Витязь. Владимир Храбрый - Владимир Афиногенов

Гречин учил Даниила грамоте, воинскому делу и любви к московскому краю. «Хорош сокол растет! - говаривал он Ми лаве. - Не чета братьям, хоть они и законные… Старший Иван - умом трёкнутый, а Федор - пьяница, забияка и лгун… Вот и выходит, что Даниил после смерти отца княжеский стол наследовать должен. Я так разумею…»

- На все воля Божья, - отвечала Милава, радуясь похвале её кровиночке.

- Тебя, Милава, Владимир Дмитриевич больше жизни любит, - внушал Гречин елецкой княгине, когда еще пронский князь жив был, - и Даниил ему дороже, чем сыновья Игили, жены его законной… А знаешь, что Игиля зятю Олега Ивановича Салах-миру родственница?.. Ну вот и делай вывод… Игиля-то на пронском дворе змея подколодная. Она всю жизнь против Владимира Дмитриевича паучью сеть плела. Потому как хочет, чтоб татарин Салахмир пронским столом владел… Того же хочет и Олег… Вся надежда на Дмитрия Ивановича… Если бы не он, давно бы в Пронске косоглазый сидел. Москва не даст в обиду Владимира Дмитриевича, дай Бог, и Даниила тоже…

- Ох, любый мой Владимир, - восклицала Милава, - плетут вокруг тебя паутину татарские пауки. Видно, несдобровать твоей головушке. Несдобровать!

И молилась истово за него. Да, видно, не отмолила… 14 декабря 1371 года князь Дмитрий Иванович послал свою рать в пределы рязанского княжества под началом ставшего ему зятем Дмитрия Михайловича Боброка Волынского, чтобы «привести в разум» заносчивого Олега Ивановича Рязанского.

Летописец писал: «Рязаны, свирепые и гордые люди, до того вознеслись умом, что в безумии своем начали говорить друг другу: «Не берите с собою доспехов и оружия, а возьмите только ремни и веревки, чем было бы вязать робких и слабых московитов…»

Рязанцы и московиты сразились недалеко от Переяславля-Рязанского, на месте, называвшемся Скорнищевым. Боброк одержал победу, Олег бежал. Владимир Пронский держал сторону Москвы и сел на рязанский стол.

Салахмир срочно выехал в Орду и привел оттуда дружину. С её помощью Олег сверг Владимира Пронского и посадил в темницу.

В темнице пронский князь заболел и через год - в 1372 году - скончался.

Княжество на реке Проне, включавшее в себя и Скопинское городище на Вёрде, разделилось на две половины. Люди Ивана и Федора стали резать друг друга, жечь дома, хлебные поля и леса, и сколько бы эта замятия продолжалась - неизвестно. Но нашлись умные головы и в Пронске, и в Скопине, которые сообща порешили во избежание дальнейшей смуты призвать на пронский стол Даниила - незаконнорожденного сына Владимира Дмитриевича.

Федор и Иван было возроптали по поводу такого решения, но неожиданно бояр поддержали низы, особенно ремесленники, - надоело им кровопускание в междоусобной драчке полоумных братьев. Да еще твердую волю проявил и сам князь елецкий и козельский Тит, с которым считался Олег Иванович: они вместе в 1365 году секли ордынцев Тогая под Шишевским лесом.

Олег и Салахмир не посмели помешать сговору, убоявшись силы Тита, пронских и скопинских бояр, хотя знали, что Даниил никогда им послушным не станет, а всегда будет смотреть в сторону Москвы.

…Вскоре завиднелся тын сторожи, деревянная башня, срубленная в «крест», поверху по настилу из крепких дубовых досок прохаживался с закинутым за спину луком сторожевой засечник. По его беспечному виду становилось ясно, что Даниила с дружинниками, пробирающимися лесом к Оке, он не углядел. Князь подозвал Гриньку-Стрелку, прозванного так за меткий глаз, и велел:

- А ну, Гринь, стрельни из лука по башне, да постарайся угодить в самый козырек…

- Будет сделано, княже, - ответствовал с готовностью Гринька, раззявив в улыбке и без того широкий рот.

Стрела пропела и закачалась в доске козырька в тот момент, когда засечник под ним проходил. От неожиданности воин вздрогнул, за его шиворот полетела древесная труха, и только тогда он поднял к губам трубу - лес огласился ревом тревоги.

Облачаясь в броню, пристегивая к поясам мечи, хватая луки с колчанами, сдергивая со стенных крюков кистени, стали выбегать во двор бойцы.

Перепуганный сторожевой, надувая щеки, все ревел и ревел в трубу, но, увидев выступившего из леса всадника в алом княжеском корзно, заорал:

- Даниил Пронский! Даниил!

И увидел, как метнулся к воротам, выходящим к Оке, начальник сторожи…

Однажды один из воинов подслушал разговор начальника с гонцом из Рязани о том, что надобно доносить Олегу Ивановичу обо всех делах в пронском княжестве. Засечник передал эти слова своему товарищу, который сейчас стоял на часах. Но доложить об этом воеводе до сего дня не представлялось возможным. Поэтому сторожевой закричал что есть мочи:

- Афоньку ловите! Афоньку! Пень ему в ж…! Растерявшиеся бойцы сторожи не поняли что к чему, зато сразу смекнули, в чем дело, дружинники князя и пустили вскачь лошадей. Но не успели. Афанасий давно на всякий случай припас у берега лодку, схоронив её в прибрежных камышах, и плыл на ней по самой середине реки, недосягаемой для стрел.

- Пес шелудивый! - выругался старший из гридней. - К Олегу подался.

- Ежели встренемся… - Гринька тихонечко положил ладонь на колчан со стрелами, словно погладил.

- Ежеле-ёжили, девкам закорёжили, - передразнил Стрелку острый на язык Иван Лисица.

- Хвать болтать, - подытожил старшой и, завернув коня, поскакал к стороже.

- Ушел, - виновато склонил голову перед князем.

Но эта весть не сильно огорчила Даниила: сейчас он был рад тому, что ордынцы пока не потревожили дальнюю сторожу. Значит, есть время собрать ополчение.

- Поднимай засечных - ив Пронск! - приказал он старшому.

В Пронске князя уже ждал вестовой от Дмитрия Ивановича… Он-то и передал повеление московского князя идти с дружиной и ополчением на реку Вожу.

11 августа 1378 года произошла на этой тихой, затерянной в рязанских лесах речке беспощадная кровавая сеча.

Главным полком, который «удари в лице» противнику, командовал сам Дмитрий Иванович, полк правой руки находился под началом окольничего Тимофея Вельяминова, а полк левой руки - князя Даниила Пронского.

Воинство русское впервые за сто сорок лет жестокого ига одержало победу над ордынцами.

Подытоживая исход Вожской битвы, окольничий Тимофей Вельяминов произнес на княжем совете в Москве следующие заветные слова:

- Почему мы победили, великий князь и бояре?.. Да потому, что проявили почин и предприимчивость… По совету великого князя Дмитрия Ивановича, не стали сиднем сидеть хотя и за каменными, но стенами, ожидаючи врага и его разора на нашей земле, а сами двинулись на окские рубежи и дальше, ощущая свободу войскового маневра. И потом, хорошо мы наладили свою разведку: точно указал, в каком месте Вожи окажется со своими туменами посланный ханом Мамаем на Русь эмир Бегич… И как только появился эмир, то узрел готовую к сражению нашу рать. Пождал он, да и стал переправляться… А тут мы его и ударили со всей силой!

- Слава! Слава! - здравица громко прокатилась под сводами.

Память об этом сражении на Воже живет и посейчас. К сожалению, деревянная церковь Успения, сразу же построенная на месте битвы, не сохранилась. Но были заложены через год (в 1379-м) уже каменные храмы Успения Богородицы в Коломне и Москве у большой коломенской дороги. Подобное посвящение московских и подмосковных церквей, построенных или заложенных накануне Куликовской битвы, по-видимому, было вызвано не только особым политическим значением культа Богородицы для Москвы. Сказалось и то, что битва на Воже - матери Куликовской победы - произошла за 4 дня до празднования 15 августа Успения Пресвятой Богородицы…

Существует дошедшее до наших дней предание о том, что на могилках Перекольских, расположенных на берегу Вожи, у болота, случается чудо-чудное, диво-дивное. Не единожды жители соседних сел слышали там по ночам посвисты и песни…

Кто свистит, кто поет - никто не ведает. А из болота выбегает на могилки белая лошадь. Эта белая лошадь обегает их, прислушивается к земле, бьет её копытами и жалобно ржет над покойниками. Зачем она бегает, что слушает, о чем плачет, никто не знает.

Ночью над могилками появляются огни, а затем перебираются на болото. А эти огни не то что в городах или деревнях - они горят по-своему, иначе светят. Как загорятся, то видно каждую могилку, а как засветятся, то видно, что и как на дне болота лежит. Пытались люди поймать белого коня, дознаться, кто свистит, кто поет, поймать огонь на могилках и на болоте. Не тут-то было. Конь никому в руки не дается, от свиста и песен люди глохнут, а про огонь и говорить нечего. Вестимо дело: кто огонь поймает?.. А все оттого, что на этом месте было побоище. Сражались русские князья с ордынскими, бились не на живот, а на смерть. Орда начала одолевать князей, но выехал на белом коне богатырь со своей сотней. Бил и колол врагов направо и налево и побил чуть не всех. Но не усидел в седле богатырь, сразила его злая стрела…