Небесные тела - Джоха Аль-харти

ним пару желтых распашонок, которые годились как для мальчиков, так и для девочек. Красную помаду для Холи спрятала под одежду, чтобы мать ничего не заподозрила. Непонятно, почему мать так строга к Холе? Сестра – самая милая и обходительная девушка в аль-Авафи. И что такого, если она попросит отца купить ей колечко или золотой браслетик? Она того заслуживает, отец немало зарабатывает. Мийя недоумевала, почему мать щелкает Холю по носу за малейшую провинность. Если матери не нравится наряжаться, это ее право. Оставила бы Холю в покое.

«Ох! Вот бы Лондон выросла такой же красавицей, как Холя!» Вздохнув, Мийя провела ладонью по заметно отросшим волосам малышки. Потом остановила взгляд на ее морщинистом лобике. Правда ли, что в этих складочках зашифрована вся судьба человека? Что же написано на лбу у нашей дочурки? Но сколько ни вглядывалась Мийя, она не могла рассмотреть на лбу Лондон все те бессонные ночи, которые ей предстоят, когда дочке исполнится двадцать. Те ночи, когда она будет силиться припомнить черты Ахмеда, расплывающиеся перед ней в ничто, будто его и вовсе не было. Словно все было сном – их жизнь и его смерть. Она будет сначала собирать по крупицам и рисовать в голове портрет брата, потом, ближе к рассвету, будет выдавливать его из памяти. Только один его образ невозможно выкорчевать ничем – фото из университетской газеты, где он смотрит слегка наискось. Годы спустя Лондон назовет этот взгляд отсутствующим.

Мийя, дотронувшись до головки ребенка, ощутила, что волосы приобрели жесткость. В первый же день Абдулла пришел на нее посмотреть и притащил с собой коробки с детским питанием. Мийя оценила его щедрость, но ничего не сказала. Во‐первых, до трех месяцев она этого младенцу давать не будет. Во‐вторых, она сама в состоянии ребенку приготовить что-то свежее, а не эти консервы, один Аллах ведает, как давно запаянные в банки. Никто в аль-Авафи таким детей не пичкает. И если он думает, что она станет повторять за женой его дяди из Маската, то сильно ошибается. Да, она по большей части отмалчивается, но ни за кем бездумно не копирует. Сама будет готовить дочери и нашьет ей ярких платьев, таких красивых, что все вокруг будут ахать. Ее всегда будут видеть аккуратно причесанной, в начищенных туфельках, в платье с пояском. Мийя еще докажет, какая она хорошая портниха! Таких нарядов, как у ее дочери, не будет ни у кого. И имени такого тоже ни у кого не будет!

Абдулла

В ночь после переезда на новое место мне явилась во сне мать. Она была одета в белый просторный балахон и шла по воде. Я следовал за ней и звал ее: «Мама! Мама!» Но она не обернулась, и я проснулся, так и не увидев ее лица. Жалко, что в аль-Авафи раньше, до ее смерти, ни у кого не было фотоаппарата. Зарифа говорит, что я похож на мать, а сестра отца спорит, что я его копия. В тот день, когда Лондон развелась и мы вернули калым, мать приснилась мне во второй раз. Она брела немного впереди, я – за ней, ухватившись за край платка, покрывавшего ее голову и плечи. «Зачем ты сорвала базилик?» – спросил я ее. Но она не посмотрела на меня. И голоса ее я тоже не услышал. Когда умерла Зарифа, в сновидении ко мне сначала пришел отец, а за ним мать – высокая и тощая. Она прижала меня к груди. Я был маленьким, едва доставал ей до пояса. Она склонилась ко мне. Ее объятия стали объятиями Мийи, а лицо – лицом Зарифы.

Как всегда, я застал Мийю спящей. Когда мы все дома и я завожу с Салемом или Лондон серьезный разговор, она удаляется в спальню. Дремлющей я ее вижу и после полудня по возращении с работы. А стоило мне прилечь днем, Зарифа тут же злилась: «Народная мудрость гласит: “Чем спать, лучше с соседом пойти воевать”». У Мийи не было крепких отношений с соседями, не было у нее повода с ними и ссориться. Она могла отключиться в любое время суток. В первые годы нашего брака она поднималась рано, с трудом засыпала днем. А после рождения Мухаммеда столько раз укладывалась рядом с ним, сколько ложился он. Так продолжалось, пока он не вырос и вдвоем они уже не помещались на узкой кроватке. Часто, возвращаясь домой под вечер, я становился свидетелем одной и той же картины: они оба лежали, растянувшись на кровати и уставившись в крутящийся на потолке вентилятор. Мухаммед как завороженный смотрел на бегущие по кругу лопасти. А если его выключали, начинал реветь не переставая. Поэтому вентилятор у нас в доме работал, невзирая на то, какая стояла погода. Мийя могла проваляться так с ним сколь угодно долго, пока он не заснет. После перебиралась в свою постель.

Мужья

Салима поставила дочек в известность, что сыновья Иссы-мигранта Халед и Али сватаются к ним и что они с отцом дают согласие.

Приглушенным голосом Асмаа отозвалась, что подумает, и попросила родителей не давать ответа, пока она не решит. Холя же, слушая мать и сестру, застыла с раскрытым от ужаса ртом. Когда они замолчали, она сначала робко стала выдавливать из себя «Нет! Нет! Нет! Нет!», а потом перешла на истерический крик, ринулась в комнату, которую для девочек пристроили к дому, и щелкнула замком. Она отказалась отпирать дверь, пока не придет отец и она с ним не переговорит.

Асмаа продолжала помогать матери по дому: каждое утро варила кофе, разносила соки гостьям, нянчилась с новорожденной, стирала одежду отца, сестры-роженицы, пеленки малышки, но ни на минуту не переставала думать о женихе. И через несколько дней, когда молола на кухне кардамон для кофе, как бы между делом сообщила матери: «Я согласна за Халеда пойти!»

Аззан, припозднившись, возвращался размашистыми шагами домой от друзей-бедуинов. Холодный ветер трепал края его одежды. События развивались непредсказуемым образом. Люди разговаривали с ним будто намеками. Вчера, когда они устроили шуточное поэтическое состязание и по правилам Асмаа надо было начать строку с буквы «р», она выпалила против всех правил: «Безгрешный, не в чем упрекнуть, красив и в рубище убогом», потом зачем-то добавила еще одну: «Себя защитить от позора, ошибок твоих, прегрешений, быть выше твоих ухищрений». Неужто они прознали что-то про Луну? Луна! Наджия-Луна! Эта женщина показала ему, что он еще на что-то годится, показала, на что способно его тело! Какое наслаждение можно от него получать! Подумать только, он будто был непорочным до того, как встретил