Экипажи готовить надо - Анатолий Черноусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идиотизм, конечно… но слушай, Юра, у меня к тебе дело. Я ведь пришел просить твоего согласия на поход.
— Да? — старший помолчал. — Догадываюсь, что это будет нестандартный поход…
— Как тебе сказать? Обычный поход, только со сплавом на плотах, ну и без продуктов почти.
— Без?
— Без.
— На подножном корму?
— В основном.
— Ага, питание такой пустяк, что им можно пренебречь?
— Я подсчитал вес необходимых грузов и получилось, что нам не унести всего. Вначале это меня озадачило, а потом подумал: а что? Даже интересно! И полезно… Кое-что мы все-таки берем, сухари, например.
— Сухари? — Юрий Павлович поднял бровь. — Откуда же сухари?
— Уметь надо, — рассмеялся Иван. — Контакт с поварами, и дело в шляпе. Помаленьку подсушивали, все равно несъеденный хлеб идет завхозовским поросятам.
— Тэ-экс, — сказал Юрий Павлович. — Ну, а чай — без сахара?
— Ягоды, Юра, ягоды.
— Викинг, истый викинг! — вроде бы восторженно пропел старший, но глаза его сделались холодными.
— Да, — спохватился Иван, — с нами пойдет Ирина Дмитриевна. Посмотрит, что и как. Потом поведет своих тем же маршрутом.
— Ну конечно же!.. Здорово! — говорил Юрий Павлович, а глаза стали еще напряженнее и холоднее.
— Значит, ты согласен?
— Кадрики получились бы отменные, чует мой нос. Я бы и сам с вами пошел, кадрики будут что надо. Но… — старший цокнул языком, — голову на отсечение, Вася поход не разрешит. Бесполезно даже и разговор начинать.
— Тогда вот что, Юрий Павлович… к Васе я не пойду. Надоело. Да и чувствую — не уломать мне его, ускользнет, даже если к стенке припру, ускользнет. Не применять же физическую силу? Ты уж возьми Васю на себя, ты его лучше знаешь, да и вес у тебя больше, ты второе лицо в лагере… А не разрешит, — добавил Иван, собираясь уходить, — поход все равно будет. И такой, каким я его задумал. Но это так, между нами… Желаю успеха, Юра. — Слегка тиснул старшего за плечо и отправился к отряду.
Юрий Павлович, оставшись один, сел на табуретку и с минуту сидел, уставившись в одну точку.
«Если б я знал, — думал он об Иване, — что тобой движет? Если б я мог заглянуть к тебе в самые потроха… Кто ты? Машинка, которую завели, крутнули и… Так вроде нет. Наивный малый, начитавшийся героических книжек? Тоже вроде нет… ты, скорее, буйвол, чем восторженный юноша. Так что же все-таки тобой движет? Честолюбие, желание прославиться? Но какая тут, к дьяволу, слава? Одни шишки на лбу… Любовь? Да, эта Ирина славная бабенка, и она ему нравится. Но как это все увязать? Не увяжешь, чепуха одна… Ведь каждым человеком, если содрать с него шелуху, движет простая, как… как грабли, страстишка. Один упирается на работе из-за денег, другого сжигает тщеславие, третий зарабатывает квартиру, четвертой доказывает своей избранной, что он не лыком шит; пятый уходит в работу от сложностей века, как пьяница в водку… ну, есть еще, говорят, призвание… Может быть, и есть. Может, вот как раз такой случай?.. Чего ради Иван с темна и до темна возится с пацанами, чего ради идет напролом, чего ради затеял такой поход? Ведь это же… это черт знает что! Без продуктов. Корнями, что ли, они будут питаться?»
И вдруг Юрий Павлович поймал себя на том, что ему неодолимо хочется пойти с Иваном, что он уже не может не пойти. Как и у всех людей на свете, у Юрия Павловича тоже была «страстишка», даже две. Одна — всем известная и нескрываемая самим Юрием Павловичем. Это кинолюбительство. И другая, — главная и тщательно скрываемая. «Препарирование людишек» — так он называл свою неутолимую жажду докапываться до тайная тайных человеческих характеров и поступков. Тут он мог пойти на все — лишь бы докопаться до сути, до подноготной.
Выкурив подряд две сигареты, Юрий Павлович закрыл на ключ свою кинокаморку и зашагал к административному корпусу.
Глава 20
— Так, значит, на плотах? — переваривал Василий Васильевич только что сообщенную ему новость.
— На плотах, — подтвердил Юрий Павлович, покуривая.
Разговор происходил все в том же кабинете, из окна которого открывался вид на залив. На гвозде как всегда висел бинокль, а на столе бесшумно работал вентилятор, поворачиваясь на своей оси, как бдительный страж неба — радар.
— Возвратится третий отряд, пойдет отряд Ирины Дмитриевны, — добавил старший бесстрастным тоном. — А чтобы знала, как и что, она тоже присоединяется к Ивану Ильичу.
— Бросит отряд и пойдет? — усмехнулся начальник лагеря.
— Ну, почему же? А Зоенька зачем? Зоя Прокопьевна справится одна. А Ирина, ты это, Васильевич, не забывай, — практикантка, ей полезно знакомиться со всем новым. И связывать ее действия мы не очень-то вправе, это не наша работница.
— Все Кувшинников решил, все расписал! — вскипел Василий Васильевич. — Да только одного не учел: никакого похода я не разрешу! Хватит с меня того, что каждый день дрожу, как бы чего не случилось! В лес поголовно все стали таскаться, а змея укусит, а заблудятся, а мухомора нажрутся? Вам что, вожатым? А я за все в ответе. Сплав на плотах! Нет уж, увольте, я в тюрьму не хочу. Ишь, стервец, какой стал! Ну что захочет, то и делает! Вчера косу пионерам в руки дал, сегодня другое… Я ему сейчас устрою поход, я ему сейчас покажу кузькину мать! — и, весь багровый, начальник лагеря включил радиостанцию, потянулся к микрофону.
— Остынь, Васильевич! — слегка побледнев, старший протянул руку и выключил радиостанцию. — К чему эмоции там, где нужно шевелить мозгами? Кувшинников в поход пойдет, кипятись не кипятись, он, понимаешь, наобещал ребятишкам, готовил их, тренировал. И теперь, конечно, уж не может…
Князев хмуро глядел на старшего из-под бровей.
— Я понимаю тебя, Васильевич, — выдержав взгляд начальника, спокойно сказал Юрий Павлович. — Дело рискованное, но ничего, видно, не поделаешь, придется дать согласие. Не дашь, уйдут тайно, ночью или…
— А я вот что сделаю… Я сейчас же распоряжусь никаких продуктов третьему отряду не выдавать. Пусть тогда попробуют уйти!
Тут старший едва сдержал улыбку.
— В том-то и дело, что они идут без продуктов.
— Как это? — брови у Василия Васильевича полезли на лоб.
— Да вот так… На подножном корму.
Князев вскочил на ноги, прошелся по кабинету раз-другой в растерянности. Юрий Павлович наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц.
— А черт с ним! — вдруг сказал Князев и рубанул воздух ладонью. — Пусть идут.
— Это что, официальное разрешение? — теперь настал черед удивляться старшему.
— Никакого разрешения! Просто я не знаю уже, что и делать. Арестовать Кувшинникова? Так ведь милиции здесь нет…
«Хотел бы я знать, — Юрий Павлович даже в кресле поерзал, — откуда такая покорность судьбе? И что она означает?»
— И еще… Васильевич, я хотел попросить тебя — отпусти меня в город.
— А кто, скажи, твою работу за тебя будет делать? Я, что ли?
— Имею же я право!… Сегодня всю ночь выл, как шакал, зуб разболелся… — старший состроил кислую мину, будто бы трогал языком больной зуб.
— Ну, давай, — думая о чем-то своем, согласился Князев. — Только недолго.
— Как сложатся дела, — развел руками старший. — Пломбу, видимо, придется ставить…
— А попутно разузнай там на заводе, — снова недобро нахмурился Князев, — как он, Кувшинников, на работе? Тоже, может быть, не чают избавиться…
— Понятно, — глубокомысленно произнес старший.
— Да не забывай, — напомнил Князев уже совершенно другим, помягчевшим голосом, — сегодня Эдя именинник…
— Договорились! — с готовностью согласился Юрий Павлович и поднялся с кресла. Выйдя на крыльцо, постоял с минуту в раздумье, потом махнул рукой и заспешил к своей кинокаморке.
Глава 21
Отряд сильно растянулся по тропе, и надо было сдержать первых, уплотнить колонну. Поэтому, как только подошли к Китимским оврагам, Иван скомандовал: «Привал!», — сбросил на землю огромный абалаковский рюкзак и, разминая плечи, помахал руками.
Мальчишки было в спор:
— Фу, мы не устали даже…
— Сразу давайте!
— Нечего делать!
— Тю, овраги… видали мы зверей!..
— На штурм, Иванлич!
А Мария Стюарт, покосившись на вожатого, затянула тоненько: «Не знаем страха мы, нигде для нас преграды нет…» Храбрецы, конечно, подхватили: «Всегда нас выручат в беде клинок и пистолет…»
И уже покатилась, покатилась по лесу «песенка старых капитанов», которой он, Иван, совсем недавно обучил ребят:
Друзья, закутайтесь в плащи,Трубите в звонкий рог,Ты с нами встречи не ищи,Злодей с больших дорог…
Иван сел на траву и спиной привалился к рюкзаку, давая этим понять, что он с удовольствием послушает песенку, даже подпоет потихоньку, но что разговоры насчет «мы не устали» излишни; привал, и точка.