Стратегия Византийской империи - Эдвард Люттвак

Прибегая к сильному упрощению, часто писали, что после разгрома римлян в битве при Адрианополе в 378 г. конница заменила собою пехоту в качестве основной ударной силы римской армии. В действительности же заменена была тяжеловооружённая и неповоротливая пехота классических легионов, а не более дешёвые бойцы-пехотинцы в целом, причём этот процесс начался за столетие с лишним до битвы при Адрианополе. В эпоху Галлиена (260–268 гг.) многочисленная императорская конница стала самой эффективной формой военной силы во время острого кризиса, равно полезной как для быстрого отражения набегов извне, так и для подавления внутреннего мятежа, пока он ещё не успел распространиться; ничего удивительного, что его dux equitum (командующий конницей) Аврелиан стал императором в 270 г. Также задолго до битвы при Адрианополе, при Константине, умершем в 337 г., постоянные мобильные силы, предназначенные для военных действий в границах всей империи (comitatenses), были добавлены к провинциальным пограничным силам[114].

В противоположность этим масштабным и сложным переменам, инициаторы и время проведения которых всё ещё остаются предметом исследования, тактическая революция была совершенно прямолинейной: не найдя эффективного способа разбить гуннов с помощью наличных сил конницы и пехоты, византийцы в известный момент решили скопировать гуннских лучников-конников, снабдив их некоторым количеством доспехов, чтобы сделать их более разносторонними. Как мы увидим, добиться этого оказалось нелегко. В отсутствие степной культуры охоты и войны, в рамках которой обучение верховой езде и стрельбе из лука начинается с раннего детства, требовались настоящие программы подготовки, интенсивной и длительной, чтобы превратить новобранцев в искусных наездников, в искусных стрелков из лука, особенно же – в искусных конников-лучников.

Годичная подготовка считалась недостаточной для того, чтобы стать воинами, готовыми к бою; мимоходом можно отметить, что американских и британских солдат могут отправить в бой по прошествии шести месяцев со дня набора, а некоторых даже раньше. Но, конечно же, составным луком с обратным изгибом пользоваться куда сложнее, чем современными винтовками или автоматами, особенно со скачущей лошади. Вот почему была проявлена забота о бойцах, не сумевших овладеть требуемыми навыками: некоторые конники были вооружены пращами, а некоторые лучники служили в пехоте.

У нас нет ясных сведений о том, как и когда произошла эта перемена, но к тому времени, когда Юстиниан пришёл к власти в 527 г., самыми эффективными силами византийского войска были, конечно, подразделения конных лучников. Даже если у них не было отличных навыков верховой езды и выносливости, как у наездников-степняков, взамен они обладали своими преимуществами: латами на теле, придававшими им большую сопротивляемость, копьём, закреплённым за спиной, которое они могли достать для атаки, а также весьма основательными навыками ближнего боя. Свидетельством этому служит рассказ очевидца, Прокопия Кесарийского, который защищает новую конницу, снабжённую луками, от слабо осведомлённых критиков и от снобов, вздыхавших по гоплитам классической Греции, сражавшимся врукопашную, и презиравших тех, кто мог только пускать стрелы издалека:

…некоторые, например, называют нынешних воинов стрелками [а Гомер их презирал], в то время как самых древних [воинов] величают ратоборцами, щитоносцами и другими возвышенными именами, полагая, что такая доблесть не дожила до нашего времени. <…> [Но] им не приходит в голову мысль, что у гомеровских лучников, которым самое название их ремесла служило поруганием, не было ни коня, ни копья; щит не защищал их, и ничто другое не оберегало их тело. <…> Тем более они не могли открыто участвовать в битве… Нынешние [же] лучники идут в сражение, одетые в панцирь [латы, защищавшие грудь и верхнюю часть спины], с поножами до колен. С правой стороны у них свешиваются стрелы, с левой – меч. Есть среди них и такие, у которых имеется копьё[115].

Так что эти воины могли сражаться и в ближнем бою, а не только издали, с помощью стрел, как делали гомеровские лучники с их простыми цельными деревянными луками, за что они и заслужили репутацию трусоватых. Но это было верно и в отношении гуннов: они тоже могли сражаться мечом и копьём, а их лучники также могли спешиваться вопреки карикатурному представлению о гуннах как о кентаврах, делавших всё, решительно всё, не слезая с лошади, и едва способных ходить, а уж тем более – воевать в пешем порядке.

В этой тактической революции была не только тактика: из неё проистекали вполне ясные стратегические следствия. Старая тяжёлая пехота римских легионов, обученная и снаряжённая для того, чтобы стойко удерживать свои позиции, выбивать других с их позиций и безжалостно убивать вражеских воинов в рукопашной схватке лицом к лицу, была наиболее пригодна для войны на уничтожение, нацеленной на полное истребление врага, пусть даже с некоторыми соразмерными потерями в своих рядах. Молчаливо предполагалось, что после уничтожения врага должен наступить мир.

Но византийцы лучше знали, что к чему. Они знали, что мир был лишь временным перерывом в войне, что едва будет разбит один враг, как другой займёт его место, напав на империю. Поэтому утрата немногочисленных и ценных воинов как цена за «износ» врага была окончательной и невосполнимой, тогда как стратегические достижения могли быть при этом лишь временными. Даже полное уничтожение врага не было окончательным достижением, поскольку в бесконечной войне вчерашний враг зачастую становился лучшим союзником. Поскольку византийцы в полной мере признавали это, как ясно показывают руководства по военному делу, рассмотренные ниже, они расстались со стремлением древних римлян добиться наибольшего «износа» врага, воплощавшегося в размеренном шаге, искусно сработанных латах, тяжёлых метательных копьях и коротких колющих мечах классических легионов, представлявших собою настоящие мясорубки. При любой возможности византийцы старались избегать лобовых атак и стойкого удерживания своих позиций, что приводит к тяжким потерям, полагаясь вместо этого на манёвренность, противостоя врагу наскоками при наступлении и засадами при обороне, прибегая к сдерживанию, к обходу с флангов и к окружению, чтобы нанести поражение скорее подрывом сил врага, нежели его уничтожением. Поэтому они предпочли пехоте более подвижную и гибкую конницу, ибо она лучше подходит для всех видов манёвров, по крайней мере на открытом пространстве, и обычно может безопасно отступить под натиском врага, не поддаваясь искушению стоять до последнего.

Поэтому тактическая революция была важнейшим военным новшеством, превосходившим тактический уровень: благодаря ей был выработан новый стиль ведения войны, при котором неизменной осталась лишь техника осады, а также такая редкая разновидность боя, как сражение в труднопроходимых горах и лесах, остававшееся привилегией лёгкой пехоты, как это по большей части происходит и сейчас.

В наступательном отношении новый стиль войны наиболее успешно применялся в юстиниановых захватнических войнах против вандалов в Северной Африке, которые велись с 533 г., и в Италии против Остготского королевства, а также в возобновлённых военных действиях против Сасанидской Персии в 540 г. – хотя византийские конные лучники, конечно, принимали участие и в предыдущей войне, начавшейся в 502 г., в правление удачливого и одарённого Анастасия I (491–518 гг.).

С другой стороны, в сфере защиты главное испытание настало тогда, когда появились авары, представлявшие первую после гуннов Аттилы степную державу, встреча с которой оказалась чревата далекоидущими последствиями. Сформировавшись обычным путём этногенеза вокруг монголоидного ядра из внутренней Азии (возможно, это ядро составляли жоужани, или жуань-жуани, известные по китайским источникам), они увлекли за собой тюрков и другие подчинённые ими народы по пути на Запад[116]. Они, как и гунны Аттилы, были конными лучниками, но значительно лучше вооружёнными: у них были латы и колющие копья; кроме того, авары обладали большим опытом в других способах ведения войны, включая осадное дело. Особые сведения о военном снаряжении авар сохранились в важнейшем из византийских руководств по военному делу, известном как «Стратегикон» [императора] Маврикия и подробно обсуждаемом ниже. В нём содержится первое упоминание о стременах (весьма значительное новшество!), а также перечисляются различные принадлежности византийского воинского снаряжения, которые определяются как «аварские». Возможно, от своих китайских предков авары позаимствовали те приспособления, которые византийцы перенимали столь охотно. Однако конные лучники у последних были уже раньше, от гуннов, и они позволили нейтрализовать (или почти нейтрализовать) их аварский эквивалент, что и составляло здесь главное отличие: с аварами византийцы могли сойтись в бою на открытой местности, чего не могло быть с гуннами, если только последние не были в сильном численном меньшинстве и если погода не была слишком плохой.