Небесные тела - Джоха Аль-харти

Масуда тяжело пыхтела от натуги под вязанкой дров. Еще до зари она отправилась за аль-Авафи срезать сухие ветки акаций и собирать их в связки. Потом они под котлом, в котором будет вариться наш ужин, превратятся в головешки. А на следующее утро она опять ни свет ни заря поплетется за ними. Переведя дух, она сказала мне: «Не слушай ее! Ступай в дом!» С того дня я перестал существовать для жены дяди. А спустя несколько месяцев она уговорила его взять детей и переехать в столицу, в Вади Удей.

С тех пор и до того времени, как я стал взрослым и начал путешествовать, никто не подходил ко мне с дотошными расспросами об ужине. Я заметил, люди теперь могут часами болтать о еде, смотреть мерзкие рекламные ролики, показывающие мужчин и женщин с разинутыми ртами и облизывающими языками, как они заглатывают кусок за куском. Кругом друг друга спрашивают: «Что ел сегодня?» или «Что у вас будет на обед?», не находя в этом ничего предосудительного. Салем, возвращаясь из колледжа, вместо того чтобы поздороваться, заходит со словами «На ужин что?». И если ему не по вкусу то, что приготовила мать, он встает из-за стола и направляется в пиццерию или «Макдоналдс».

Холя

Как только отец вышел из комнаты, Холя снова бросилась запирать дверь. Она застыла у окна и, заметив первые капли дождя, развернулась в сторону Мекки, чтобы совершить молитву. Мать всегда говорила ей, что во время дождя Аллах слышит наши мольбы. Она воздела руки и повторила слова, которыми привыкла заканчивать ритуал:

– Аллах! Сведи нас с Нассером, а то умереть мне в печали.

Закончив, она прилегла, положила ладони на живот и свернулась в позе эмбриона, с наслаждением прислушиваясь к стуку капель. Ей захотелось выбежать на улицу и промокнуть до нитки, так чтобы с волос стекали струйки. Но она не смела показаться на глаза матери. Холя перевернулась на спину и принялась разглядывать на потолке вентилятор и неоновые лампы, погружаясь в воспоминания.

В далеком детстве они после обеда играли с соседскими ребятами в такую игру: делились на два отряда – восточной и западной стороны – и преследовали друг друга по всем закоулкам аль-Авафи. Холя держалась подальше от Зайеда, который дергал ее за косички, и ни на шаг не отходила от Нассера. Частенько им удавалось улизнуть из своей команды, они забирались в сад муэдзина и срывали там бутоны с единственного во дворе розового куста. Он вплетал ей в волосы цветки, порой забывая ее предупреждения о том, что в них могут прятаться шипы, и на лбу у нее появлялись мелкие царапины.

Холя перевернулась на бок. Взгляд упал на единственную на противоположной стене картину, которую повесила Мийя еще до замужества и переезда. В тонкой позолоченной рамке были заключены уходящие за горизонт плодородные зеленеющие пастбища, над ними клубились кучерявые облака. Пейзаж казался нереальным. Мийя утверждала, что это Англия. Разве бывает столько зелени? Немыслимо! Самый большой пригодный кусок земли, который Холя в жизни видела, – это их возделываемый участок, где в стволе одной из старых пальм она хранила конверт с фотографией Нассера.

Она ясно помнила тот день. Мальчишки и девчонки притомились от забав. Дневной свет пошел на убыль. Большинство разошлись по домам. Но были те, кто еще оставался. Нура предложила разыграть имена супругов и будущие профессии. Надо было записать столбиком два списка – один с именами, другой с названиями занятий, все под номерами, наугад выбрать число и огласить ответ. Абдель Рахман, сын судьи Юсефа, выкрикнул «двадцать», и вышло, что его жену будут звать Холя. Нассер тут же подскочил и потребовал у него переиграть, назвав другое число. Тот отказался, за что получил удар в лицо. В кровь разбив сопернику нос, Нассер повторил: «Холя – моя двоюродная сестра и моя будущая жена! Моя! Мы друг другу обещаны!» Сколько ей было тогда лет? Не больше девяти. А Нассеру? Около двенадцати, наверное. Может, больше. Она помнит, как он привел ее за руку домой и вдова дяди, его мать, поставила перед ними тарелку с финиками в топленом масле, как перед ее уходом он вложил ей в руку конверт со своей карточкой, вырванной из школьного пропуска, и как мать набросилась на нее с тумаками, когда она вернулась с наступлением темноты.

Холя вновь легла на спину и заложила руки за голову. Ей не по вкусу был молочный цвет стен, но в других комнатах она не находила отдыха вовсе. Как только старшая из сестер подросла, мать задумалась о помещении для девочек с отдельным входом, в которое нельзя было проникнуть из других комнат и тем более из общего зала. Двери их дома стояли нараспашку, как выражалась мать, имея в виду, что к ним часто в гости заходили женщины, и ее девочкам, уже на выданье, не следовало попадаться им на глаза, не нужно им было слушать разговоры замужних. Сестры загорелись идеей иметь свое пространство, где Асмаа могла бы разместить книги, а Холя найти отличный угол для трюмо. Что касается Мийи, то она продолжала шить в зале, а с приходом гостей, как только мать подавала ей знак, удалялась в новую комнату. Холя вздохнула. Все это было до того, как Мийю выдали замуж, она родила и сама стала участвовать в женских посиделках.

Посреди комнаты был расстелен большой красный ковер. Вдоль стены, плотно прижатые друг к другу, стояли три деревянных шкафа, у каждой свой. Мать сама рассчитывала размеры и давала плотнику указания, какой узор на них вырезать. Мечта Холи иметь шкаф с зеркальной дверцей так и осталась мечтой. Вместо этого мать распорядилась прибить овальное зеркальце в деревянной раме на стене напротив. И Холя была вынуждена стоя расчесываться и подкрашивать губы новой помадой, которую привезла из Маската Мийя. Интересно, как Нассер себя поведет, когда в их первую брачную ночь она распушит перед ним свои мягкие локоны? Асмаа уже начинала складывать свои книги в их с Мийей ящиках. Холя удивлялась: что занимательного находит сестра в этих брошюрах министерства наследия? Сама она могла читать только те книги, которые Асмаа с презрением отбрасывала: «Романы-однодневки!»

Ее подруга Нура увлеклась подобным чтивом, съездив в гости к родственникам в Маскат. Оттуда она привезла с собой несколько романов, чтобы подсадить на них и Холю. Истории волшебной любви среди лесов, полей, рек, утонченная красавица-героиня, сильный и бесстрашный герой-симпатяга. Перед сном Холя представляла себя с Нассером на далеком зеленом острове, по которому бродят