Скриптер - Сергей Соболев

— Ну, чего застыли, как римские статуи?! — пробасил полковник. — Присаживайтесь, товарищи офицеры, начнем разбор полетов.

Левашов уселся в свое кресло. Сотрудники, уловив его жест, устроились на стульях за приставным столом — столом для совещаний — по левую руку от начальника.

Причем, Сотник, соблюдая субординацию, намеревался сесть на второй стул. С тем расчетом, чтобы старший по званию напарник сидел ближе к начальству…. Но Левашов заставил их поменяться местами, так что именно Сотник теперь сидел ближе к нему, по левую руку от полковника.

Когда они вошли в кабинет, Валерий сразу же обратил внимание на то, что у Левашова — гость. Тот сидел спиной к явившимся по вызову начальства сотрудникам, пока полковник держал их — минуты две или три — у двери, поставив по стойке «смирно».

И, как казалось, не обращал на вновь прибывших никакого внимания. Он даже не обернулся, не полюбопытствовал, кого это именно из сотрудников глава Спецотдела вызвал на ковер, кого он собирается «пропесочить».

Но теперь, когда Валерий сидел напротив этого человека, он смог наконец хорошенько его разглядеть.

Это был мужчина весьма преклонного возраста, если не сказать — старик. Роста он, по-видимому, среднего (когда человек сидит, не всегда определишь его ростовые параметры). Худощавый, несколько сутуловатый, подсушенный прожитыми годами; надетые на нем светлая рубашка без галстука и нейтральной серой расцветки пиджак кажутся чуть великоватыми.

Коротко остриженные седые волосы.

Даже не седые, а какие-то желтоватые, тонкие, как пушок…

Тонкая, оттенка слоновой кости со следами пигментации кожа туго натянута на скулах, на лбу залегли глубокие продольные морщины. Из-под седых бровей на удивление молодо смотрят глаза — взгляд их живой, пристальный, заинтересованный.

Этот человек похож на отставного военного, какого-нибудь полковника или даже генерала в отставке. Об этом свидетельствует его выправка, то, как он сидит, пытаясь распрямить спину, как не дает — во всяком случае, на людях — времени, прожитым годам согнуть его, превратить в дряхлого старца.

В нем есть, пожалуй, и что-то аристократическое; прямой нос с чуть заметной горбинкой, горделивая посадка головы, сама манера поведения давали повод к такому умозаключению. Вместе с тем, он вел себя достаточно скромно, не привлекал к себе лишнего внимания.

Этому человеку — гостю Левашева — по крайней мере, лет восемьдесят. А может, и все девяносто, кто знает. В какой-то момент их взгляды, взгляд рослого шатена, отлично подготовленного тренированного молодого человека в самом расцвете его жизненных сил, и взгляд многое повидавшего, доживающего свой век старика — пересеклись, примагнитились…

Сотник ощутил в какой-то миг, как глубоко, как далеко проник этим своим взглядом старик; в следующую секунду тот отвел глаза и стал смотреть куда-то в сторону.

— Ах да, — спохватился Левашов. — Я же забыл вас представить. Товарищи офицеры…

Увидев, что сотрудники встали с занятых только что мест, полковник махнул рукой.

— Садитесь! Михаил Андреевич… наш многолетний консультант. Капитан Зимин… Старший лейтенант Сотник.

Пожилой мужчина легким, но акцентированным кивком поприветствовал по очереди обоих молодых спецслужбистов.

— Михаил Андреевич будет присутствовать при нашем разговоре, — сказал Левашов. — Он имеет соответствующий допуск. Прошу отвечать на мои вопросы, а также на вопросы нашего консультанта четко, исчерпывающе, а главное — правдиво.

Начальник Спецотдела открыл верхний ящик стола. Не глядя, извлек оттуда сброшюрованный, пронумерованный, прошитый, с печатью на

сургуче на предпоследней странице, оформленный по всем правилам делопроизводства служебный журнал.

Положил сверху пятерню, постучал задумчиво пальцем с коротко остриженным ногтем по твердой переплетной обложке. На которой — посередке, в двух графах — черным маркером было записано:

Журнал дежурства

Пост № 3

Полковник открыл журнал в нужном месте, воспользовавшись закладкой. Пробежал глазами — уже не в первый раз за сегодня — оставленные Зиминым и Сотником записи.

Эти двое заступили на дежурство ровно в двадцать один час второго мая (но приехали на место, понятно, минут на десять раньше). Пара их коллег, дежуривших в Вознесенском переулке в первой половине дня, были отозваны Центральной и перенаправлены к другому объекту. Обычное двенадцатичасовое дежурство. Причем, лишь треть его эти двое, Зимин и Сотник, провели в зоне ответственности Третьего поста. Во втором часу ночи Центральная по рации перенаправила их в другую часть города. В точку, где они продолжали оставаться все оставшееся до окончания дежурства время.

В журнале этом есть несколько размеченных вертикальными линиями граф. Там, где следует, Зимин вписал номер транспорта ВГРТК, время выезда оного с объекта, — ровно 21.00 — а также прописал маршрут перемещения, место и время остановки, время возвращения на объект в Вознесенском. В графе «Происшествия» Журнала дежурства поста № 3 Зимин поставил прочерк.

Иными словами, никаких «чрезвычайных происшествий», по мнению старшего дежурной бригады во время их нахождения в зоне данного поста — не было.

Запись, сделанная более молодым по возрасту сотрудником по окончанию дежурства, занимает почти целую страницу.

Под ней, под этой записью, сделанной аккуратным почерком, — похожими на прописные буквами — содержится приписка:

По окончанию деж-ва лично осуществил стандартную процедуру проверки приборных показаний. Никаких отклонений не отфиксировал. Сведения, изложенные т. Сотником выше, не соответствуют действительности.

К-нЗимин.

— Не соответствуют действительности, — вслух повторил полковник. — Сотник, надеюсь, вы понимаете, что запись, сделанная вами… Это…

Левашов покосился на консультанта; вероятно, подбирал слова взамен вертящихся на языке сильных выражений.

— Это бред сумасшедшего, — процедил Зимин.

— Ни в какие рамки не лезет, — покосившись на Зимина, пробасил начальник. — Можете ли вы доказать, Сотник… что то, о чем вы сделали запись в журнале — правда, а не ваши досужие выдумки?

— Никак нет. Не могу.

— Ладно… давай без этой казенной официальщины! Говори человеческим языком! Ты сам-то видеозапись просматривал?

— Так точно.

— А что сказал ты, Зимин, когда коллега поставил тебя в известность о своих наблюдениях?

— О своих видениях, — угрюмо сказал Зимин. — Сказал, что ему… то есть, Сотнику — примерещилось! Что я ничего такого эдакого не видел!

— Продолжай!

— Я ведь лично, товарищ полковник, писал на камеру их выезд! Мы еще ночью просмотрели кассету.

— И на ней ничего нет?

— Ничего из того, о чем записал Сотник!

Левашов вновь задумчиво огладил гладкую, как бильярдный шар, голову.

— Наши люди из технического подотдела отсмотрели видеоматериалы, — сказал он, выдержав паузу. — Просмотрели ту кассету, на которой заснят их транспорт…

— Я камеру вообще не выключал! — торопливо произнес Зимин. — Строго по инструкции!

— …и другую запись, от вашей камеры переднего обзора на джипе. Особое внимание эксперты обращали на временные отрезки, которые указаны в записи товарищем Сотником.

Полковник смотрел теперь на самого младшего по возрасту и званию в их компании.

— Скажу больше, — продолжил он. — Мы по своим каналам затребовали информацию от городских служб, от центров видеонаблюдения… А также от иных компетентных структур. В районе Вознесенского, Леонтьевского и Тверской площади работают в круглосуточном режиме несколько десятков телекамер. Так вот. Событие, о котором вы написали в журнале, товарищ Сотник, не зафиксировано ни одной из этих следящих камер. Вы меня слышите?

— Так точно!

Увидев, что Сотник встал, полковник жестом велел ему сесть обратно на стул. Затем продолжил:

— Сотрудники милиции и дорожных служб, дежуривших вчера вечером и ночью в том районе, ни словом не упомянули о ЧП…

— Этого события нет ни в сводках, ни в новостных сюжетах! — воспользовавшись сделанной начальником паузой, дополнил Зимин. — Как бы он мог, этот синий «фолькс», отъехать, если… если там закрыто движение! И выезды все перекрыты! И, опять же, мы… хотя будет лучше, если стану говорить о себе… я с этого транспорта глаз не спускал! Да и на камерах, в том числе и наших, нет этого события!

— А ты чего молчишь, Сотник?! — Полковник уставился на своего молодого подчиненного. — Сидишь тут… как в рот воды набрал.

— А что говорить? Получается, что я врун, что я — фантазер. Выходит, что все, о чем я написал в журнале — «бред сумасшедшего»?!