Океанский патруль. Книга 1 - Валентин Пикуль

— Можно и сегодня… Что ж, давайте после ужина приступим.

— А если сейчас, — улыбнулся Самаров, — вот прямо сейчас?

По палубе шел матрос. Лейтенант окликнул его, и матрос остановился.

— Куда идете?

— В ахтерпик. Боцман Хмыров там клещи забыл.

— А почему вы идете медленно?

— Так я же… Боцман и говорит мне: «Сходи, Мордвинов, принеси клещи». Вот я и пошел…

— Запомните: на военном корабле ходить вразвалку не разрешается. Идете обедать — бегом, идете курить — бегом, в гальюн идете — все равно быстро. И это еще не все… Почему вы идете в корму по правому борту? Надо идти по левому, а в нос — по правому. Так, чтобы море всегда по правую руку было. А что если боевая тревога в ночное время? Будете в темноте налетать друг на друга?.. Можете идти в ахтерпик и скажите боцману Хмырову, чтобы он впредь ничего не забывал…

Когда Мордвинов ушел, Самаров погасил папиросу и, бросив окурок за борт, сказал с лукавством:

— Вот, видите, уже и начали. Незаметно для самого себя. Остается лишь пожелать успеха… Только скажите, пожалуйста: отчего вы такой злой?

— Будешь злой, — ответил Артем, — когда каждый называет себя моряком, а окурки кидает прямо за борт!..

Пожалуй, в этот день только один человек на всем корабле не выслушал замечаний от Пеклеванного — это был сам командир корабля, Прохор Николаевич Рябинин.

«Я им покажу, что такое настоящая служба, — думал вечером Артем, укладываясь спать. — А когда отшлифую их, тогда можно подавать рапорт о переводе на миноносцы…»

Когда позовет море

В старинной «Естественной истории рыб» говорится о том, что сельдь северных морей оказывает на благосостояние народов влияние гораздо большее, чем кофе, чай, пряности тропиков и шелковичный червь. И действительно, сельдяной промысел — самое значительное из всех морских предприятий; он способствует формированию отважных людей, неустрашимых моряков, опытных навигаторов.

Ирина Павловна вспомнила об этом почему-то сейчас, когда самолет летел низко над морем, пугая шумом мотора чаек, что кружились над косяком сельди. Косяк выделялся на поверхности моря рыже-фиолетовым пятном, напоминающим по форме округлый полумесяц длиною около двух километров. Смотря вниз, через замерзшее окно кабины самолета, она думала о том, что ей в период экспедиции придется еще многое узнать об этой породе рыб.

Подув на замерзшие пальцы, перенесла на бумагу изображение сельдяного косяка и поставила рядом координаты. Прибрежная авиаразведка на сегодня была закончена. Тронув пилота за плечо, Ирина Павловна прокричала ему в самое ухо, что можно ложиться на обратный курс. Самолет, накренившись на левое крыло, развернулся к берегу…

В институте Ирина Павловна случайно встретила главного капитана рыболовной флотилии. Дементьев всегда относился к ней добродушно и ласково.

— Ну, ну, рассказывайте… Что в Архангельске? А как ваш сын?.. Наверно, вырос.

— Большой уже. Сегодня пошел получать паспорт. Шестнадцать лет!

— Вот как? А у меня есть новости.

— Какие же?

— Траулер «Рюрик» взял на себя соцобязательство «Аскольда» и принял от него передовой вымпел флотилии.

— Ого! Моему Прохору, значит, придется кое-кого после войны нагонять. Это будет любопытно… Отойдемте в сторонку, Генрих Богданович, у меня к вам есть одно дело.

— Слушаю вас, дорогая Ирина Павловна.

— А дело вот в чем. Я уезжаю в Чайкину бухту, где стоит корабль, который, кажется, может заменить нам «Меридиан». Если я установлю, что эта шхуна пригодна для экспедиции, нужно будет отбуксировать ее в Мурманск для переоборудования. Вы должны мне посодействовать в этом.

— Ирина Павловна, я знаю, о каком корабле идет речь, — сказал Дементьев, — и я не советовал бы вам связывать судьбу экспедиции с этой шхуной.

— Почему? Разве это плохой корабль?

— Нет, корабль хорош, но вы не сможете найти для него нужного капитана. Да, да, не удивляйтесь этому: на нашем флоте много прекрасных капитанов, и некоторые плавали на парусниках, но вряд ли кто-нибудь из них согласится управлять этой шхуной — слишком сложно и хитро парусное вооружение.

— Да, но ведь раньше кто-то управлял этой шхуной! — удивилась Ирина Павловна.

Дементьев рассмеялся:

— Вы сначала спросите, кто ее построил.

— Кто?

— Человек.

— Я понимаю, что человек. Но какой?

— Точно такой же, как и эта шхуна. Он был на севере единственным ее капитаном. Мудрый, талантливый человек, хотя и с большими причудами. В старое время даже марсофлоты боялись его, как огня!

— Он жив сейчас?

— Вот чего не скажу, так уж не скажу. Не знаю.

— А как его звали?

— Не помню. Простая русская фамилия.

— Генрих Богданович, дорогой, все это мне кажется такой сказкой, что я не хочу в это верить. Я уверена: капитан найдется. От вас же требуется одно: посодействуйте, пожалуйста, в перебуксировке шхуны к причалам Мурманска.

— Это я вам обещаю, Ирина Павловна…

Домой она возвращалась вечером. Дул теплый ветер. Недавно выпавший снег таял. Пахло гниющими водорослями. С другого берега залива доносился стук пневматических молотков — это на «Аскольде» клепали днище.

Ирина Павловна всмотрелась во мглу, где обрисовывались скрытые в тени берега очертания корабля, и ей показалось, что среди многих фигур, стоявших на палубе, она узнала коренастую фигуру Прохора.

Женщина глубоко вдохнула холодный воздух. «Все-таки я счастливая», — вдруг подумала она о себе и совсем неожиданно рассмеялась. А почему бы и нет? Ее семья словно течет в едином русле: одни заботы, одни досады, каждый понимает все с полуслова, а море шумит и шумит под окнами их дружного дома. Пусть оно шумит и под окнами внуков и под окнами правнуков!

И этому большому счастью она обязана не столько себе, сколько ему — Прохору: вон там он стоит на палубе! Ирина часто пыталась представить себе, как бы сложилась ее жизнь, если бы она его не встретила… И получалось всегда так скучно, так пресно и плохо. Только с ним, только с этим городом, только с этим морем — она будет счастлива. Вот уж не думала она в своей молодости, что ее слабая женская жизнь так густо замешается на этих крепких дрожжах!..

Сына, несмотря на поздний час, дома не было. Ирина Павловна прошла в его комнату. Ящики шкафа были выдвинуты, повсюду валялось белье, разбросанное в какой-то непонятной спешке, а на столе лежал самодельный конверт, и на нем рукой Сережки было крупно написано: «МАМЕ»

Ирина Павловна развернула письмо сразу похолодевшими пальцами:

«Дорогая моя мама! Прости, что ухожу, не попрощавшись. Паспорт получил. Взял крепкие штаны из чертовой кожи и свитер. Так что мне будет тепло. Вернусь не знаю когда, скоро меня не жди и не сердись. Вернусь — все объясню. Не волнуйся только.

Сережка».

Ирина Павловна, не веря своим глазам, прочитала эту записку несколько раз и, точно желая убедить себя в чем-то, сказала:

— Ведь он совсем еще мальчик… совсем мальчик… Так закончился для нее этот день.

День еще только начинался.

Засунув руки в карманы штанов, запачканных пятнами масел и красок, Сережка, насвистывая, широко шагал по улице. Все было продумано давно — значит, бояться нечего. Он только ждал удобного случая. Этот случай представился: паспорт лежит в кармане, а без него, к сожалению, не дают ходу человеку в этом мире…

— Здорово, капитан! — кричали, увидев его, мальчишки.

— На все четыре ветра, — отвечал Сережка.

— Куда потралил?

— Не ваше дело, салаги…

А вот и порт: он встречает его, как всегда, сиренами кораблей, грохотом лебедок, выкриками грузчиков. Над причалами возвышались тупые бивни форштевней океанских транспортов, сновали матросы, бегала по рельсам маленькая охрипшая «кукушка». Из люков корабельных кубриков доносились мотивы моряцких песен, в воздухе висела неугомонная «майна».

Рот сам по себе открывался от наслаждения. Сережка долго бродил в толпе матросов, мимоходом подставляя свое плечо для подмоги любому грузчику.

Наконец остановился возле двух матросов. Один матрос сказал другому:

— Что? На приколе сидишь, скоро зад обрастет ракушей?

— Да, не везет — всю кормушку нам разворотило, — ответил второй. — А твой «Жуковский» никак уходит?

— Да, нас уже скоро на рейд буксиры потащат. Вечером «яшку» поднимем, и — плевал я на все!

— А куда идете, знаешь?

— В море выйдем — там скажут…

Дальше Сережка уже не слушал. Он проскочил в конец причальной линии, где высился покатым бортом транспорт «Жуковский». У трапа стоял часовой, который преградил дорогу откинутым штыком.

— Ну, чего пугаешь? — сказал Сережка. — Не маленький…

— Тебе кого, чешуенок?

— Капитана. А что?

— Капитан в таможне, — отрезал матрос. — Проси старпома — тогда пущу.

— Ну, давай к старпому.

— Сигай в тот люк…

Старпом оказался похожим на барона Мюнхгаузена — именно таким его изображают на картинках в детских книжках. Сам длинноногий, тощий, усы взъерошены, глаза навыкате…