За стеной из диких роз - Lett Lex

— Да, чересчур тихо, — согласилась Анна.

— Вот то-то же, что чересчур. Страшно тихо, а всё почему? Знаешь? — он смерил девушку долгим выжидающим взглядом, Аннабелль ответила ему полной любопытства улыбкой, без слов прося продолжить рассказ. — К нам гости пожаловали.

— Эмиль говорил что-то об этом, — задумчиво произнесла она. — Что за гости?

— В том-то и дело. Какие-то они непонятные. Не местные, сразу видно, и говорят не по-нашему, всё шепчутся, ищут кого-то.

— Иностранцы?

— Что? — переспросил старик. Аннабелль повторила. — Не-е-ет, говорят-то на нашем языке, но сложно, вроде твоего. Все с оружием, говорят, что охотятся, но с такими ножами только на войну идти.

— С местными кабанами не повоюешь, — улыбнулась девушка, скрывая волнение. — А они не говорили, кого ищут? Или на кого охотятся?

— Нет, да мы и не спрашивали. Они ведь за последние дни в лес не выходили. Всё сидят в таверне, все пятнадцать человек, да говорят. Иногда расспрашивают, не видали ли мы чего-нибудь необычного. Чудес каких-нибудь, колдовства. И недобро так приглядывают за всеми. Жан говорит, что они всё про ведьму болтали, что в нашем лесу живёт. Тебе ничего подобного не встречалось? — спросил Густав и смерил её вопросительным взглядом. Девушка побледнела, испуганно глядя то на своего собеседника, то в окно, и была уже готова всё рассказать, как вдруг кузнец хрипло рассмеялся. — Будет тебе, я же пошутил! Колдуны в этих местах сто лет назад перевелись. Об этом все знают.

— Да, все, — согласно кивнула Аннабелль. — А мне твоя помощь нужна, — произнесла она, показывая Густаву медальон. — Нашла его в лесу, а он какой-то непонятный. Не снимается, сколько я ни пыталась.

— Как же ты его надела? — спросил кузнец, рассматривая цепочку. — На ней ведь даже замка нет. Резать придётся. Эх, жалко, хорошая работа.

— Можешь оставить его себе, мне не жалко. Если хочешь — тем гостям отдай, они же как раз чудеса искали, — улыбнулась девушка. — Только избавь меня от него.

Старик подозрительно посмотрел на девушку, будто спрашивая, уверена ли она. Девушка кивнула. Он хрипло кашлянул и указал девушке на стул, а сам пошёл за инструментами, которыми перерезал железные прутья. Тем временем дверь в мастерскую открылась, на пороге стоял Август, опустив плечи, как будто с трудом вытягивая из них голову на длинной шее. Увидев гостью, он широко улыбнулся, отчего его глаза странным образом сошлись на переносице, и подковылял к Аннабелль. Юноша уселся возле неё, как верный пёс, и принялся смотреть на девушку с нескрываемым восторгом, точно любовался картиной. Анна улыбнулась и попыталась заговорить с ним, но Август ей не отвечал. Ему казалось, что говорит кто-то другой, но никак не девушка. Он любил смотреть на красивые вещи, часто носил с собой найденный на обочине дороги цветок, зачастую ради красивого букета он полностью разорял соседские клумбы, за что получал нагоняи и расстраивался до слёз. Плакал он и когда его бесценное сокровище увядало, не оставив и следа от своей красоты.

— Они всё приглядываются к нему… Нехорошо так, — произнёс вернувшийся Густав.

— Всё будет хорошо, они его не тронут, — обнадёжила его девушка. — Август же у нас не колдун.

— Он-то? — хохотнул старик. — Да он и мухи не обидит. Давай сюда своё ярмо.

Он ловко подхватил цепочку и перерезал её одним движением. Стоило ему это сделать, как разрезанные концы соединились вновь, сверкая в свете свечей, будто насмехаясь над Густавом. Он попробовал ещё раз — всё то же. Тогда он начал остервенело щёлкать огромными ножницами, натягивая цепочку так, что она до боли впивалась в шею Аннабелль, но цепь раз за разом срасталась, сколько бы её ни резали. В глазах у девушки уже начало темнеть, как вдруг раздался громкий щелчок и с пронзительным лязгом ножницы развалились на части. Давление на шею пропало, Анна подалась вперёд, судорожно хватая ртом воздух, перед глазами плыли красные пятна, а медальон всё так же покачивался на цепочке, светясь, как маленькая звезда. Август любил звёзды. Почти так же, как цветы. Никогда ещё их свет не был так близок, юноша протянул руку, чтобы коснуться её, и завизжал от боли, когда сверкающий металл обжёг его ладонь. Он, скуля, отполз назад, прижимая к себе раненую руку и заливаясь слезами. Аннабелль, к которой только вернулось зрение, с ужасом смотрела на эту картину, понимая, что в этот раз в страданиях бедного Августа виновата она. Девушка с ужасом обернулась, чувствуя тяжёлый взгляд Густава. Он никому не позволял обижать сына и сейчас его трясло от клокочущего гнева. Аннабелль всерьёз боялась познакомиться поближе с его тяжелой рукой.

— Пошла вон, — сказал он, не сдерживая дрожи в руках. Но это был не страх, его слова хлестали и жгли, как огонь или кнут. — Нам не нужно твоего колдовства.

— Густав, клянусь, я не знала… — запинаясь, начала говорить она.

— Вон! — закричал он, пихая девушку в сторону двери, но тут же отшатнулся от неё, трясясь всем телом. Через его руки точно прошли две молнии.

Аннабелль принялась снова извиняться, но, увидев полные ненависти и боли глаза, выскочила на улицу, поняв, что задерживаться дольше будет опасно. Из-под окна кузницы выскочила чёрная тень и пронеслась мимо девушки к гостинице. Девушка беспокойно посмотрела ей вслед. Казалось, она узнала герб, вышитый на пронёсшемся мимо неё плаще. А может, ей всего лишь показалось? Тем не менее, в душе девушки зародилась неприятная, мерзко щекочущая нервы тревога при мысли, о причине которой по коже пробегали мурашки. Возвращаться в дом Марион было слишком опасно и для семьи, жившей там, и для самой Анны. Она всё утешала себя, что всё может оказаться не так страшно, как она думает, но рассудок настойчиво твердил, что если наступило затишье перед бурей, то в самый раз начать искать убежище.

Она направилась в сторону пристанища для всех страждущих — того самого маленького кабачка, где подавали только кислую рыбу и первое, что подвернётся хозяйке в кладовке. Но даже несмотря на это дела у них шли хорошо и даже в самый холодный день в зале сидели один-два человека. Они могли быть кем угодно: и пьяницами, выставленными из дома, и карманниками, ожидающими улова, и простыми прохожими, не вызывающими ни интереса, ни сострадания. Аннабелль появлялась в тех стенах крайне редко, лишь когда кто-то давился ложкой или обжигался выпитым на спор кипятком. В этот раз, когда она появилась в дверях, хмуро сидевшие в зале люди восприняли это как недобрый знак. Всех посетило чувство, что что-то должно случиться, раз провидение само привело целительницу.