Тупиковый вариант - Джордж Мартин

Оторвавшись от спинки кресла, Кэти подалась вперед. Ее лицо, приблизившись, как будто засветилось в темноте.

– Питер, милый, не играй с ним, – попросила она. – Пожалуйста. Он задавит тебя так же, как твоих друзей.

– У меня иное мнение, милая. – Ласковое слово прозвучало словно ругательство. – Опять ты лезешь со своими пророчествами! Лавры Кассандры спать не дают? Не можешь помочь – помолчи. Я долго терпел, черт возьми! Сносил твои постоянные насмешки, попытки уколоть побольнее и унизить. Ты никогда не верила в меня. Непонятно, какого дьявола ты за меня вышла? Похоже, только затем, чтобы превратить мою жизнь в ад. Так вот: отстань! Оставь меня наконец в покое!!!

Тишина. Взрыв не разрядил напряжения – Питер со злобой представлял, как закипает в Кэти ответная ярость, чтобы в следующую секунду излиться в истеричном крике. Он превратился в комок нервов, ожидая залпа проклятий, и готовился ответить тем же. Потом она вскочит с места, начнет бить что под руку подвернется, Питер попытается удержать ее силой, и начнется такое… В подобных случаях Кэти собой не владела.

Весь дрожа, он закрыл глаза рукой и почувствовал влагу. «Господи, я не хотел этого, – подумал он, – честное слово». Но Кэти, против ожидания, заговорила на удивление сердечным тоном.

– Дорогой, я вовсе не хотела тебя обидеть. Пожалуйста, успокойся. Ведь я люблю тебя.

Питер остолбенело повторят, будто недоумевая:

– Любишь?

– Пожалуйста, Питер. Если между нами сохранилось хоть что-то хорошее, прошу тебя, наберись терпения на несколько минут.

– Ладно, – буркнул он.

– Знаешь, я верила, очень верила в тебя. Ты наверняка помнишь, как прекрасно все складывалось в наши первые годы, правда? И я ведь помогала тебе, поддерживала, как могла, пока ты сочинял свой роман – разве нет? Я и прирабатывала, и успевала по дому, и готовила – в общем, позволяла тебе спокойно работать.

– О да! – В его голосе опять зазвучал сарказм, и гнев охватил Питера с новой силой. Кэти не раз донимала его разговорами о том, как на протяжении двух лет фактически содержала их обоих. Но сколько можно? Не его вина, что роман оказался просто грудой испорченной бумаги. – Только без попреков. Я не смог пристроить рукопись, но ты сама слышала, почему это произошло.

– Черт побери, да разве я упрекаю? – вспылила Кэти. – Любое мое слово ты принимаешь в штыки и сразу же становишься в позу обиженного. – Она тряхнула головой, отгоняя раздражение, и снова овладела голосом. – Давай не будем осложнять нашу жизнь, она и без того непростая. Мы долго мучили друг друга, старались бить по больному месту… Пора остановиться. Мы и так не скоро оправимся.

Питер промолчал.

– Я хотела сказать, что верила в тебя не только вначале, но и потом, когда ты уже сжег рукопись… Да, хотя давалось мне это нелегко, поверь. Я не считала твою неудачу литературным провалом, но ты – считал. И ты очень изменился. Поддался отчаянию и, вместо того чтобы, стиснув зубы, начать другую книгу, все бросил.

– Знаю, знаю, – вставил Питер. – Упорства мне недоставало. Слабак. Нытик.

– Прекрати! – гневно крикнула Кэти. – Я этого не говорила! И в мыслях не держала… Когда ты занялся журналистикой, я продолжала верить в тебя. Но опять все пошло вкривь и вкось, тебя увольняли, судили и в конце концов занесли в черные списки. Знакомые нас сторонились. А ты хотя и твердил о своей невиновности, но мысленно уже поставил на себе крест. Перестал мечтать и строить планы, непрестанно жаловался на невезение и хныкал.

– А ты мне ничем не помогала.

– Может быть, – признала Кэти. – Сначала пыталась, но проку от этого не было, и я устала тянуть за двоих. В тебе ничего не осталось от оптимиста, за которого я выходила. Мне было больно вспоминать, как я раньше тобой восхищалась, а уважения ты заслуживал все меньше и меньше. О твоем самолюбии и говорить не приходится. Ты испытывал такое отвращение к собственной персоне, что временами я боялась суицида.

– Ну и каково резюме, милая Кэти?

Она ответила не сразу.

– Питер, несмотря ни на что, я ведь не ушла от тебя. Ты же знаешь: могла, даже собиралась это сделать. Но осталась. Подавила жалость к себе и осталась. Тебе это ни о чем не говорит?

– Еще как говорит. Что ты мазохистка. Или садистка, – брякнул Питер.

Кэти не выдержала и разрыдалась. Питер сидел не шевелясь и ждал конца спектакля. Наконец Кэти выплакалась и тихо сказала:

– Будь ты проклят.

– А только что объяснялась в любви. Ты уж разберись в своих чувствах.

– Осел! Черствый, безмозглый чурбан! Неужели до тебя еще не дошло?

– Что именно? – теряя терпение, повысил голос Питер. – Ты требовала тебя выслушать – я выслушал и не узнал ничего нового. Старая песня на новый лад. Все тоже перечисление моих грехов и недостатков, жалобы на то, что я не оправдал надежд…

– Да пойми же наконец, Питер! Последние дни все изменили. Забудь на минуту о ненависти, отбрось отвращение к нам обоим и пойми: мы получили шанс! Надо им воспользоваться.

– Не вижу никаких перемен. Этот шанс – завтрашняя игра, и ты отлично понимаешь, что она для меня значит. Но тебе на меня наплевать; тебе все равно, выиграю я или проиграю. Мало того, ты мне все уши прожужжала, твердя, что я продую партию, да еще заставляешь меня спорить, когда мне надо выспаться. Такое впечатление, будто ты намеренно способствуешь моему поражению. Что же изменилось? Как была ты стервой, так ею и осталась.

– Ох Питер, Питер. Я объясню тебе, что изменилось. До самого приезда сюда мы оба считали тебя неудачником, а оказалось, что это не так! Ты действительно был совершенно ни при чем. Причина твоих злосчастий – Брюс Банниш. Это же в корне меняет дело! Он не оставлял тебе шансов и теперь хочет лишить последнего. Но за этот последний шанс тебе не нужно сражаться

– он у тебя уже есть! Ты узнал, что талантлив и можешь писать хорошие книги, – значит, психологический барьер неверия в себя рухнул. Что мешает нам уехать и вместе начать все сначала? Ты напишешь новый роман, пьесу – все, что захочешь. Твой талант никуда не делся. Мы опять можем мечтать, верить в будущее и любить друг друга, понимаешь? Баннишу не терпелось довести свою месть до конца, а вместо этого он добился обратного – отныне ты свободен!

Питер боялся пошевелиться, до боли в пальцах стискивая подлокотники. Слова Кэти медленно проникали в сознание, и темнота отступала, словно за окнами забрезжил рассвет. Господи, неужели все так просто? Проклятый Банниш и вправду заразил их своей одержимостью. А он настолько зациклился на шахматах, что ни разу не задумался об этом. «Я действительно был совершенно ни при чем, – мысленно повторял Питер и удивлялся. – Мое невезение было совершенно ни при чем».