Большая игра. Война СССР в Афганистане - Грегори Фейфер

По утрам каждое воскресенье Политбюро Народно-демократической партии Афганистана обычно собиралось на совещание. Встреча 27 декабря была необычной не только потому, что это был четверг, но и потому, что была посвящена празднованию 14-й годовщины создания НДПА. После того как Джалили произнес речь, осуждающую Бабрака Кармаля, его помощник сообщил ему о срочном телефонном звонке из офиса Амина, который приказал ему прибыть во дворец Тадж-Бек. Амин хотел, чтобы Политбюро одобрило некоторые новые лозунги партии. Он также хотел обсудить текст своей речи, с которой он собирался выступить в тот же день, чтобы объявить о прибытии новых партий вооружения из Москвы. Руководство Афганистана должно было бы заметить, что оружие и снаряжение прибыли в сопровождении необычно большого количества советских войск. Поэтому Амин в своей речи намеревался также пообещать, что 28 декабря советские войска вернутся на родину через конечную железнодорожную станцию Хайратон на севере страны.

Около 13.00 часов, после утверждения новых лозунгов, всех должностных лиц пригласили на обед, приготовленный советскими поварами афганского президента. На этот раз агенты КГБ подсыпали яд в сливочный овощной суп, который Джалили нашел особенно вкусным. После обеда, выйдя из столовой в коридор, некоторые члены Политбюро почувствовали сонливость. Джалили тотчас же заподозрил заговор, но не мог представить себе, кто стоит за этим, да и принимать меры было уже поздно. Его и многих других чиновников отправили в больницу.

После того, как Амин так и не прибыл в задание Генштаба для выступления, запланированного в 14.00 согласно расписанию, глава политического управления Афганской армии Экбар Вазири[44] сам приехал во дворец Тадж-Бек и нашел Амина в бессознательном состоянии. Вазири сразу же отправился в советское посольство просить врачей, чтобы они приехали к президенту. Новый советский посол Фикрят Табеев[45] знал о плане КГБ отравить Амина и начать вторжение не больше, чем любой другой чиновник в министерстве иностранных дел СССР в Москве. В ответ на просьбу Вазири посольство направило к президенту Анатолия Алексеева, главного советского хирурга в кабульской военной больнице, и еще одного советского врача, которого звали Виктор Кузниченко.

Когда врачи вошли в вестибюль дворца, они увидели нескольких высокопоставленных лиц НДПА и правительства, лежавших на диванах в агонии, широко раскинув руки и ноги. Врачи сразу поняли, что те были отравлены. Амин находился в своей спальне. Он с трудом дышал и был в глубокой коме, балансируя между жизнью и смертью.

Пытаясь вернуть его к жизни, Алексеев дал Амину ряд мочегонных препаратов, чтобы вывести яд, сделал множество инъекций и присоединил внутривенные капельницы к обеим рукам. Спустя три часа, примерно в семь часов вечера, Амин открыл глаза, и врачи сняли с него кислородную маску. Президент сразу же потянулся к телефону, стоявшему на стуле рядом с его кроватью. Линия была повреждена. Хотя Амин еще не вполне пришел в сознание, он понял: что-то идет не так.

Вазири рассказал Амину, что около 14.00 звонил новый советский посол Табеев и просил сообщить ему о намеченном официальном заявлении президента по поводу переброски советских войск в Афганистан. Тогда Вазири заподозрил, что реальная цель звонка состояла в том, чтобы узнать, действительно ли президент отравлен во время обеда. Хотя КГБ ожидало, что химические вещества начнут действовать только после шести часов, они, фактически, подействовали почти сразу.

Генерал КГБ Дроздов, осуществлявший общий контроль над ходом операции по захвату Кабула, должен был назначить время начала операции. Но, несмотря на централизованное планирование всей операции, ее выполнение было полностью децентрализовано. Фактически каждый командир, отвечавший за свою операцию в Кабуле, пользовался своими разведданными и разрабатывал свой собственный план штурма. Ни одна группа не знала до конца о действиях или даже о самом существовании других отрядов.

При штурме дворца Тадж-Бек батальоны Советской армии должны были нейтрализовать наружную охрану, все остальное зависело от групп спецназа КГБ. Охранники Амина занимали позиции внутри дворца, пулеметные посты снаружи на дворцовом холме, контрольно-пропускные пункты на подъездной дороге и пост наблюдения на соседнем холме, в то время как команда безопасности также держала кордон вокруг здания. Три танка Афганской армии стояли на возвышенности, откуда они могли вести огонь по любому противнику, который рискнул бы пересечь открытую местность вокруг дворца. На случай атаки с воздуха дворец защищал армейский зенитно-артиллерийский полк, размещавшийся неподалеку. Двенадцать 100-мм зенитных орудий полка и шестнадцать спаренных тяжелых пулеметов ДШК могли также вести огонь и по наземным целям в случае их приближения к дворцу. Охрана насчитывала приблизительно 2500 человек. В случае необходимости к ним могли присоединиться еще две танковые бригады из близлежащих гарнизонов.

Тем временем, во дворце Алексееву сообщили, что старшая дочь Амина тоже находится при смерти. Прежде чем ехать лечить ее, Алексеев посоветовал поместить президента в больницу, но тот отказался. Вазири в это время уехал в министерство обороны. Когда он был уже почти там, то вдруг услышал взрыв около здания министерства связи, который должен был стать сигналом к началу штурма. А в кабинете начальника Генерального штаба он встретил советских солдат и генерала, отдававшего им приказы…

Группы спецназа КГБ и ГРУ (военная разведка), десантники, советники и несколько просоветски настроенных афганских воинских частей рассыпались веером, чтобы захватить еще двенадцать ключевых объектов Кабула, помимо дворца Тадж-Бек. Они заняли здания Центрального комитета НДПА, министерств обороны, внутренних дел, иностранных дел и связи, а также здание Генерального штаба, штаб армейского корпуса, штаб-квартиру военной контрразведки, радио- и телевизионный центр, тюрьму для политических заключенных, центральный почтамт и телеграф. Все произошло настолько быстро, что сохранившие верность Амину афганские войска даже не успели развернуться.

Высокий, красивый 27-летний лейтенант Валерий Востротин командовал элитной ротой в 345-м отдельном воздушно-десантном полку. Той самой 9-й ротой, которая стала одной из самых известных воинских частей советско-афганской войны.

9-я рота была отправлена в Баграм 9 декабря 1979 года. В течение большей части того года Востротин и его подчиненные проходили подготовку для возможных операций в Иране, включая подробный инструктаж относительно контактов с местным мусульманским населением. Теперь же первоочередная задача роты состояла в том, чтобы охранять эскадрилью грузовых самолетов Ан-12, которые базировались в Афганистане с июля 1979 года. Тем не менее, 15 декабря Востротину и его людям было приказано присоединиться к четырем другим советским ротам, охранявшим дворец Тадж-Бек. Всему личному составу роты выдали афганскую армейскую униформу, чтобы свести к минимуму враждебность со стороны местного населения, как им объяснили, а затем пешим маршем отправили в Кабул. Чтобы добраться до места назначения, им нужно было пройти 45 миль на юг вдоль плоской равнины.

Добравшись до Кабула, 9-я рота была присоединена к «мусульманскому батальону». Солдатам было приказано не пропускать никого в радиусе одного километра от дворца в случае любых волнений. Используя приборы ночного видения, они обучились водить свои легкие бронетранспортеры по улицам Кабула даже после наступления темноты.

Примерно в три часа дня 27 декабря генерал КГБ Дроздов пригласил Востротина, а также командира другого батальона и командиров рот, которые должны были принять участие в штурме, для краткого инструктажа. Он сказал, что Амин является агентом ЦРУ и приказал не допустить, чтобы кто-то из его сторонников проник на территорию дворца во время предстоящего штурма, намеченного на этот вечер. 9-я рота должна была продвигаться к дворцу следом за БТРами группы «А», а затем помочь удержать периметр дворцового комплекса. Эта миссия должна была стать первым боем Востротина.

Только когда операция началась, Востротин обнаружил, что она во многих отношениях плохо спланирована и что его люди не готовы к бою. Еще хуже был общий хаос, который царил повсюду. Несмотря на интенсивное наблюдение за дворцом, которое велось КГБ в течение некоторого времени, молодому лейтенанту так никто и не сказал, что представляет собой дорога, по которой должна была выдвинуться к дворцу 9-я рота — в хорошем ли она состоянии или такая же разбитая, как большинство остальных? Не подчинившись строгому правилу, которое запрещало офицерам принимать личное участие в бою при исполнении командирских обязанностей, Востротин решил, что должен сам сесть за рычаги БМД — «боевой машины десанта», которая представляла собой громадную бронированную «амфибию», аналог «боевой машины пехоты», но предназначенный для воздушно-десантных войск.