Россия никогда не сдавалась. Мифы войны и мира - Владимир Мединский

— Есть какая-то активность, какая-то повестка, связанная с реставрацией памятников культуры в Москве. Опять же обозначена какая-то политика: где-то московские власти действуют, где-то бездействуют. Какова политика и программа, что сейчас делает на федеральном уровне министерство именно в плане борьбы за памятники культуры, их отстаивания, реставрации?

— Я хочу сказать, что в Москве мы ничего не реставрируем.

— Имеется в виду в регионах.

— Вся реставрационная политика министерства по восстановлению памятников, как правило, это памятники федерального значения, крупные, такие как монастыри, музеи, усадьбы, общественного использования, — как правило, это не Москва. Я могу вам привести крупнейшие примеры, где просто я побывал последнее время, сам посмотрел. Упомянутый Соловецкий монастырь, комплекс крепости в Изборске, и целый ряд музейных объектов, театры, Ораниенбаум в Питере и так далее. То есть это все восстановление памятников вне Москвы.

При этом мы прекрасно понимаем, что мы концентрируемся на самых знаковых объектах: Ново-Иерусалимский монастырь, например. Я был там пару недель назад, а до этого я был там последний раз 10 лет назад. Объем работ, который там происходит — это просто космос, просто фантастика. Если это будет, я уверен, что это будет в сроки завершено, мы получим объект культурного притяжения мирового уровня.

— То есть правильно ли я понимаю, что именно сосредоточенность на знаковых объектах делается для эффективного использования средств, потому что их немного?

— В том числе. Мы сосредотачиваемся на знаковых объектах, как эти. Кронштадтский морской собор в Питере, например. И либо мы софинансируем, и мы эту тему будем дальше поддерживать максимально, мы софинансируем региональные объекты. Принципы следующие. Первый принцип — регион сам все построил, но чуть-чуть ему не хватает для запуска. Получается, что объект есть, а, казалось бы, еще добавить туда 10–15 процентов сметы — и он заработает. Тут мы всегда стремимся идти навстречу, где есть высокая степень готовности. Псковский драматический театр, например, мы сейчас экстренно, отрывая средства с других объектов, дофинансируем, чтобы он мог заработать в следующем году. Или сейчас рассматриваем вопрос — архангельский Гостиный двор. Он в реставрации 15 лет. Сейчас там экстренно его будем завершать. Нет смысла растягивать, на растягивании зарабатывают только строители. Растягивать смысла не имеет ничего.

— Владимир, знаете ли вы, какие суммы разворовываются на реконструкции и реставрации объектов культуры? При этом часто сами объекты продолжают разрушаться.

— Все в кучу в этом вопросе. Разрушаться — это отдельно, а разворовываются — это отдельно. Я занимаюсь, и лично в том числе, аудитом строительных реставрационных проектов. Если есть информация, сообщайте! Я сам встречаюсь с директорами строительных фирм-подрядчиков. У нас создан Департамент контроля, которого не было раньше в министерстве, он занимается внутренним контролем, который перепроверяет все сметы. Мы принципиально по-другому подходим к вопросу торгов, и к снижению стартовых цен при торгах. Будем добиваться максимальной эффективности каждой бюджетной копейки. Понятно, что в 2–3 месяца это незаметно, потому что фактически новая команда принимает дела в середине бюджетного года. Самое главное — ничего не испортить. Нельзя ничего испортить — самая главная задача. Одна из приоритетных задач.

— Господин министр, не кажется ли вам унизительным положение, согласно которому иностранцы в наших музеях платят за вход больше, чем граждане РФ? Такого я не встречала ни в одной цивилизованной стране. Напротив, во многих государственных музеях за границей делают скидки работникам культуры, если они имеют членство в международных музейных организациях, а в некоторых иностранных музеях (например, в Великобритании) вход вообще бесплатный для всех. Вы собираетесь обратить внимание на эту проблему? Или мы будем продолжать краснеть за нашу Родину, сопровождая наших друзей-иностранцев в русские музеи?

— Теоретически, наверное, желательно, чтобы цены на билеты были одинаковы. Но вы знаете, у каждого музея в этом отношении своя история, своя политика и своя аудитория. Своя клиентура, можно сказать. И поэтому навязывать здесь какой-то единый подход, единый стандарт в рамках нашей необъятной страны было бы неправильно. Я как-то бывал в одном региональном музее, где вход для школьников составляет три рубля, для взрослого — 10 рублей, а для иностранца — просто другой порядок цены. Вот у них так.

Что нам со своим уставом лезть в их районный монастырь, и начинать говорить о какой-то дискриминации? Мне кажется, самое плохое, что существует в нашей управленческой практике, — это навязывание единого стандарта в каждом мелком вопросе. Надо дать возможность постепенно людям прийти самим к решению этих вопросов. Кстати, то, что вы назвали дискриминацией иностранцев, ваши оппоненты назовут поддержкой наших граждан, которые просто получают скидку от стандартной цены.

— Господин Мединский, в нашей стране есть огромная, просто гигантская система городских библиотек. Россия унаследовала ее от Советского Союза — и это, наверное, самое совковое, что есть в системе культуры в России. Они, как почта, никак не меняются. Во всем мире, кроме России, библиотеки — это прямо-таки центры районной, городской или университетской жизни: там и ксерокс, и компьютеры с выходом в интернет, и пресса, и литература, и даже иногда кафе. У нас же по-прежнему — бедные, никуда не годные фонды, полное отсутствие каких-то дополнительных опций. Спрашиваю не просто так — я сам проработал после филфака в городской библиотеке, и мне пришлось уйти: скука, пыль, полное отсутствие перспектив. Вы планируете что-то делать с библиотечной системой?

— Вы знаете, это от человека зависит. Я когда был школьником, и даже раньше, проводил в библиотеке по полдня, в своей районной библиотеке имени Загорского, как сейчас помню, в Москве.

— Там много народу было, кроме вас? Вы помните, что вас привлекало?

— Поскольку я читал, мне было все равно, сколько вокруг меня народу, я на это не обращал внимания. Я помню, что вечером, когда библиотека закрывалась, родители меня вытаскивали оттуда, затемно. Другая была жизнь, начнем с того, что просто не было хороших книжек в свободной продаже в СССР. Единственный шанс был почитать в библиотеке, еще при этом отстояв очередь. Книги были по очереди. У Министерства культуры, в ведении Минкульта федеральном находится девять библиотек, девять федеральных библиотек, крупнейших. Таких как Ленинка, Библиотека иностранной литературы, Библиотека Салтыкова-Щедрина, и так далее. Конечно, эти библиотеки поддерживались нами, и будут поддерживаться, и будут развиваться. Развитие во многих направлениях: и оцифровка, и услуги, и конференции научные, создание единого информационного библиотечного ресурса. На который, в идеале, каждый из нас мог бы, подписавшись просто дома, со своего компьютера по номеру читательского билета заходить — в бесконечную базу данных той же Ленинской библиотеки.

— То, что вы перечисляете, касается этих девяти библиотек, или это стратегия на всю страну?

— Это общая концепция, она развивается. И, кстати, в эту единую библиотечную сеть сейчас активно включаются и региональные библиотеки. То есть, вы можете с домашнего компьютера в любую из них войти, там можно прочитать и диссертации, и просто книги. Есть масса своих проблем, связанных с авторскими правами: что-то можно распечатывать, что-то нельзя распечатывать. И законодательство надо совершенствовать в этом отношении. Но это живой развивающийся организм. К слову сказать, физическое количество посетителей, например, Ленинской библиотеки не уменьшается в последние годы. Просто потому, что это удобное место для научной работы.

— По моей памяти — не очень.

— Кому как.

— В Москве много вузов, много людей, которым это реально нужно для такой повседневной работы. А мы-то скорей говорим о регионах, сельских библиотеках, библиотеках в малых городах.

— Вот мне кажется, что в части, например, федеральных библиотек я вижу свою первоочередную задачу на следующий год — это повышение зарплаты библиотекарей в таких библиотеках. Потому что так сложилось, если библиотеки расположены в Москве и в Питере, и сотрудники федеральных библиотек получают значительно меньше, чем сотрудники местных библиотек, городских. Несколько округленно, федеральный библиотекарь — 20 тысяч рублей, а московский — 30–35. Соответственно, моя задача будет всеми способами довести зарплату в следующем году федеральных библиотекарей до московских. А может быть, и выше, если получится.