Монах - Евгений Щепетнов

Пока что, Андрей вечно ходил в синяках от ударов тупой тренировочной саблей — Фёдор не жалел усилий в том, чтобы натренировать ученика как следует.

Наконец — случилось то, чего ждал Андрей: в город приехала комиссия исчадий.

Народ, из-за прикрытия заборов и кустов, с интересом следил, как важные фигуры в кроваво-красных хламидах ходили по пожарищу, чего-то рассматривали, разговаривали, затем все они удалились в одно из богатых поместий местных исчадий.

Город сразу наполнился кучей буйных и беспредельных стражников из охраны прибывших адептов — они развлекались по трактирам, насильничали женщин, пользуясь защитой своих высокопоставленных господ, громили трактиры, в общем — бесчинствовали, как могли, в своё удовольствие. Настал и черёд «Серого кота».

Как то вечером, в двери трактира ввалилась группа из пяти крепких мужчин лет тридцати-тридцати пяти, в хорошей дорогой одежде, в кольчугах, украшенных, золотой проволокой.

Они были уже хорошо на взводе, и сходу потребовали у бармена за стойкой хорошего вина. Получив вино, один из них, высокий человек с брезгливым холёным лицом заявил:

— Чего ты мне даёшь эти помои, падаль! Пей их сам, тварь! — и выплеснул в лицо бармену. Тот, беспомощно стёр с лица красную жидкость, и посмотрел на сидящего в углу вышибалу.

Петька нехотя поднялся с места — он уже видел, что добром всё это не кончится, и подошёл к буйным посетителям:

— Господа! Прошу вас покинуть заведение. Ни за что платить не надо — раз вам вино не понравилось — но предлагаю покинуть трактир, вам здесь не рады.

— Чтооо? — глумливо осведомился тот, кто плеснул вином — нам здесь не радыыы? Нам нигде не рады, пёс ты смердячий! Мы стража адепта Васка, и я могу тебя по полу размазать, вытереть тобой это дерьмо на полу, и мне ничего за это не будет! Понял, тварь?

— Понял. Но прошу вас уйти — настойчиво требовал вышибала. Уходите, прошу вас.

— Он ничего не понял, тварь эта! — нарочито удивлённо обратился к своим спутникам старший буян — придётся учить его манерам!

Стражник нанёс вышибале сильный удар кулаком, на котором, как заметил Андрей, сидящий в углу и поглощавший свой ужин, имелись несколько перстней с острыми шипами, видимо что-то вроде кастета. Вернее хотел нанести удар, но, на удивление — вышибала умело заблокировал удар, и врезал стражнику в челюсть так, что тот улетел под близстоящий стол.

Этого, друзья поверженного хама, терпеть уже не стали, и на вышибалу посыпались удары со всех сторон — его пинали ногами, били стульями. Перепуганный бармен забился за стойку, а из кухни испуганно выглядывали Василий и Матрёна, не делая ни малейшей попытки вмешаться в происходящее.

Посетители трактира тоже затихли, с жадным любопытством разглядывая то, как пятеро ублюдков забивали до смерти Петьку.

Андрей был спокоен — это было не его дело — Петька не вызывал у него приязни — после того, что он творил на Кругу — после его рассказа о том, как он зарезал семью боголюбцев, убив детей и жену человека, он вышел для него из числа разумных существ, за которых можно переживать или вступаться. Ну, что-то вроде таракана на хлебном огрызке…

Наконец, пятеро мордоворотов прекратили месить вышибалу, налитыми кровью глазами осмотрели зал с вызовом — мол, кто еще хочет, за тем старший поманил остальных рукой:

— Пошли. Похоже готов ублюдок. Славно развлеклись сегодня. Эта тварь посмела дотронутся до стражника адепта! Поделом ему.

Дверь за негодяями захлопнулась, а к лежащему на полу Петьке кинулась Матрёна — она запричитала:

— Убили ведь, убили! Не дышит он! Надо жалобу в стражу подать!

Кто-то из посетителей, попивающих вино из кружки, угрюмо и с раздражением сказал:

— Какая стража, дура! Подашь — сама и виновата будешь, и трактир-то спалят…где потом я выпивать буду. Хороните потихоньку, да забудьте, что он был на свете. Это же стража адепта, кто на них попрёт-то?

Матрёна горестно посмотрела на труп Петьки, подняла глаза на Андрея — в её взгляде как будто был укор — чего же ты-то не помог? У него кольнуло в сердце, но он подавил мимолётную жалость к погибшему, и встал со своего места:

— Матрён, давай я оттащу его на задний двор, положу у дровяного сарая, а утром уже захороним — не в темноте же копать?

— Давай, оттащи…опустошённо сказал Матрёна и побрела на кухню.

Клиенты уже вовсю веселились — ну убили кого-то, так что же теперь, плакать, что ли? В городе каждый день кого-нибудь убивают. А тут кормят хорошо и вино не сильно разбавляют, что же теперь, прервать веселье?

Андрей взял труп Петьки за ноги и потащил в подсобку, потом по длинному коридору к выходу на задний двор, и по земле, к навесу у дровяного забора. За парнем оставался длинный кровавый след, у него текло изо рта, ушей, носа, трудно было даже разглядеть у него человеческие черты.

«На славу постарались уроды!» — с горечью подумал Андрей — «И вот так эти подонки уйдут, и всё?!»

Он положил труп под навес, задумался, потом решительно взял колун на длинной ручке и скользнул в темноту.

Негодяи шли медленно, они обсуждали все перипетии сегодняшнего вечера, как кто кому врезал, как захрипел вышибала, из которого вышибли дух. Тому, кто это сказал, ужасно понравилось сказанное:

— Вышибале — вышибли дух! Я поэт! Вы всегда меня недооценивали, господа!

— Да, признаю — в тебе таится поэт, Шартан, когда-нибудь ты станешь главным стражником, тогда не забудь меня! — пьяным голосом подхалимски поддержал один из его соратников.

Андрей так и не понял, причём тут способности к поэзии, или же генеральство — да и не было у него желания разбираться.

Он бежал лёгкими прыжками, догоняя беспечных стражников — ну как можно подумать, что кто-то нападёт на таких великих бойцов? И «великие бойцы» не сомневались, что никто. Это было их ошибкой.

Тупой колун с хрустом разбил голову одного из них и обратным движением — сломал грудь. Не помогла ни дорогая кольчуга, ни рефлексы фехтовальщика — колун проломил грудные кости и раздавил сердце.

Трое оставшихся начали выдёргивать сабли, один не успел — колун переломил ему ключицу и раздробил шейные позвонки, другой всё таки достал и прикрылся саблей — глупый.

Он думал что его фехтовальные приёмы позволят отбить полупудовый колун, несущийся ему в голову со скоростью снаряда — его дорогая, украшенная золотом сабля с звоном переломилась, а голова лопнула, как гнилой арбуз.

Остался один, но самый умелый, он стоял в стойке, и пытался достать Андрея колющими выпадами, которые тот с трудом блокировал рукоятью колуна — тот никак не годился для фехтования.