну, как пласт. И вижу — ничем помочь не могу. А жалко, прямо сердце надрывается. Словом, привыкла к тебе. И опять же отцу твоему обещала до разума тебя довести. Выходит, слова своего не сдержала. Как буду перед ним на том свете ответ давать? Вот тогда и решилась я, дала богу клятву, что ежели явит бог свое знамение и милость, вырвет тебя из рук смертных, то ты для бога жить станешь, чтобы служить ему и помогать заблудшим. Только это я успела подняться с колен, глядь — входит Вера Николаевна, Танькина мать и даже сама Семибратова. Знамение! А к утру тебе уже совсем облечение пришло. Так что ты живи, Сереженька, и знай: ты обещан богу! И не забывай этого. Завсегда помни. И не греши. Прогневается бог — может в одночасье жизни лишить, любой смертью покарать. А ты сейчас что говорил? Обиду на бога высказывал. Это же самый тяжкий грех! Что ты богу обещан, никому ни словом не обмолвись. Нельзя! Так и старец Никон велел. Пока не вырастешь, не встанешь на свои ноги. Придет время, можешь еще и в большие люди выйти, через свои угодные богу молитвы другим добро творить. А Никон Сергеевич взялся научить тебя читать святое писание.

— Я и так читать умею, — недовольно отозвался Сергей.

Манефа Семеновна объяснила, что церковная грамота совсем отличная от той, какой школьников обучают, что знать ее не каждому дано. Мало осталось таких людей, и все меньше да меньше их становится. Взять, к примеру, село Потоцкое. Громадное село, большие тысячи здесь проживают, а церковные книги читать умеют только двое: старец Никон да Степан Силыч. Вот они и будут обучать Сережку.

— Силыча не хочу, — хмуро возразил Сергей.

Манефа Семеновна не стала настаивать.

— Поживем — увидим.

Прошло несколько дней, и Манефа Семеновна опять завела с Сергеем прежний разговор.

— …Человеку на бога обижаться не положено. Что бы ни случилось, надо покорно молчать, потому что без воли божьей и солнце не встанет, и роса на траву не падет. Понятно, разве легко потерять отца, да еще такого доброго да ласкового, каким был Николай Михайлович. Но ничего не поделаешь, богу на небе виднее.

— А оно где находится, небо-то это самое? — заинтересовался Сергей.

— А прямо у нас над головами. Его всегда видно, когда нету туч.

— Учительница объясняла, что это воздух. А дальше тьма.

— В голове у нее воздух; у вашей учительницы. И тьма тоже. В писании прямо так и написано, что бог создал твердь, или видимое небо.

Манефа Семеновна пояснила, что ни один человек до неба не добирался, ни один человек не видел и не знает, что там и как.

Сергей задал законный вопрос — откуда же тогда узнала про небо сама Манефа Семеновна? Ведь она тоже там не была. Но она опять сослалась на священное писание.

— Может, там просто придумано. Как узнать? — усомнился Сергей.

— На то книги и божественные, что в них одна святая правда. А кто не верит в святое писание, тому опять же — непрощеный грех, — недовольно хмурясь, пояснила Манефа Семеновна.

И она подробно рассказала Сергею, что на небе есть ад, или еще иначе называют его пеклом, и есть рай. В пекло попадают грешные души и принимают муки, кому какие предназначены. Зато в раю совсем наоборот. В раю разведен громадный сад, такой, что нет ему ни конца ни краю. Там и светло, и тепло, и радостно. Живут в раю те, кто бога почитал, кто не грешил на этом свете. И всегда там праздник, и нету там никакого горя, ни болезней, ни забот. Словом, райская жизнь. Вот теперь и Сережкин отец с матерью на небе. Но никто не знает, куда их определили.

— Их в рай надо, — решительно заявил Сергей.

Манефа Семеновна пояснила, что на небе лучше нашего знают, кто чего достоин, и помещают каждого, кому какое место по заслугам положено. Конечно, у Сережкиных отца и матери пропасть грехов, да еще каких — от бога они отошли, но даже за самых тяжких грешников у бога просят прощения, и он может смилостивиться, перевести из пекла в рай. Вот и Сережке, вместо того чтобы говорить всякие непотребные слова, надо больше молиться, чтобы отцу и матери на том свете было радостно. Сейчас Манефа Семеновна и Сережка разговаривают, им не совсем уж плохо живется: и сыты, и одеты-обуты, а вот покойным Наде и Николаю Михайловичу, может, в это самое время совсем круто приходится. Смотрят они с неба на землю, сказать ничего не могут, а думают: «Сереженька, сыночек наш, кровушка родная, помоги, помолись за нас господу, освободи от тяжких мучений, ты не поможешь больше помочь некому, и мы будем терпеть муки вечные». Неужто у самого Сережки сердце не болит? Неужто его не тянет помочь своим родителям?!

Знала бы Манефа Семеновна, как он тоскует, как часто во сне видит отца, как, проснувшись, подолгу лежит и ждет. Ему все кажется, что сон был не сон и вот сейчас он услышит знакомый голос. Но никто не приходит… Не знает Манефа Семеновна и того, что Сережка согласился бы на любые мучения, только бы вернулся отец. Нет, он, конечно, и о матери скучает и часто-часто думает о ней, но больше помнит отца и никак не может постичь, поверить, что никогда, ну никогда больше с ним не встретится! Был — и нет его. Совсем нет! Не верилось в это. Не хотелось верить. Может, и вправду люди попадают на тот свет? И там встречаются? Как же это было бы хорошо! Вон учительница доказывает, что никакого неба и нет вовсе, а Манефа Семеновна другое говорит. Вот бы все по ее словам вышло! И Сережке хочется верить Манефе Семеновне. И он верит! Не может не верить! Ему хочется расспросить ее обо всем, задать тысячи вопросов, но Сергей знает, что старуха не любит этого, сердится. Грех! А молиться за своих родителей Сергей, конечно, будет.

Он опять стал молиться больше, молился старательно, но все же прежнего рвения в нем уже не было.

К Зотовым начал ходить старец Никон, учить Сергея читать церковнославянские книги. Поначалу мальчику показалось трудным это занятие, но, когда он понял нехитрую премудрость церковнославянского алфавита и немногие законы сокращенного написания слов, дело пошло на лад. К весне он уже бегло читал часослов, хотя, за исключением немногих фраз, ничего не понимал из прочитанного. Но от него большего и не требовали. Старец не мог нахвалиться своим учеником, превозносил его способности. Приходил заниматься и Силыч, но Сергей, как ни уговаривали его, настоял на своем, и рассерженный Силыч, обозвав мальчика бараном, ушел ни с чем.

Досталось тогда Сергею от Манефы Семеновны! Она так рассердилась и раскричалась, как никто еще на него не кричал.

— Ты мне это своевольство брось, выкинь из головы. Или забыл, что ты обещан? Пока еще бог терпит, молчит, но я терпеть не буду. Кто тебя кормит? Кто поит? Кто обихаживает? Все я. Думаешь, мне легко? Вон какие времена трудные настали. И вот тебе мое слово: не своевольничай, что велю, то и делай. Давала я за тебя клятву перед богом? Давала. Препоручил тебя мне отец? Препоручил. И я не поступлюсь своей совестью. Не пущу тебя на путь грешников.

Манефа Семеновна приучила Сергея молчать, когда выговаривают старшие, и он молчал. Но Силыча к себе все же так и не подпустил.

Во время болезни да и после того, как он поднялся, Сергея несколько раз навещали ребята из класса, но Манефа Семеновна недовольно косилась на них, и они перестали ходить. Чаще забегала Таня. Она совсем перестала обращать внимание на сердитые взгляды Манефы Семеновны и на ее придирки. Прибежит на несколько минут, расскажет всякие новости, поиграет с Шариком — и была такова! Но вот не стало и Тани. Ее отца перевели в другой госпиталь, на Урал, где на большом заводе работал главным инженером брат Таниного отца. Туда и уехали Елена Петровна с Таней.

Ежегодно Манефа Семеновна и Сергей обрабатывали огород. В нынешнем году, как и в минувшем, они большую часть земли заняли под картошку, а на остальной делянке посадили разные овощи. Сергей было заикнулся насчет цветов, но Манефа Семеновна только рукой махнула: не до них, мол, не такое нынче время, чтоб цветами заниматься.

Работать приходилось много. Лето выдалось знойное, засушливое, и, чтоб не погибли растения, нужно было хорошо поливать их.