Опасность - Лев Гурский

Фантазируя на тему будущего здешнего казино, я чуть не пропустил искомое строение «в». Правда, и заметить этот дом было довольно мудрено. От постороннего наблюдателя здание было наполовину скрыто кучами строительного мусора, с одной стороны, и буйной зеленью — с другой. К тому же и табличка с номером и буквой успела то ли выцвесть, то ли проржаветь, и в результате прочесть что-либо на ней можно было лишь при изрядном напряжении сил.

Но я напряг свои силы и прочел. Убедившись, что передо мной и впрямь жилище господина Бредихина Николая Федоровича, я критически осмотрел дом. Когда-то, еще при царе Горохе, это было наверняка очень приличное деревянное строение на каменном фундаменте, накрытое добротной дощатой крышей. Однако со времен упомянутого монарха дом, похоже, толком и не ремонтировался — разве что поверх гниющих досок крыши кое-как настелили десятка два кривых жестяных листов, которые хороший хозяин предпочел бы скорее выбросить, чем позориться. Судя по всему, господин Бредихин хорошим хозяином не был. Потому его жилище давно уже напоминало ту самую избушку на курьих ножках, что когда-то повернулась к лесу передом и к нам задом — да так и замерла навсегда в этой неудобной позе. Чтобы найти дверь, пришлось протискиваться мимо мусорных куч, а затем подниматься по допотопной лестнице, по которой было страшно взбираться без помощи перил, однако опираться на хлипкие перила — еще страшнее. Благополучно добравшись все-таки до двери, я стал привычно озираться в поисках звонка или хоть дверного молотка, но, не найдя ни того ни другого, просто интеллигентно постучал по дверным доскам костяшками пальцев.

Тишина в ответ.

Я стукнул вторично: уже посильнее. Еще интеллигентно, но уже с некоторым раздражением. По-прежнему тишина.

Если передо мной действительно сказочная избушка, то положено стучать и в третий раз. Теперь я уже забарабанил кулаком, отгоняя предчувствия, что любой сильный удар может разнести в щепки весь этот прогнивший теремок. Дверь выдержала. Она, возможно, вынесла бы и удары ногой, но тут я сообразил: можно ради интереса попробовать потянуть дверную ручку на себя.

Просто, как все гениальное. И гениально, как все, что проще пареной репы. Дверь со скрипом отворилась. Из двери пахнуло сыростью.

— Николай Федорович! — проговорил я с порога.

Молчание. Только скрип потревоженной двери. Николай Федорович определенно не торопился подавать голос. Или не мог? Я с испугом подумал, что в такой избушке запросто можно обнаружить даже не труп хозяина, а уже его готовый скелет, обмотанный многолетней паутиной. Как в фильмах про Индиану Джонса.

Я рискнул войти — и сразу погрузился из солнечного света в кладбищенский полумрак. Дверь за мною закрылась. Окна же здесь были не то занавешены на совесть (со времен немецкой бомбежки?), не то на совесть забиты фанерой. Непонятно, правда, для чего хозяину понадобилось использовать совесть таким образом. Но, в конце концов, дело вкуса. Я зашарил по стене в поисках выключателя, но только поцарапал палец; двинулся вперед наугад, растопыривая руки, словно неопытный слепец, пока не наткнулся на нечто. Нечто по габаритам походило на письменный стол и таковым оказалось. Я воспрянул духом: на столе могло быть что-то вроде светильника. Так и есть! Пальцы мои вскоре нащупали увесистое подножие какой-то конструкции с кнопкой у основания. Ну, была не была. Я нажал на кнопку и ощутил прилив радости. Ибо конструкция в самом деле оказалась лампой и даже работающей. Тусклый конус света выхватил из мрака несколько предметов. Я знал, что, как только мои глаза привыкнут, я смогу обозреть всю комнату. Терпение, Макс, подумал я. Скоро ты сам все увидишь. Либо небо в алмазах, либо скелет в шкафу.

Увы, радостью первооткрывателя в полной мере насладиться я не успел.

Потому что за спиной своей услышал весьма неприятный звук. Неприятный именно оттого, что слишком хорошо знакомый.

Звук взводимого курка. Точнее, курков — что было в тысячу раз хуже. Приятно работать с профессионалами. Всегда знаешь, что от них ждать, чего и когда бояться. Знаешь, когда следует поднимать лапки кверху, а когда стоит проявить чудеса героизма и сделать это, по возможности, побыстрее.

К великому сожалению, человек за моей спиной никаким профессионалом не был. Это я понял уже по звуку. Профессионалы не пользуются двустволками ижевского завода тысяча девятьсот двадцать затертого года выпуска. Так что, вероятнее всего, выпалить в меня из обоих стволов собрался сам хозяин избушки. Большая радость стать жертвой охотничьей картечи. Память издевательски преподнесла мне строчку из Михаила Юрьевича. «Повсюду стали слышны речи: „Пора добраться до картечи!“» Ну вот — один уже и добрался. Сейчас он мне устроит Бородино.

Осторожно-осторожно я стал поднимать руки, демонстрируя свои исключительно мирные намерения. Поворачиваться я покамест не спешил.

— Николай Федорович, — произнес я медленно. — Это какое-то недоразумение. У меня к вам разговор. Минут на пятнадцать, не больше. Потом я уйду и не буду вам мешать…

— Никаких разговоров, — услышал я в ответ. Голос был старческий, тягучий, надтреснутый. Таким голосом обожают разговаривать тени отцов Гамлетов и прочие выходцы с того света. Равно как и те, кто находится на полпути туда.

— Но почему? — спросил я. Вряд ли старик успел по моей спине догадаться, какое ведомство я представляю. Скорее, он всего лишь впал в маразм. Наверное, воображает, что он — опять на фронте, а я — какой-нибудь штурмбанфюрер СС. Если так, то разговаривать ему со мной точно не с руки. Сейчас как вдарит в спину оккупанта из обоих стволов!..

На мое счастье, маразм был не настолько крепок, как я опасался.

— Я уже вашим все сказал, — не без торжественности объявил мне этот охотничек-любитель. — Здесь я родился, здесь я и умру, и пошли вы все со своими долларами… Ну-ка, попробуйте меня отсюда выселить!

— Минутку-минутку! — воскликнул я обрадованно. Вот уже второй раз за день меня принимают за кого-то другого. — Вы, наверное, ошиблись. Моя фамилия Лаптев, я из МБР.

— Откуда? — строго переспросил хозяин квартиры и двустволки. Ну да, с чего бы ему помнить все наши новые названия?

— С Лубянки, — доходчиво объяснил я. — С площади бывшего Дзержинского. Знаете, там такой домик…

— Повернитесь, — разрешил, наконец, надтреснутый голос. — Но рук не опускайте, я еще вам не поверил.

Я повернулся. Глаза мои уже успели привыкнуть к скудному здешнему освещению, и я смог рассмотреть предполагаемого господина Бредихина. Для своих семидесяти шести он сохранился неплохо. Конечно, морщины. Конечно, залысины. Но руки, держащие двустволку, почти не дрожат. И есть шанс, что он не спустит курок рефлекторно — просто потому, что у него зачешется указательный палец.

— Так вы, выходит, не от Оливера заявились? — задумчиво осведомился человек с ружьем. — То-то я смотрю, лицо незнакомое. Оливеровскую команду я вроде знаю, да и зрение, слава богу, еще в порядке…

— Рэкет? — спросил я с чисто профессиональным интересом. Любопытно было узнать причину «наезда». Старик, прямо скажем, не производил впечатления какого-то особенного богача. Как раз наоборот. — Местные бандиты, что ли?

— Сволочи местные, — кратко ответствовал хозяин, однако в подробности почел нужным не вдаваться, а я и не настаивал. — Итак, что же понадобилось от меня КГБ? Решили, наконец, привлечь за анекдот, рассказанный мною в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году?..

У дедули было чувство юмора, хотя и мрачноватое. Под стать всей обстановке в избушке.

— Почти угадали, Николай Федорович. Решили, что пора, — произнес я протокольным голосом. — Ну, а если серьезно… — И я, не вдаваясь в детали, рассказал о событии на улице Алексея Толстого.

— А ну-ка покажите снимочек! — Бредихин сменил гнев на милость и даже отставил в сторону свою берданку. В голосе его я, однако, не уловил никакого особенного сочувствия к покойному.

Я опустил, наконец, руки, вытащил из кармана заветный обрывочек и дал его Бредихину. Тот подошел поближе к настольной лампе и принялся внимательно разглядывать фото.

— Вот они… — проговорил он с непонятной интонацией. — Киты… Зубры… У всех Сталинских премий, как грязи. Дачи… Звездочки… Жратвы навалом было, из распределителей. А нам бросали подачки, куски со стола. Хорошо пройдут испытания — гуляй, Ванька, от рубля и выше. Ошибочка выйдет — с кашей слопают и косточек не обглодают… Да и кто бы наши косточки там заметил…

— Значит, вас на этой фотографии не было? — уточнил я, вежливо прерывая мрачные стариковские излияния.

Бредихин злобненько захихикал:

— Где уж нам уж выйти замуж… Так высоко я не летал. Это все им — премии, ордена, звездочки. Пайки всегда самые жирные…

Старик явно начал повторяться. Очевидно, несправедливость, допущенная по отношению лично к нему лет пятьдесят назад, глубоко его перепахала.