Курс практической психопатии - Яна Гецеу

— Ну, если вы говорите о благородных господах… так ни одного!

— А из вашей грязной братии?

— Ну… — мальчик смущается. — Случалось, но они мне… несимпатичны. Я только за еду…

— Ах, бедное дитя! — вздыхаю я с показной фальшивостью: — Поверь мне, я не стану использовать твою нежную плоть, я лишь хочу обогреть тебя, ведь у меня есть дом, которого ты лишен!

Мы говорили громким шепотом… щекочет нервы — а что если ее мать… но нет, я лорд, она — бродяжка!

— Мой сэр, а нельзя ли мне хотя бы согреться глотком доброго бренди, что я вижу у вас на каминной полке? — ребенок хитро кивает на бутылку водки, стоящую на письменном столе у кровати.

— Да, разрешаю, грейся… и пожалуй налей и мне, я опрокину горькую чару за твою несчастную судьбу!

Мы дружно выпиваем. Я привлекаю подростка к себе, и говорю:

— Ах, расскажи, поведай мне горести твоей ужасной жизни, дитя, возможно я сумею их облегчить!

Обнимаю её, и радуюсь, что у Сашки реальный ноль на месте груди, иначе они б сейчас уперлись мне в грудь, и испортила восхитительную извращенную игру. Мальчишка лепечет что-то, и его ресницы щекочут мне шею… я ласкаю его волосы, и спинку, а он… запускает пальцы мне под рубашку, я будто бы пугаюсь:

— Что ты делаешь, дитя? — но от себя не отнимаю.

— О, сэр Габриэль, у вас такая чудесная кожа, позвольте, позвольте мне еще разок коснуться вас…

Черт, все идет совсем не так, как желал, и совратители поменялись местами — теперь жертвой порочного бродяжки оказался благородный лорд! Вот дрянь, как же она умеет перевернуть все в свою пользу! Но как сладок элемент неожиданности… и я играю, играю по ее правилам так жадно!

— Сэр, вы прекрасны! Я люблю вас… — лепечет он, и целует меня в губы, в самое сердце…

Она уснула, не смыв грязи подмостового бродяжки, так устала… а я лежу рядом, и справляюсь с новой мукой — десертной ложечкой кромсаю себе язык. И не могу остановиться. Язык хрустит, а ложка заточена как тюремная, и я режу на кусочки себе язык, кровь в горло течет и хлюпает во рту. Отвратиловка… о, нежный мой, проснись, и отбери у меня ложку!

— Мама ушла, у нас с тобой есть целый день!

Я сидел на диване, и слепо шарился в инете… ни о чем. Сашка лежала рядом, протянув ножки через мои колени. Я рассеянно поглаживал их — стройненькие, не очень длинные, но такие милые, с розовыми стопочками, и нежные тоненькие волоски, моя персиковая Лолита… я с ней рядом будто нежно раненный зверь. Ни разу, после ночи на кладбище не говорил ей, что люблю. Но это так. Боюсь — если скажу, она уйдет. Не приемлет любви… только секс, веселый разный секс.

Я просто ласкал ей ножки… а она так аккуратненько повернулась на бочок, так ловко сползла чуть ближе ко мне, что юбка ее — крохотная джинсовая тряпочка, приподнялась. Я бросил рассеянный взгляд на нее, и заметил, что она без трусиков, и ножки ее разведены, так чуть-чуть, будто бы случайно. Я забросил комп, запуская пальцы в ее нежное, влажное… она подалась навстречу, но не единого вздоха, лишь личико лукавое и губки покусывает, будто ничего не происходит.

Ах, будь я девушкой — я бы ей и был!

Сука, сладкий сахар тает быстро. Особенно если его бросить в столь горячий чай, как… любовь?..

Все закончилось само-собой. Она ушла. Молча. Банально.

— Я позвоню…

Да хуй там. Ждал.

Зря. Не выдержал.

Привычно порезал вены

— Что, не хочешь терзать меня? Почему?! Что я такого тебе сделал?.. Ну так я и сам могу себе это сделать!

Мир снова стал скучен и сер.

Вернее, это я вернулся к миру. А Сашки просто никогда не существовало. Не могло существовать. Ведь я не нашел ни единого ее артефакта!! Специально искал. Ничего. Не единого волоска на подушке. Если она и была — то уж точно дочерью ангела. Люди не могут так уходииииить…. Моментами мне хочется завыть:

— Транквилизаторы, транквилизаторы…

— Они же между прочим недешево стоят! Ты считаешься вылеченным, и у тебя нет инвалидности! Иди-ка работай, если хочешь глотать таблеточки!

Если бы ещё не одно но…

— Сашу видела сегодня, передавала тебе привет, спрашивала, как ты, — сказала мама.

— Что? — я выронил ложку, и замер. Нет. Меня затошнило от ужаса. Не может быть. Я опять съезжаю. Руки невыносимо заныли под бинтами. — Где?

— Они с мамой в мастерскую заходили, заказали для Сашы кулон — ангела, говорят, у неё папа умер, в память…

— Да? — я не мог дышать и весь скукожился от ледяного страха.

— Да, такая хорошая девочка, почему ты с ней сейчас не общаешься, я думала, у вас любовь, — начала было мама, но я уже вскочил, и ноги сами понесли меня прочь! Скорее, скорее!!

Я помчался, задыхаясь и умирая, по знакомому адресу. Переулок, дорога — стойте же, дайте мне перебежать! Тротуар — обогнул фонарь — подъездная дверь — кодовый замок, сука!! — отойдите, мне срочно! — третий этаж… Саа-а-шаа… больно, блядь, как больно!! — здравствуйте, а Са…

— Нет, уехала с каким-то монголом, я все глаза выплакала, а вы не знаете, что за монгол такой?

— Какой монгол? — сердце прыгает в горло и орет в смертной муке — где она??

— Ну, не знаю я, в Москву её увез, а вдруг в рабство?

— Какое нахуй рабство, она моя!! — ору я, и уже несусь, несусь куда-то прочь, вдребезги, в клочья.

— Ебал я в рот вас всех!!

Тотальное одиночество? Ну а чтож, я разве не знавал его! Мне никто не нужен. Я одиночка по жизни. Но когда со мной поступают так, как Сашка — мне хочется кричать…

— Я — этого хотел? — заорал я как зверь с моста прямо в Белую, и она унесла за горизонт мою муку, и разлила ее на весь закат. Вот дерьмо… спасает одна лишь боль. Все руки уже неживые. Порвал ножом даже мышцу, и теперь правая рука слабее левой. Я убью ее. Я убью их всех.

— Не смейте, не смейте же использовать меня!! — разорвало в смертельной злости… и закат отвечал мне кровью.

«За какие-то паршивые две недели я успел так дико… влюбиться… Теперь я знаю, что это так называется. И потерять ее, мою сексуальную мечту! Представь, Жанна!!»

«Отлично представляю… и сочувствую! Но посмотри на это по-другому! Вы оба еще очень молоды. И не были бы счастливы. Она бы сбросила тебя все равно, поверь моей интуиции. Ей нужна куча мужиков и развлечений, и хорошо, что ты не успел совсем уж прикипеть к ней, а то пришлось бы отрывать… с мясом. А так — когда все кончилось внезапно, это как занозу вовремя выдернуть, пока не загнила, теперь только ранку продезинфицируй, веселым развлечением, или хорошей книгой, сейшеном угарным — и все заживет. Возможно, шрам останется… но ничего, сделаешь тату на душе, и этот опыт тебе еще сгодится, как дрова в следующий костер!»

— Где ж ты был-то, придурок ты ненормальный! — ругали меня мои постылые девки. А я вернулся к ним. Ведь больше не-ку-да. Любви не существует.

Нет. Никакой. Любви. Есть лишь монгол. Верно одно лишь блядство. И острые предметы, которыми легко… так легко! Поверьте мне. Уж я-то знаю.

Часть вторая

АРТО

Если бы всю соль моря

Насыпать во все раны мира,

Столько бы было боли…

СТОЛЬКО бы было боли!

И на мою долю половина

Их любовь все равно, что проклятье,

Их любовь — все равно что позор.

…я взял новую сигарету — старая упала куда-то — и принялся разминать пальцами. Не знаю, что сказать… какое-то неуловимое отчуждение успело произрасти между нами, пока я был погружен в безумие.

— Кстати, а где Эрот?

— Уехала она уже, домой!

— Да? — рассеяно удивился я. — А почему не попрощалась?

— Так ведь тебя же нигде не было! — всплеснула руками Жахни.

— Да, точно! — криво усмехнулся я. Вот дерьмо. А впрочем, да и похуй. Влюбился — я?! смешно, блядь!

— А ты что, болел, да? — сочувственно заглянула мне в лицо подружка.

— Да нет… — пожал я плечами цинично. — Просто очень уж хорошо она ебалась!

— Аа, понятно! — рассмеялась девка. И вдруг будто напряжение спало — я вспомнил, а ведь адскую пропасть по имени Сашка назад я особенно дружил вот с этой… толстой дурочкой.

— Сука ты, Жахни! — сказал я ей беззлобно.

— Как обычно! — улыбнулась она. И мы пошли гулять. На Молодёжку. Что нас всё время тянуло туда? Знаковое местечко. Вот и в этот раз…

На ступенях театра не оказалось никого, кроме одного лишь парня. Он дрожал от холода и хлюпал носом. Мне он сразу не понравился. Тощий неприятный тип, в дебильном цветном шарфе. К тому же, Жахни, тупая шлюха, сразу полезла слишком уж бурно его приветствовать, целовать и садиться на колени. Он не очень активно реагировал, и то хорошо, а то я отчего-то ощутил укол ревности. Ревновать Жах? Вот уж бред! Та ещё блядь, и никогда этого не скрывала, и она вовсе не моя девушка, я с ней просто трахаюсь, как и многие другие, и чего же боле, но… не знаю. Все равно неприятно. Она что, и с таким не погнушается, как этот чувак? Обдолбаный какой-то. Нет, он мне слишком неприятен, и я вообще не хочу с ним общаться. А если я не хочу общаться, так почему бы не уйти? Тем более, что моя шлюха увлеклась им, я тут третий лишний. И сегодня пусть он её ебет. Она сидела у него на коленках, а он смотрел на меня поверх её головы воспаленными глазами температурящего. Я нахмурился — хули надо? — а он улыбнулся. Очень приветливо и как-то… расслабляюще. Я не желал чувствовать расположение к нему, и отвернулся. Все ещё норовлю думать о Сашке. Ну уж нет, больше никому не позволю лазить в моей душе.