День чёрной собаки - Панов Вадим

«Сухари» стояли на высоком берегу Оки, с выходом к воде, разумеется, и причалом для катеров. Вокруг – густой лес, через который проходило старое, почти заброшенное шоссе, и никаких посёлков поблизости. Тишина, покой, река, грибы, рыбалка… Великолепное сочетание, но уж очень далеко от Москвы – каждый день на работу не наездишься. Поэтому по-настоящему посёлок оживал только летом, когда владельцы больших домов привозили из города детей: совсем маленьких с апреля по октябрь, школьников – с конца мая по конец августа. Осенью же основным населением «Сухарей» оставались жаждущие покоя родители успешных детей, те из них, кто не захотел на старости лет навсегда перебраться к тёплому морю на другой Родине. И важные люди из района – им принадлежала почти половина домов. Всё шло к тому, что местные должны были полностью завладеть «Сухарями», но ситуацию изменила обрушившаяся на мир пандемия. Сначала самоизоляция, а затем настойчивые требования по возможности работать удалённо заставили людей обратить пристальное внимание на загородную недвижимость, и далёкий, но очень хорошо подготовленный к жизни посёлок оказался отличным местом пребывания в эпоху COVID19.

«Сухари» ожили, наполнились людьми, многие дома поменяли хозяев, сюда стали приезжать курьеры известных компаний, и потому даже сейчас, в октябре, в посёлке было весьма оживлённо – с доковидными годами не сравнить.

Брелок был запрограммирован на трое ворот: поселковые, участка Платона и участка Ады. Узнай о последнем Галя – точно бы убила. Но она не знала, а Илья, по-прежнему не выходя из машины, открыл ворота, въехал во двор и аккуратно припарковался рядом с красным «Mercedes» Ады. Достал из багажника три объёмистых пакета с продуктами – Бархин знал, куда едет, поэтому по дороге заглянул в супермаркет – и вошёл в дом. Он был уверен, что дверь не заперта, и просто надавил на ручку. И не ошибся. Впрочем, окажись она заперта, Илья открыл бы её своим ключом. В прихожей снял куртку, переобулся в «свои» тапочки и прошёл на кухню. Открыл холодильник, скептически оглядел содержимое, понюхал открытый пакет молока, поразмыслив, переставил его в раковину, после чего загрузил холодильник привезёнными продуктами, вылил молоко, бросил пакет в переполненное мусорное ведро и вынес его во двор – в контейнер. А когда вернулся – увидел сидящую на барной стойке Аду.

Немного сонную.

Немного растрёпанную.

Как всегда – потрясающе красивую.

Ада была одета в любимую чёрную пижаму и тапочки, но при этом куталась в стянутый с дивана плед – видимо, только встала и замёрзла со сна. Голубые глаза немного мутные, но на первый взгляд никаких веществ этой ночью женщина не принимала.

– Привет.

– Привет! – Она чуть-чуть подалась вперёд, Илья подошёл и мягко, очень по-дружески, поцеловал молодую женщину в щёку.

– Который час?

– Полдень.

– За городом тааааак хорошо спится… – Ада потянулась, но тут же снова закуталась в плед. – Не знаю, зачем ты здесь, но очень рада тебя видеть.

Бархин не сомневался, что услышит именно эти слова.

– Ты позвонила и попросила приехать.

– Когда?

– Ночью.

– Понятно… – Ада поправила плед. – Значит, это не было сном.

– Твой звонок мне?

– Мой вчерашний день.

– И несколько предыдущих?

– Что ты имеешь в виду?

– Я видел бутылки в мусорном ведре. Сколько их будет в спальне?

– Не тебе меня осуждать.

Бархин вздрогнул и даже сделал шаг назад. Маленький, но сделал. И совсем другим тоном произнёс:

– Извини. Я не собирался.

Женщина промолчала.

– Мне правда очень жаль.

Тишина.

– Прости меня, пожалуйста.

Она едва заметно кивнула. Мир восстановлен, и Бархин почувствовал облегчение. Он знал, что Ада отходчива, но не хотел её расстраивать. Улыбнулся, подошёл к раковине, оглядел количество грязных тарелок и кружек, вздохнул и открыл посудомойку. Ада не была грязнулей, просто иногда… в некоторые дни… она выпадала из реальности…

– Зачем ты здесь?

– Я неожиданно поняла, что должна приехать, – ответила женщина, включая кофеварку.

– На эти дни?

– Да, на эти дни.

– Тебе плохо?

– Тебя это действительно беспокоит?

Он закрыл посудомойку и запустил её. Одновременно сварился кофе – совсем маленькая чашка очень крепкого, и женщина выпила её одним глотком. Очень крепкий и очень горячий. Но Бархин не был уверен, что она почувствовала его вкус.

– Я приехал, Адька, сразу, как только ты позвонила, – ответил Илья, глядя женщине в глаза. – Не задавая вопросов. После ночного звонка.

– Был скандал?

– Не важно.

– Был?

– Не важно.

– Спасибо, – тихо сказала Ада, вертя в руке чашку.

Бархин взял её и принялся мыть.

– Что ты здесь ешь?

– Какую-то еду.

– Какую?

– Какую нахожу.

– Консервы?

– Пью кофе и ем бутерброды.

– Сколько ты здесь пробыла?

– Не знаю. Дня три.

– Годовщина завтра.

– Ты помнишь?

– Мы все помним.

– Чем ближе день, тем… тем сильнее я чувствовала какое-то… беспокойство, что ли… – Ада посмотрела на плед так, словно только что поняла, что кутается в него. – Внезапно мне показалось, что день уже прошёл, я запаниковала, бросила всё и примчалась сюда. И только войдя в дом, поняла, что приехала рано. И решила остаться.

– А что Андрей? – Бархин спросил о муже Ады. О нынешнем муже.

– Он в Пекине. Очередная командировка.

Илья кивнул, подумал, взял только что вымытую чашку и поставил варить кофе себе.

– То есть ничего не ела.

– Когда надоедали бутерброды – я ехала в ресторан.

– Кто был за рулём?

– Ты ведь знаешь, что я больше не пью… – Она замолчала, вспомнив начало разговора, вздохнула и немного нервно провела рукой по волосам. – Я могу себя контролировать.

А он не захотел возвращаться к неприятной теме.

– Отвезти тебя в ресторан?

– Не хочу.

– А чего ты хочешь?

– Удиви меня.

– Удивить вряд ли получится.

– Тогда обрадуй.

Илья улыбнулся. Ада соскользнула с барной стойки, мягко провела рукой по его груди, вышла на террасу и закурила сигарету. Не оборачиваясь к кухне. Глядя на тёмный лес. На ней были только пижама, тапочки и плед, но тоненькая сигарета курится быстро, и Бархин был уверен, что Ада не успеет замёрзнуть. Потом она ушла переодеваться, сказав, что наверное, примет душ, а когда спустилась – примерно через час, – Илья уже приготовил быстрый овощной салат, спагетти болоньезе и открыл бутылку красного вина. Он любил и умел готовить, но только в «Сухарях» делал это с особенным удовольствием. Для души.

Для Ады.

– Потом гулять?

– Не хочу. Просто посидим у камина.

– А потом посмотрим телевизор?

– Например.

– Или включим какой-нибудь фильм?

– Или включим какой-нибудь фильм.

Им никогда не бывало скучно вдвоём. Ни разу со дня знакомства, поэтому до телевизора или фильма дело не дошло: закончив с едой, они перешли в гостиную, разожгли камин и уселись в креслах напротив. Ада по-прежнему пила вино, Илья перешёл на коньяк. Говорили об общих знакомых, о нынешних делах и чего ждать в будущем, несколько раз неожиданно вспоминали прошлое – тёплые, весёлые эпизоды из детских приключений в «Сухарях» – и смеялись; смотрели на огонь – молча, думая о чём-то, вновь возвращались к разговору, перескакивая с темы на тему или долго обсуждая что-то одно. И только около полуночи Илья рискнул вернуться к очень важному вопросу:

– Ты ведь не случайно стала испытывать беспокойство… в этом октябре?

Он выделил слово «этом».

– Пятнадцать лет. – Ответ едва прошелестел, но Илья услышал. – Думал об этом?

– Да.

– А Платон?

– Уверен, что да.

Ада помолчала, пригубила вино и, продолжая смотреть на огонь, сказала:

– Здесь хорошо, далековато, но хорошо… – Выдержала паузу. Он мысленно согласился: «Всё так: далеко, но безумно хорошо, так хорошо, как нигде». И он улыбнулся, подтверждая её слова. После этого Ада продолжила: