Одним ангелом меньше - Татьяна Рябинина

Времени было еще вагон, и Юля подумала даже, не заскочить ли домой, но прикинула, что не имеет смысла, все равно придется сразу выезжать снова. Она вышла из офиса, пробежалась по магазинам и уже в половине девятого была на проспекте Просвещения.

Судя по толпе, собравшейся на трамвайной остановке, ждать не имело смысла. И действительно, пока Юля прыгала по скользким ледяным буграм и колдобинам, ни один трамвай ее не обогнал. Она брела, вслух ругая идиотов-клиентов, идиотов-дворников, которые отродясь не чистили тротуары, и идиотов-архитекторов, спроектировавших проспект в виде аэротрубы — ветер дул отовсюду, да так, что перехватывало дыхание.

Номера домов в потемках были еле видны, а прохожие, у которых можно было бы что-то узнать, почему-то упорно шли по другой стороне проспекта. Наконец Юля нашла нужный дом, длинный, как Китайская стена. Указатель квартир висел только на первом подъезде. Она попыталась подсчитать, в каком подъезде может находиться нужная квартира, но сбилась.

«По идее, должна быть здесь», — подумала она и поднялась на крыльцо…

Будильник истошно заверещал, Иван швырнул гранату об пол и понял, что гарантированно встанет не с той ноги. А вставать не хотелось вообще. За окном опять шумел дождь. Внутри его клубилось глухое раздражение. Он злился на погоду, злился на необходимость вскакивать и ехать на работу («Господи, скорей бы на пенсию!»), злился на зануду Чешенко.

Против Самохвалова все улики — косвенные. И адвокат недаром деньги гребет лопатой. А следователь, наплевав на все логические доводы, механическим голосом, похожим на визг напильника по стеклу, все уговаривает Самохвалова признаться, пока не поздно. А он не признается. Адвокат его на суде вытащит. И прав будет. Иван чувствовал, что Самохвалов тут ни при чем и вину его доказать не удастся. А следователь и не собирается ничего доказывать — ему и так ясно, что Самохвалов врет как сивый мерин, и никакой мужчина за Колычевой не шел, а невесту он ухлопал сам. Надо, мол, только поднажать…

«Да в конце концов! — Иван пнул ни в чем не повинный будильник, и тот укатился под диван. — Пусть сам уродуется, если такой умный!»

Раздражение росло, и в конце концов Иван поругался с Галиной, которая, как ему показалось, слишком долго занимает ванную.

Вообще они нередко приносили домой свои негативные эмоции. Разряжаться на работе ни тот ни другой возможности не имели и поэтому срывались друг на друге. Происходило это обычно громко, с криками и слезами. Однажды Иван принес домой переснятый на ксероксе «листок гнева» с мерзкой крысищей и надписью готическим шрифтом: «В порыве гнева смять и швырнуть в угол!» В тот же день смятый плакат угодил ему в лоб. Выплеснув эмоции, они бурно мирились. Аленка уже давно привыкла к подобным эксцессам и, услышав из своей комнаты, что гроза стихает, выходила к ним со словами: «Наругались? Помирились? Тогда давайте пить чай!»

Иван не мог не понимать, что каждая такая ссора, вроде бы проходящая бесследно, тем не менее оставляет на их с Галей отношениях крохотный, незаметный рубчик. И кто может сказать, что будет, когда этих рубцов станет слишком много? Но безопаснее ли копить все темное в себе, не приведет ли это в конце концов к взрыву? Иван не знал. И все же он чувствовал себя виноватым, а от этого злился еще больше.

Не успел он войти в кабинет, как задребезжал телефон. Голос Боброва звучал мрачно.

— Ваня, срочно давай на Просвещения, там еще одна красотка с перерезанной глоткой. Если это он, дело будем брать себе. Машина ждет.

Иван чуть было не зарычал, как тигр. Серия? Все-таки другой конец города. Самохвалов в Крестах парится. Да нет, мало ли красоток с перерезанной глоткой. Авось не наша.

Но красотка оказалась «их». Молодая блондинка с перерезанной чем-то тонким и острым сонной артерией.

Накануне днем в подъезде сломался лифт. Лестница — просто рай для преступников — проходит отдельно от квартир, выход к которым и к лифту с нее через лоджии. Даже вход на лестницу не из подъезда, а с другого крыльца. Свет горит только на двух этажах — втором и седьмом. Двери на лоджии на всех этажах, кроме девятого, закрыты на замки. Если на такой лестнице на тебя нападут, можешь бежать и орать хоть до самого чердака — никуда не денешься, никто не услышит, а если и услышит случайно, то не выйдет. Иван в который раз подивился дурости архитектора, придумавшего подобный проект.

Убитую утром обнаружил на лоджии того самого, незакрытого, девятого этажа один из жильцов. Он вышел прогулять собаку, которая вдруг забеспокоилась и попыталась ринуться за распахнутую настежь дверь. Жилец заглянул за нее и увидел девушку, которую как тюк поставили в угол и прикрыли дверью. Кирпичная стена на высоте человеческого роста была залита кровью. Строители лоджию изрядно перекосили, к тому же цемент выкрошился, образовав ямку, поэтому кровь не растеклась по полу, а собралась лужей в углу. В темноте мимо могло пройти сколько угодно людей и ничего не заметить, если, конечно, им не пришла бы в голову мысль закрыть дверь.

В сумке погибшей нашли документы на имя Ремизовой Юлии Александровны, семьдесят шестого года рождения, ключи, деньги. На пальцах несколько колец, на шее золотая цепочка с подвеской в виде рыбки. И опять никаких следов борьбы, сопротивления. И опять чистое, не забрызганное кровью лицо.

Эксперты закончили работу и уехали, труп увезли. Дежурный следователь, который только и ждал момента, когда отдаст дело в производство и пойдет домой спать, спросил Ивана, что он об этом всем думает. Тот растерянно пожал плечами и коротко рассказал об убийстве Марины Колычевой.

— Значит, не того взяли… — то ли спросил, то ли заключил следователь.

— Посмотрим еще, что эксперты напишут, но, судя по всему, почерк идентичный. Кроме того, девчонка похожа на Колычеву как сестричка.

— Маньяк?

— Не исключено. Убили ее вроде здесь — крови больше нигде нет. Что обход?

— Ничего. Как всегда.

— Но к кому-то же она шла.

— Никто никакой Ремизовой не знает.

Они вышли с лоджии в коридор, ведущий к лифтам. Вдруг дверь одной из квартир открылась, и появилась девушка с мусорным ведром в руках. Она с любопытством посмотрела на незнакомых мужчин и пошла к мусоропроводу. Следователь заглянул в список. Эта квартира была отмечена как неопрошенная.

— Девушка, — Иван шагнул к ней, доставая удостоверение, — а к вам разве наши сотрудники не заходили?

— Может, и звонили, но я не слышала. Я только что встала. А что случилось?

— На вашем этаже, на лоджии, вчера вечером убили девушку, высокую блондинку. Где-то в районе девяти часов. Вы ничего не слышали? Все-таки ваша квартира к лоджии ближе всех.

Девушка испуганно прикрыла рукой рот.

— Ну конечно, я ее видела. Примерно в четверть десятого. Внизу у входа. Если это она.

— Вас как зовут?

— Евгения.

— Женя, вы разрешите нам войти?

— Да, разумеется, заходите. Только у меня не убрано…

Иван со следователем вошли в квартиру. Женя прикрыла дверь в комнату с незаправленной постелью.

— Проходите на кухню, присаживайтесь. Я сейчас чайник поставлю.

— Не надо, Женя, не беспокойтесь. Лучше расскажите все по порядку.

Девушка одернула длинный свободный свитер и села на табуретку.

— Я пришла вчера около девяти, как раз была реклама перед новостями по первому каналу. Я обычно сразу телевизор включаю, — неуверенно начала она, заметно волнуясь. — Знаете, я в больнице работаю, отдежурила свою смену, сутки, и еще полсмены за другую сестру. Так устала, из головы совсем вылетело, что дома хоть шаром покати. В холодильнике. Ну а есть-то хочется. За полторы… полтора… В общем, в больнице толком не поешь, разве что чай с бутербродами. У нас там так готовят, что лучше не рисковать. Вот я и пошла в круглосуточный супермаркет, тут рядом. Спустилась по лестнице, лифт ведь не работает. Подошла к двери, а тут входит девушка, высокая, выше меня, волосы светлые, длинные, распущенные. Она без шапки была. Я лицо плохо разглядела, там ведь темно, свет только со второго этажа. Пальто на ней было длинное, кажется, коричневое. Это она?

— Да, она. Значит, это было в четверть десятого? — Иван начал было опять рисовать рожицы, но одернул себя.

— Примерно. Я пока собралась, пока деньги достала, пока спустилась… Так вот, когда я сошла с крыльца, мне навстречу шел мужчина. Кажется, от подъезда. Наверно, зашел, увидел, что лифт не работает, и пошел на лестницу.

— Сколько времени прошло, как девушка вошла? — спросил следователь.

— Мало. Может, минута или чуть больше.

— Описать его можете?

Женя прикусила губу и задумалась.

— Я его не рассмотрела совсем, он быстро прошел. Да и свет был только из одного окна. Ну… невысокий. Для мужчины, я имею в виду. Как вы примерно.