Стратегия Византийской империи - Эдвард Люттвак

Поэтому не оставалось иного выбора, кроме как прибегнуть к более низменной, но всё же полезной форме дипломатии: вместо того чтобы положиться на помощь золота, дабы заставить другие народы напасть на гуннов, его надлежало использовать для того, чтобы откупиться от самих гуннов. Удерживая дома и конницу, и пехоту, Феодосий II направил послов для переговоров с Аттилой, чтобы убедить его впредь оставаться за границами империи. Это было куда эффективнее, чем отправлять новые военные силы, которые потерпели бы поражение, как и прежние, и дешевле, чем потерять налоговые поступления из разграбленных провинций. Прежде ежегодная плата Аттиле составляла несколько сотен фунтов золота, но эта дань была повышена до 2000 фунтов золота, хотя её не выплачивали до 447 г., когда было достигнуто полное соглашение, по которому требовалась единовременная выплата 6000 фунтов золота, а в будущем предполагались ежегодные выплаты в размере 2100 фунтов золота. Громадные суммы? 6000 фунтов золота по нынешним ценам составило бы примерно 75 072 000 долларов (но древнее золото, разумеется, обладало значительно большей ценностью). Приск Панийский, конечно, думал, что такая плата была катастрофически высокой:

Царь принуждал всех вносить деньги, которые следовало отправить к уннам. Он обложил податью даже тех, которые по приговору суда или щедроте царской получили временное облегчение от тягостной оценки земли. Положенное количество золота вносили и особы, причисленные к сенату, выше своего состояния. Многих самое блистательное состояние их довело до превратностей. Побоями вымогали у них деньги, по назначению чиновников, на которых возложена была царем эта обязанность, так что люди издавна богатые выставляли на продажу уборы жен и свои пожитки. Такое бедствие постигло римлян после этой войны, что многие из них уморили себя голодом или прекратили жизнь, надев петлю на шею[109].

Один современный историк, недолюбливавший богатых, отказался признавать истинность этого пассажа, видя в нём лишь риторическое преувеличение и/или свидетельство классовой солидарности с налогоплательщиками, имевшими высокие доходы. Он также предложил некоторые поучительные сравнения: 2000 фунтов золота, которые Лев I (457–474 гг.) ежегодно выплачивал готскому военачальнику Теодориху Страбону (напр., в 473 г.), и единовременная выплата 2000 фунтов золота и 10 000 фунтов серебра, а также 10 000 солидов в год (139 фунтов), которые Зинон (474–491 гг.) согласился платить ему; в другом сравнении неудавшаяся экспедиция Льва I против вандалов в Африке в 468 г. стоила ему 100 000 фунтов[110].

К этому можно прибавить и свидетельство из сохранившегося фрагмента труда историка Малха Филадельфийского: «Хотя правителя Египта обычно назначали на оплату в пятьдесят фунтов золота, он [Зенон?] назначил его почти на пятьсот фунтов, как будто страна стала богаче, чем прежде»[111]. Это был не какой-то колоссальный и вопиющий оклад (хотя сам текст наводит на неверную интерпретацию), а скорее нечто ему противоположное, то есть взнос наличными в казну, производимый в обмен на ежегодный оклад (не указываемый), точный эквивалент современной ежегодной ренте[112]. Таким образом, 6000 фунтов, уплаченных Аттиле, можно было покрыть ежегодными взносами шестерых чиновников высшего ранга; иными словами, это сумма немалая, но и не чрезмерная. Ясно, что Приск был возмущён выплатой этой дани – или, возможно, это была очередная риторическая поза, потому что плата варварам была стандартной процедурой, к которой римляне прибегали даже на самой вершине своего могущества.

В данном случае это средство оказалось успешным: Аттила не пошёл на Восточную империю, атаковав в западном направлении. В 451 г. он был в Галлии. За год до этого Феодосию наследовал одарённый Маркиан (450–457 гг.), отказавшийся, как мы видели, платить ежегодную дань, но тогда Аттила был занят войной на Западе, и ничего дурного не последовало.

Если бы Феодосий II в угоду Приску и другим традиционалистам заключил мир с Персией, предоставил вандалов Гейзериха самим себе, уладил дела с исаврами, цанами/чанами и другими беспокойными племенами, чтобы собрать все войска Восточной империи для противостояния Аттиле с наибольшими силами, то почти наверняка имперская армия была бы уничтожена, а вместе с ней и империя, поскольку не осталось бы ничего, чтобы удержать персов, вандалов, внутренние и пограничные племена, а также гуннов и их подданных от захвата территории империи.

Таков вывод, к которому можно прийти теоретически, учитывая преимущества войск Аттилы, равно как и подчинённых ему воинов, на тактическом и оперативном уровнях, а также на уровне театра военных действий. Но к такому выводу можно было бы прийти и эмпирически, на основе единственного существующего свидетельства, которого, впрочем, вполне достаточно: учитывая, что только салическим франкам, аланам, бретонцам, литицианам [?], бургундам, саксонцам, рипарийским франкам и бывшим вспомогательным войскам римлян, а также многочисленным визиготам и небольшому отряду римлян под командованием Аэция удалось отразить войско Аттилы в битве на Мавриакском (Каталаунском) поле, причём не разбить его наголову и даже не причинить ему ущерб, достаточный для того, чтобы предотвратить последующее вторжение в Италию, – то можно на разумных основаниях предположить, что восточная армия, скорее всего, была бы разбита.

Вместо того чтобы ставить на кон само выживание империи, Феодосий II отразил страшную угрозу, которую несли с собой гунны Аттилы, не прибегая к широкомасштабным военным действиям, покуда она не миновала, не причинив сколько-нибудь длительного ущерба. Тем самым утвердился новый стратегический подход, знаменовавший собою ещё один этап перехода от Рима к Византии: сначала дипломатия, а потом сила, ибо цена первой была всего лишь временной, тогда как риск, заключавшийся в последней, мог привести к полному и окончательному поражению[113].

При такой стратегии использовались, как мы увидим, различные средства убеждения, но золото неизменно было важнейшим из них. В сочетании с эффективными военными силами, способными положить предел вымогательству, в течение следующих веков успешно удавалось откупиться от многих опасных врагов – это значит, что цена дани была меньше, чем двойная цена, которую пришлось бы уплатить за сопротивление набегам и вторжениям: как военные расходы, так и ущерб, причинённый жизни и имуществу граждан.

С экономической стороны выплата дани не была дефляционной. Оборот золота, от налогоплательщиков в имперскую казну и из казны обратно в экономику налогоплательщиков через посредство имперских жалований и выплат, лишь на краткий срок отклонялся в сторону, когда уплачивали дань. Гунны и все их преемники неизбежно вынуждены были использовать золото, полученное в качестве дани, чтобы покупать необходимые вещи и безделушки у империи (оговаривались особые условия торговли на приграничных рынках), так что золото, вывезенное к гуннам, возвращалось в оборот в границах империи достаточно быстро, за исключением незначительной доли, состоявшей из драгоценностей. Правда, дань превращала продукты, которые могли быть потреблены на месте, в неоплачиваемый экспорт, понижая уровень жизни в пределах империи. Но уплата дани не снижала производство: на деле она скорее стимулировала экономическую деятельность за счёт повышения скорости обращения золота.

Со стратегической точки зрения уплата дани была эффективным способом использовать то величайшее преимущество, которым империя обладала в сравнении с другими державами: её финансовую ликвидность. Египет был плодороднее, как и некоторые области Месопотамии, Персия была расположена удобнее для торговли на дальние расстояния, поскольку обладала и доступом к путям через Центральную Азию в Китай, и маршрутом через Персидский залив в Индию и на острова, где добывали пряности, у других тоже были свои особые навыки, но богатство наций – это одно, а богатство государств – совсем другое. Оно зависит от их способности извлекать доходы, собирать поступления, а в этом отношении Византийская империя, как мы видели, обладала превосходной системой. Даже после катастрофы 1204 г. у государства, восстановленного в Константинополе Михаилом VII Палеологом (1259–1282 гг.), у державы, сильно уменьшившейся в размерах и представлявшей собою греческое царство, носившее лишь название империи, в сокровищнице было всё ещё больше золота, чем у любого европейского королевства, – просто потому, что оно регулярно собирало налоги, чего другие не делали.

Тактическая революция

Другой ответ на угрозу, превысившую всякие ожидания, которую представлял собою Аттила, был совершенно иным, но он тоже знаменовал собою переход от Рима к Византии.

Прибегая к сильному упрощению, часто писали, что после разгрома римлян в битве при Адрианополе в 378 г. конница заменила собою пехоту в качестве основной ударной силы римской армии. В действительности же заменена была тяжеловооружённая и неповоротливая пехота классических легионов, а не более дешёвые бойцы-пехотинцы в целом, причём этот процесс начался за столетие с лишним до битвы при Адрианополе. В эпоху Галлиена (260–268 гг.) многочисленная императорская конница стала самой эффективной формой военной силы во время острого кризиса, равно полезной как для быстрого отражения набегов извне, так и для подавления внутреннего мятежа, пока он ещё не успел распространиться; ничего удивительного, что его dux equitum (командующий конницей) Аврелиан стал императором в 270 г. Также задолго до битвы при Адрианополе, при Константине, умершем в 337 г., постоянные мобильные силы, предназначенные для военных действий в границах всей империи (comitatenses), были добавлены к провинциальным пограничным силам[114].