Мёртвый сезон. Конец легенды - Леонид Колосов

На прощание мы обнялись. Да, мне повезло с шефом. Я многому научился у него. И мне повезло дважды. Я вовремя с ним расстался. Это тоже его заслуга, ибо он посоветовал Центру направить меня на самостоятельную работу в Англию. Не случись этого, его провал и арест в 1957 году американской контрразведкой стал бы и моим провалом. И тогда бы не было Гордона Лонсдейла, который сделал кое-что для своей Отчизны, работая в Великобритании…»

ОШИБКА РЕЗИДЕНТА.

 Леонид Колосов

Мне тоже повезло дважды с Рудольфом Ивановичем Абелем. В том смысле, что удалось дважды встретиться с ним в качестве корреспондента «Известий» для того, чтобы подготовить о нем очерк, с разрешения тогдашнего пресс-бюро КГБ разумеется. Абель знал, что я из «конторы», сижу под «крышей» газеты, и посему беседовал со мной более или менее раскованно. Первое впечатление о нем было странным. Он совсем не походил на представителя нашей древнейшей профессии. Какой-то неконтактный, неудобный для разговора человек, из которого надо было все время вытягивать фразы и даже отдельные слова. Материал тогда по каким-то соображениям не напечатали. Он был опубликован значительно позже в одной из моих книг о разведке и разведчиках. Опубликован, конечно же, с большими купюрами, ибо тогда еще царствовал отдел пропаганды КПСС. Но я возвращаюсь к этой фигуре только потому, что он был, так сказать, «крестным отцом» моего друга Конона Молодого, который в беседах наедине не пел ему привычных дифирамбов, а однажды бросил странную, но запомнившуюся мне фразу: «Абель мой давний друг и первый начальник в «нелегалке», которому я обязан «продвижением» в Англию… К тому же мало кто знает, что Рудольф Иванович был великолепным художником. И, наверное, было бы лучше для всех, если бы он стал действительным членом Академии художеств. Он не авантюрист, а без этого разведчиком быть трудновато…»

Противоречивая фигура, ничего не скажешь. Прежде всего Абель — это не Абель, а Фишер. И не Рудольф Иванович, а Вильям Генрихович. Чужое имя, отчество и фамилию Фишер взял на всякий случай, когда его арестовали в Нью-Йорке. Чтобы запудрить судьям мозги, так сказать. Кстати, Рудольф Иванович Абель существовал когда-то, был приятелем Фишера и помер в России в сороковых годах.

А сам наш герой, то бишь Вильям Генрихович, родился 11 июля 1903 года в городе Ньюкасл-на-Тайне в Англии в семье русских политэмигрантов. Его отец — уроженец Ярославской губернии, из семьи обрусевших немцев. В 16 лет он приехал в Петербург в поисках работы и сразу же активно включился в революционную деятельность. Со своей женой, уроженкой Саратова, русской, он познакомился, находясь в ссылке в Саратовской губернии. Помимо чувств, их объединяла общность политических взглядов. В 1901 году супруги Фишер за революционную деятельность были выдворены из России в Англию. Однако в 1920 году они вновь возвращаются в Москву вместе со взрослым сыном Вилли и получают советское гражданство.

В 1924 году Вилли поступает на индостанское отделение Института востоковедения в Москве и успешно заканчивает первый курс. Но дальше учиться не пришлось. Его призывают на воинскую службу и зачисляют в радиотелеграфный полк Московского военного округа. Здесь он получает профессию радиста, сыгравшую в его дальнейшей судьбе важную роль. После демобилизации Вилли поступает на работу в Научно-исследовательский институт военно-воздушных сил РККА. Вскоре он знакомится с Леной Лебедевой, студенткой Московской консерватории по классу арфы. Вилли хорошо играл на пианино, гитаре, мандолине, и любовь к музыке сблизила молодых людей. Через два года у них родилась дочь, которую назвали Эвелиной.

В иностранный отдел ОГПУ Вилли поступил в 1927 году. Он был назначен на должность помощника уполномоченного центрального аппарата. Руководство доверило ему выполнение важных поручений по линии нелегальной разведки в двух европейских странах в качестве радиста. По возвращении в Москву он получил повышение по службе, звание лейтенанта государственной безопасности. Будущее казалось безоблачным. И вдруг в последний день уходящего 1938 года ему сообщили, что руководство НКВД СССР без объяснения причин приняло решение об освобождении его от работы в органах. Однако в сентябре 1941 года Вилли предложили вернуться в НКВД. Он дал согласие и был зачислен во вновь созданное подразделение, занимавшееся организацией боевых разведывательно-диверсионных групп и партизанских отрядов в тылу врага. Именно в этот период Вилли сблизился с товарищем по работе Рудольфом Ивановичем Абелем.

Вскоре после окончания войны Вильям Генрихович вновь становится сотрудником внешней разведки. Учитывая его личные и деловые качества, оперативный опыт и степень подготовки, руководство приняло решение направить Фишера (оперативный псевдоним Марк) на самый ответственный участок — в США. В ноябре 1948 года Марк выехал в командировку, которой было суждено продлиться 14 лет. Марк очень быстро и уверенно вошел в местную среду. К концу мая 1949 года все организационные вопросы были решены, и он доложил о готовности приступить к выполнению разведывательных задач. Началась кропотливая работа по сбору интересующей Центр политической информации, созданию устойчивых нелегальных каналов связи с Москвой. Некоторое время Марк поддерживал контакт с руководителем группы «Волонтеры» Луисом и связником Лесли — сотрудниками советской внешней разведки, гражданами США, а затем СССР, ставшими впоследствии известными всему миру как Питер и Хелен Крогеры. Они сумели обеспечить передачу в Центр сверхсекретной информации о разработках американской атомной бомбы. В 1952 году в помощь Марку был направлен кадровый сотрудник внешней разведки Рейно Хейханнен (псевдоним Вик), который прошел подготовку в качестве радиста нелегальной резидентуры. К сожалению, Вик оказался слабым человеком. Четыре года работы в Америке развратили его, превратили в алкоголика и конечном итоге привели к предательству. Вик выдал Марка американцам, и спустя некоторое время тот был арестован. Провал не сломил Марка. Надо было как можно скорее уведомить Центр о своем аресте. Тогда-то у него и возникла идея выдать себя за покойного друга — Рудольфа Ивановича Абеля. В Центре хорошо знали об их дружбе, и можно было рассчитывать, что, как только появится сообщение об аресте Абеля, коллеги сразу же поймут, что речь идет о Марке. В ходе следствия Марк категорически отрицал свою принадлежность к разведке, отказался от дачи каких-либо показаний на суде и отклонил все попытки работников американских спецслужб склонить его к сотрудничеству. После объявления приговора Марк сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте.