Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. - Анатолий Гуськов

В процессе переправы, когда немцы усилили огонь, я подбежал к Д.А. Зорину и посоветовал ему немедленно переправиться на восточный берег, чтобы там организовать прикрытие переправы, оставшегося личного состава дивизии. Он послушал меня и тут же переправился на противоположную сторону.

Спустя некоторое время после шквального огня немецких минометов и стрелкового оружия по переправам вдруг все стихло. Нам даже показалось, что немцы бросили нас преследовать. И в это время нам закричали с противоположной стороны: «Немцы! Бросайтесь быстрее в воду!» Я подаю команду оставшейся со мной группе солдат и офицеров 15–20 человек «В воду!» и мы поплыли. Понять состояние, в котором мы находились, теперь, вероятно, трудно — ледяная вода, предельная истощенность и усталость. Но чувство борьбы за жизнь кажется взяло верх. Несколько человек доплыли до нашего берега и тем самым спаслись от верного пленения и расправы немцев.

Командир 52-й кавдивизии вместе с Д.А.Зориным силами кавалеристов и переправившихся бойцов организовали огонь по прорвавшимся к переправе немцам и несколько отбросили их назад. После того как я переправился через реку, помню, что Д.А. Зорин и кто-то из офицеров 52-й кавдивизии уже в землянке дали мне выпить полстакана спирта, после чего я потерял сознание. Очнулся в санбате с забинтоваными ногами. И как потом мне рассказали, немцы спустя 10–15 минут после завершения нашей переправы форсировали Свапу в 1 км ниже по течению и пытались зайти во фланг 52-й кавалерийской дивизии. Но была дана команда нашим войскам отойти на 8 км и занять новые рубежи обороны. Так как я был без движения, меня погрузили на двуколку, накрыли тулупами и кошмой и доставили в ближайший медсанбат. К моему приятному удивлению, я отдел аллея только обморожением ног, поэтому следовать в тыл с медсанбатом отказался и уже через несколько дней был в строю.

Наш отход сопровождался постоянными действиями наземных и воздушных сил противника. Накануне праздника 25-й годовщины Великого Октября мы вошли в Курск и провели там первое партийное собрание коммунистов дивизии.

Первые наступательные операции, первые ранения

В дальнейшем мы оборонялись в районах Новосиль и Верховье. 20 ноября силами нашей дивизии и приданными частями из 13-й армии был нанесен контрудар по немецким войскам. Ст. Верховье вновь перешла в наши руки. Это была первая наша наступательная операция.

Но фашистские войска, несмотря на потери, стремились обойти с юга дивизии Западного фронта (с 11 ноября 13-я армия была передана Юго-Западному фронту), оборонявшие Москву. Врагу удалось захватить Ливны, а в начале декабря и Елец. Но несмотря на это, уже тогда мы чувствовали, что силы постепенно уравновешиваются и недалек тот день, когда фашисты будут испытывать горечь поражения.

б декабря одновременно с наступлением наших войск под Москвой началась Елецко-Ливенская наступательная операция. Из района севернее Ельца в направлении Казаки, Ливны наносила удар армейская ударная группа под командованием генерала К.С.Москаленко. В состав этой группы вошли: 307-я стрелковая, 55 кавдивизия и 150 танковая бригада. Противник значительно превосходил нас по численности войск, и борьба завязалась ожесточенная. В первый день наступления мы продвинулись на запад и заняли несколько деревень. Затем наше наступление все нарастало. Бойцы, воодушевленные первой победой, демонстрировали удивительную храбрость и самоотверженнность. Противник был выбит из Ельца и, опасаясь оказаться в окружении наших войск, начал отходить на запад.

До 30 декабря продолжалось наше наступление. За это время было пройдено более 100 км вперед и освобождено много населенных пунктов. При этом было очень трогательно то, что мы прошли по тем же населенным пунктам и отступая и, наступая. Поэтому местные жители нас встречали как родных, проявляя исключительную заботу о бойцах и командирах, помогая во всем, идя на отчаянные поступки по разведке в тылу противника. Многие воины нашей дивизии проявили героизм, за что были удостоены высоких правительственных наград. Эти награды были особенно дороги, так как они доставались в исключительно тяжелых боях.

Наступательный порыв был настолько велик, что наши бойцы очень часто рвались в неравный бой с противником, пренебрегая смертельной опасностью. К тому времени злость к немцам накипела в такой степени, что она толкала людей на удивительное проявление храбрости и мужества. Во время этих первых наступательных операций не обошлось и без курьёзов.

Так, произошло недоразумение ночью 21 декабря во время наступления дивизии на одну из деревень. С правого фланга нашей дивизии вел наступление дивизион «Катюш». Ночь была морозная — 25–26 градусов по Цельсию, ярко светила луна, все вокруг было покрыто бело-матовым светом. К тому времени не весь личный состав был одет в полушубки и теплые рукавицы, более половины бойцов были в шинелях.

И вот устремились к объекту наступления, прошли половину пути от исходного рубежа, уже видны силуэты домов деревни. Немцы огонь не открывают. И вдруг из глубины нашего тыла обрушился шквал огня, но, к счастью, несколько дальше и левее. Через некоторое время последовал очередной залп. Это уже в непосредственной близости от нас. Мы залегли на снегу и были просто ошеломлены удивительным зрелищем. Создалось впечатление, будто на снег выплеснули расплавленный металл из огромного ковша, который, разливаясь по поверхности, все воспламенял.

Это были залпы дивизиона «Катюш», командование которого приняло нас за немцев. Не сразу удалось установить связь с соседями и они нас долго держали в лежачем состоянии в такой мороз. Но, потом все встало на свои места, вскоре выбили немцев из деревни и, подвезли кухни, выдавали «законные» 100 граммов и, кажется, не было простуженных.

20 февраля 1942 года во время налета вражеской авиации на расположение нашей дивизии комиссар дивизии Д.А. Зорин был ранен осколком бомбы в спину и лицо, а мне такие же осколки угодили в ногу и щеку. Нас отправили в разные госпитали и с тех пор мы больше не встречались. Знаю только, что после войны Д.А. Зорин несколько лет служил военкомом Волгоградской области.

Находясь в Тамбовском военном госпитале, я быстро поправлялся. Необыкновенно спокойная жизнь в тылу мне показалась сказочной, но, отоспавшись и отдохнув физически, заскучал по фронту и дальнейшее пребывание в госпитале стало тягостным. Через 40 дней меня выписали из госпиталя, и я убыл в Москву за получением нового назначения.

Москва, Кремль. Орден Красной Звезды

В Москве я узнал, что мне присвоено очередное звание подполковник. За время пребывания там произошло еще одно очень приятное событие. В центральных газетах был опубликован Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении группы военнослужащих орденами и медалями. В числе награжденных орденом Красной Звезды был и я. По этому случаю небольшую группу пригласили в Кремль, где М.И. Калинин вручил нам награды. После этого Михаил Иванович стал расспрашивать о положении на фронтах и, как-то непринужденно завязалась беседа, мы почувствовали себя совсем свободно. Пользуясь обстановкой, я рассказал Михаилу Ивановичу, как еще в 1925 году во время его пребывания на фабрике имени М.И. Калинина по поручению пионерского отряда я повязал ему галстук как почетному пионеру. Тогда Михаил Иванович посадил меня рядом с собой, погладил по голове и сказал: «Молодец, расти скорее, я хотел бы видеть тебя настоящим коммунистом». Михаил Иванович очень тепло отнесся к моему рассказу, весело улыбался, спросил о моих родителях, которые к тому времени проработали на фабрике им. Калинина около 30 лет каждый. Затем он угостил нас чаем, очень интересно и образно рассказывал о многих событиях того времени.