Похождения скверной девчонки - Марио Льоса

Я не находил, что ему сказать. Любое утешение прозвучало бы в моих устах фальшиво и смешно. И тут у меня мелькнула мысль, что подобное отчаяние вряд ли вызвано одним только бегством жены. Было что-то еще, чем он и хотел со мной поделиться, но не решался переступить некую черту.

– Все мои сбережения, все, что я накопил за долгую жизнь, – прошептал месье Арну, глядя на меня с укором, как будто именно я был виновником трагедии. – Понимаете? Я, мягко говоря, немолод, поздно начинать жизнь с нуля. Понимаете? Она не только изменила мне невесть с кем, скорее всего, с каким-нибудь гангстером, но они наверняка вместе и задумали всю эту аферу. Да, она не просто сбежала, но и прихватила с собой деньги с нашего швейцарского счета. Я хотел показать, до какой степени ей доверяю. Понимаете? У нас был общий счет. На случай, если со мной что-то произойдет, – допустим, я скоропостижно скончаюсь. Ведь налоги на наследство могут сожрать все, что накоплено тяжкими трудами всей жизни. Ну кто мог вообразить такую низость, такое вероломство? Она поехала в Швейцарию, чтобы сделать очередной вклад, и забрала все, все – я остался ни с чем, я разорен. Chapeau, un coup de maître![37] Она ведь знала, что я не могу никуда пожаловаться, а если сделаю это – выдам себя с головой, погублю свою репутацию, потеряю работу. Знала, что, если я обращусь в полицию, мне же будет хуже, потому что у меня имелись тайные счета, я укрывал доходы от налогов. Они все отлично спланировали! Но как она могла отплатить такой жестокостью за любовь? От меня она получила столько хорошего, столько любви, я обожал ее.

Он снова и снова возвращался к той же теме, а в промежутках мы пили вино, пили молча, потому что каждый был погружен в собственные мысли. Наверное, это было низко, но я не мог отделаться от вопроса: что его больше огорчило, бегство жены или потеря тайного счета в Швейцарии? Мне было жаль месье Арну, меня мучила совесть, но я не знал, чем его утешить. Просто время от времени вставлял в монолог дипломата короткие дружелюбные реплики. На самом деле ему не было дела до моего мнения. Он пригласил меня, потому что ощущал потребность в слушателе, потребность перед кем-то выговориться, выплеснуть наружу то, что с момента исчезновения жены жгло ему нутро.

– Простите, я больше не мог держать все это в себе, – признался он под конец, когда прочие посетители уже разошлись, мы остались в зале одни и официанты бросали на нас нетерпеливые взгляды. – Благодарю вас за снисходительность. Надеюсь, такого рода очищение пойдет мне на пользу.

Я ответил, что время лечит все, что любые несчастья и горести когда-нибудь забываются. Но, утешая его, я почувствовал себя ужасным лицемером, словно самолично разработал план бегства экс-мадам Арну и похищения денег с их общего тайного счета.

– Если судьба вдруг столкнет вас, скажите, пожалуйста, что она напрасно опустилась до такого. Я бы сам ей все отдал. Она хотела заполучить мои деньги? Вот они, бери… Но только не так, не так…

Мы распрощались у выхода из ресторана. В сиянии огней Эйфелевой башни. И больше я никогда в жизни не видел несчастного Робера Арну.

Колонна «Тупак Амару», организованная МИРом и возглавляемая Гильермо Лобатоном, продержалась на несколько месяцев дольше, чем ее штаб на Меса-Пеладе. Как в случае с Луисом де ла Пуэнте, Паулем Эскобаром и другими миристами, погибшими в долине Ла-Конвенсьон, военные отказались давать точную информацию о том, каким образом были ликвидированы последние участники повстанческого движения. В течение второй половины 1965 года Лобатон с товарищами при поддержке индейцев асханика из Гран-Пахоналя уходили от спецподразделений армии, которые преследовали их по земле и на вертолетах и учиняли зверские расправы над индейскими деревнями, где повстанцы находили кров и еду. В конце концов 7 января 1966 года остатки колонны, двенадцать человек, усталых, измученных болезнями, заеденных москитами, приняли смерть неподалеку от реки Сотсики. Никто не знает, погибли они в бою или их захватили живыми, а потом казнили. Могил никто никогда не видел. По непроверенным слухам, Лобатона и его заместителя посадили на вертолет и затем сбросили в сельву, чтобы дикие звери уничтожили трупы. Француженка, подруга Лобатона, много лет пыталась организовать кампании в Перу и за границей, чтобы добиться от правительства точных сведений о местах захоронения жертв этой непонятной войны, но так ничего и не узнала. Выжил ли хоть один из них? Может, и по сей день кто-то живет в подполье, не имея возможности выбраться из сотрясаемой несчастьями страны? Я, понемногу приходя в себя после исчезновения скверной девчонки, не упускал из виду развитие событий в Перу. Но главные новости я черпал из писем дяди Атаульфо. Нетрудно было заметить, что настроение его с каждым разом становилось все более пессимистическим – он уже не верил в возможность сохранения демократии в Перу. «Те же военные, что разгромили повстанцев, теперь готовятся разрушить правовое государство и устроить новый путч», – писал он.

Однажды я работал в Германии и вдруг самым неожиданным образом столкнулся лицом к лицу с одним из тех, кто выжил на Меса-Пеладе: а именно с самим Альфонсо Спиритом, тем парнем, которого послал в Париж теософский кружок, действовавший в Лиме, после чего его переманил толстый Пауль, сумев отвлечь от тайн потустороннего мира и превратить в партизана. Я приехал во Франкфурт работать на международной конференции по проблемам массовых коммуникаций и во время перерыва забежал в универмаг, чтобы сделать кое-какие покупки. У самой кассы кто-то схватил меня за плечо. Я тотчас его узнал. За четыре года, что мы не виделись, он заметно прибавил в весе и отпустил длинные волосы по новой европейской моде, но настороженное и чуть печальное лицо почти не изменилось. Он уже несколько месяцев жил в Германии с девушкой из Франкфурта, с которой познакомился в Париже, еще во времена Пауля, и получил статус политического беженца. Мы пошли в кафе, расположенное прямо в здании универмага, где было полно женщин с упитанными ребятишками, которых обслуживали турки.

Альфонсо Спирит чудом спасся, когда коммандос разгромили Меса-Пеладу. Несколькими днями раньше Луис де ла Пуэнте отправил его в Кильябамбу, потому что связь с городскими базами поддержки начала давать сбои и в лагере ничего не знали о судьбе группы из пяти человек, прошедших специальную подготовку, чье прибытие ожидалось еще неделю назад.

– На базе поддержки в Куско завелся предатель, – объяснял он тем же невозмутимым тоном, каким, по моим воспоминаниям, всегда изъяснялся и прежде. – Нескольких человек арестовали. Их пытали, кто-то не выдержал и раскололся. Так военные вышли на Меса-Пеладу. Честно признаться, до настоящих операций дело еще не дошло. Лобатон и Максимо Веландо, конечно, зря стали пороть горячку там, в Хунине. Устроили засаду в ущелье Яхуарина, перебили кучу полицейских. В результате на нас бросили войска. Мы в Куско еще ничего не успели сделать. По замыслу Луиса де ла Пуэнте, надо было не сидеть в лагере, а постоянно передвигаться с места на место. «Суть партизанской тактики – в мобильности» – таким был завет Че. Но нам не дали времени – загнали в ловушку.

Альфонсо Спирит рассказывал с какой-то непонятной отстраненностью, словно все это происходило несколько веков назад. Он и сам до конца не понял, каким образом ускользнул из сетей, раскинутых на базах поддержки МИРа в Кильябамбе и Куско. Потом он прятался в Куско в доме одной супружеской пары, давних своих знакомых по теософскому кружку. Они относились к нему очень хорошо, хотя страху натерпелись. Через пару месяцев Альфонсо вывезли из города, спрятав в грузовике с каким-то товаром, и доставили в Пуно. Оттуда было уже легче легкого перебраться в Боливию, и там после долгих мытарств он добился, чтобы Западная Германия согласилась его принять в качестве политического беженца.

– Расскажи мне про толстого Пауля, каково ему было там, на Меса-Пеладе?

Судя по всему, Пауль довольно быстро адаптировался к партизанской жизни и к высоте 3 тысячи 800 метров. Его ни разу не покинуло хорошее настроение, хотя порой, когда отряду приходилось обследовать территории вокруг лагеря, лишний вес здорово ему мешал. Особенно карабкаться на скалы или спускаться по крутым откосам под проливным дождем. Однажды он не удержался и по скользкой жиже катился вниз метров двадцать, а то и тридцать. Товарищи решили, что он свернул себе шею, но Пауль поднялся как ни в чем не бывало, только весь с головы до ног в грязи.

– Потом он сильно похудел, – добавил Альфонсо. – В то утро, когда я простился с ним в «Illarec ch'aska», он был не толще тебя. Мы, кстати, не раз говорили с ним о тебе. «Что-то сейчас поделывает наш посол при ЮНЕСКО? – спрашивал он. – Может, решился наконец напечатать стихи, которые пишет втихаря?» Он никогда не унывал. И неизменно выигрывал, когда по вечерам мы, чтобы скоротать время, соревновались, кто расскажет лучший анекдот. Его жена и сын теперь живут на Кубе.