Мёртвый сезон. Конец легенды - Леонид Колосов

Марка не оставили в беде. 10 февраля 1962 года на мосту Глинике, через который проходила гра-ница между Западным Берлином и ГДР, был произведен обмен Рудольфа Ивановича Абеля на осужденного в СССР американского летчика Ф. Пауэрса.

Такова версия «органов», которую я взял из справочника Службы внешней разведки Российской Федерации. Довольно безоблачная история о Вилли… Правда, опущена небольшая деталь: после «освобождения от работы в органах» довольно длительное время Фишер провел в тюрьме на Лубянке…

Попробую немного оживить эту справку. Вот, например, характеристика, которую дал Рудольфу Абелю его адвокат Джеймс Донован, защищавший его после ареста в Нью-Йорке. «Абель — культурный человек, подготовленный как для той работы, которой он занимался, так и для любой другой. Он свободно говорит по-английски и прекрасно ориентируется в американских идиоматических выражениях, знает еще пять языков, имеет специальность инженера-электроника, знаком с химией и ядерной физикой, был музыкантом и художником, математиком и криптографом… Вред, нанесенный Абелем американской безопасности, оценивается обвинителями на уровне ниже среднего…»

А вот что рассказывал Рудольф Иванович Абель — будем для простоты называть его впредь этим именем — мне лично во время интервью:

— Можно считать, что ваш покорный слуга получил революционную закваску уже в детстве. Все, кто окружал отца, отличались жизнерадостностью и неистощимой энергией. Они были людьми идейными, бескорыстными, честными. Особенно мне нравился Василий Андреевич Шелгунов. С ним отец работал еще в девяностых годах прошлого столетия. Несмотря на утрату зрения, Шелгунов обладал стойкостью, живо интересовался всем, что происходило вокруг. Я восхищался тем, что этих людей постоянно окружает ореол таинственности в каждодневно совершаемом подвиге. Они своим примером воспитали во мне уважение к старшим, любовь к труду, преданность делу. Немалое значение имела также служба в Красной Армии, куда я ушел по призыву в 1925 году. Ну и, наконец, должен подчеркнуть влияние старых чекистов, с которыми я начинал работу в ВЧК. Среди них были самые разные люди, в том числе и участники гражданской войны. И если уже говорить совершенно откровенно до конца — в органы я двинул не только по идеологическим соображениям. Надо было на что-то жить, а там неплохо платили, по сравнению с другими учреждениями. Так вот и началась моя длительная работа в разведке, включая ее последний, самый сложный этап в Соединенных Штатах. Кстати, мало кто знает, что работал я там не под одним именем, а под тремя. В отеле «Латам» я числился как Мартин Коллинз. Появлялся там регулярно, претензий ко мне со стороны гостиничной администрации не было. А постоянно, с конца 1953 года, я проживал в Бруклине, на Фултон-стрит, 252, под именем Эмиля Голдфуса. Хозяин считал, что я профессиональный художник, и отвел мне традиционный верхний этаж, где разрешил оборудовать мастерскую. Иногда я прирабатывал фотографией. За угол платил исправно, с соседями ладил. Они иногда заходили посмотреть новые этюды, которые я делал преимущественно в кварталах бедняков. Было у меня и третье имя — чекистский псевдоним — Марк.

Во время интервью я спросил Рудольфа Ивановича:

— О вас слывет молва, что вы совмещаете в себе мастерство художника с прекрасными знаниями математики и криптографии. Существует ли связь между искусством и точными науками?

Он немного задержался с ответом, на какую-то долю секунды прикрыл глаза и четко ответил:

— Если угодно — да, существует. В криптографии, в математике, в живописи можно обнаружить общее явление: процесс кодирования. Шифровать — значит кодировать. Математическая формула есть код, то есть предельная сжатость информации. А возьмите древних художников, которые создавали наскальные росписи где-нибудь в Китае или на Цейлоне. Линии контуров людей, животных, начертанные древними живописцами на стенах примитивных храмов, жилищ, переданы в спрессованной форме, в форме видения того или иного предмета. Иными словами — кодирование. Вообще контур, мне думается, и в современной живописи, рисунке — это как бы выделение, выпячивание основного элемента сюжета на холсте или картоне. Техника оконтуривания помогает зрителю ухватить главное. К ней прибегали художники эпохи классицизма, ее не чураются и деятели современного искусства. А что такое шифр, код? Передача информации в сжатом виде. Код облегчает читающему быстро «выуживать» существо вопроса. Хотя, разумеется, шифровальщик существует еще и для того, чтобы посланное им донесение смог прочитать лишь тот, кто знает ключ для его расшифровки. Шифровальщик работает с секретными документами…

— Рудольф Иванович, извините за отнюдь не деликатный вопрос: за свою деятельность разведчика-нелегала вы не совершили ни одной оплошности?

— Живет в нашем народе глубокая, даже философская мудрость: «Не покраснев ни разу — лица не износишь». Оплошности совершал. Мне надо было, например, более тщательно присматриваться и проверять свое окружение. Взять хотя бы того же Рейно Хейханнена, который меня предал… В этом печальном эпизоде я виню только самого себя. И второе. Я хранил письма жены и дочери в микропленках, естественно, в своей квартире. Их довольно легко обнаружили агенты ФБР во время обыска после моего ареста. Сначала эти послания приняли даже за шифровки и радости американским сыщикам они доставили немало. Но все равно письма близких были неопровержимым доказательством моей принадлежности к нелегальной работе в США. Эта сентиментальность, если хотите, была самой непростительной ошибкой для профессионального разведчика…

— А какова была дальнейшая судьба предателя Хейханнена?

— После суда он запил. А потом… Потом я прочитал в газете «Нью-Йорк джорнел америкен», что главный свидетель по делу советского шпиона полковника Абеля погиб в таинственной автомобильной катастрофе… Это случилось, по-моему, где-то в середине февраля 1964 года.

А вот на мой последний вопрос — о совместной работе с Кононом Молодым — Абель, улыбаясь, ответил:

— Посмотрите, мой дорогой, еще раз фильм «Мертвый сезон». Там все рассказано, что можно рассказать. А что нельзя, то когда-нибудь доскажет мой друг Конон. Во всяком случае, от меня он уплыл в Англию для прохождения уже самостоятельного курса своих «университетов»…

ЛОНДОНСКИЕ «УНИВЕРСИТЕТЫ».

Конон Молодый

«В Москве погода ясная, а в Лондоне туман…» Люди моего поколения помнят эту фразу из какой-то политической частушки, которую исполняли разные сатирики особенно после «поджигательской» речи в городе Фултоне главного империалиста Уинстона Черчилля. Но если без политики, то Англия, как и ее столица, всегда ассоциировалась у меня лично с туманом…