Рассказы - Blackfighter

Временами я вспоминал своего лорда. Он был дядей Мейт и Мейтина. Грубоватый, в чем-то похожий на крестьянина — их кровь чувствовалась в нем довольно сильно. Беспощадный к чужим и своим слабостям. Он был отличным наставником для такого неуемного юнца, как я. Всегда умел поставить меня на место — но никогда не пытался сломать. От него я научился многому — очень многому, что помогало мне в каждый день моих странствий. В свое время мы с ним облазили почти все пустые земли — и каждый день был тренировкой и уроком. Теперь я пытался стать таким же… только не очень успешно.

Если я что-то и умел делать хорошо в области воспитания молодежи — так это рассказывать. И я старался делать это почаще. Рассказы занимали все время на привалах, и я замечал, как они постепенно формируют ум Мейтина — он учился задавать такие вопросы, на которые было интересно отвечать. Учился слушать. Учился выбирать из рассказа главное. И — то, чего я пытался добиться — учился обращать внимание на мелочи. Мелочи, из которых складывается все.

–.. следующим был мир, в котором практически не было суши. Только крошечные острова. Его жители были совершенно не похожи на людей — амфибии со склизкой кожей, огромными фасеточными глазами. Они строили подводные города на отмелях и подобия плотов над ними. Им было достаточно выбираться на поверхность не чаще раза в день. Они едва не утопили меня, пытаясь зазвать к себе в гости. Я был для них необыкновенным развлечением. Они были просты, как дети — едва умели делать что-то своими перепончатыми руками, почти не знали речи. Но все-таки они были разумными. Они помогли мне добраться до нужного места, но прошло не меньше тамошнего года. За это время я научился плавать и нырять не хуже, чем они. А так же привык есть сырую рыбу.

— Ф-фу..

— Вовсе не «фу». С твоими замашками, Мейтин, ты умрешь с голода в мире, где обитают одни насекомые. Которых, кстати, тоже можно есть.

— А вам приходилось, милорд?

— Ну, естественно. Захочешь есть — сьешь и кусок самого себя.

— А почему вы не обернулись там каким-то водным животным?

— Видишь ли… это возможно только там, где довольно высок уровень магической силы в мире. К тому же, становясь рыбой, очень скоро тупеешь до уровня рыбы. Что нежелательно.

На следующий день мы издалека заметили нескольких аборигенов. Они ехали в странном варианте машины на гусеницах — платформой под шарообразным колпаком. Машина ехала совершенно бесшумно и никакого подобия дыма не было видно. Ехала машина прямиком к нам. Можно было бы постараться уйти или спрятаться, но я был уверен, что у них есть средства, чтобы отыскать нас. Особенно на этих голых равнинах.

Когда машина приблизилась, я остановился и поднял руки, показывая, что они пусты. Этот жест доброжелательности понимала большая часть разумных существ во всех мирах. Машина приподняла свой колпак, и оттуда высунулся один из аборигенов. Сделав несколько непонятных жестов передними руками, он, наконец, изобразил что-то вроде «залезайте сюда». Отказываться было бессмысленно — если они хотели взять нас в плен, они бы то сделали. Если нет — почему бы и не прокатиться на платформе. Тем более, что сопротивляться с помощью магии удобнее с близкого расстояния.

Мы подошли и влезли внутрь. Я незаметно пожал руку Мейтину, которому было явно не по себе, шепнув ему на ухо «все в порядке». Сесть пришлось прямо на пол — колпак мешал стоять, а извилистые сиденья, на которых удобно развалились аборигены, нам не годились. Внутри машины было необычайно жарко. Я тут же снял меховую куртку.

Видели бы вы, что стало с аборигенами! Открывая рты, но не издавая ни единого звука (позже мы узнали, что их речь для нас не слышна), они теребили то мою куртку, то мой рукав, то мою ладонь, пытаясь, вероятно, понять разницу. Я удивился — изобрести машины и не додуматься до одежды. Потом кто-то из них, устав хлопать ртом в мою сторону, достал откуда-то из-под сиденья какой-то плоский переливчато мерцавший предмет. Он положил на него ладонь и что-то молча «квакнул». На мерцающем экране появился силуэт аборигена, словно бегло очерченный карандашом. Он пошел куда-то, и я увидел, как на экране возникли неловко нарисованные силуэты каких-то двуногих. По карикатурным острым ушам я узнал в них себя и Мейтина. Потом изображение расплылось, на нем появился силуэт города, из которого выезжала машина. Абориген требовательно уставился на меня.

Я тоже положил ладонь на планшетку и попытался что-нибудь изобразить. Первый рисунок — замок на холме — вышел у меня цветным. Аборигены возбужденно захлопали ртами. Подумав немного, я изобразил наш мир вкратце — сиреневое небо, замки, равнины. На одной из равнин я намалевал путника, творящего проход и другого, рядом. Мейтин тихо взвыл, увидев, как я его изобразил. Потом я изобразил, как «мы» проходим через проход, оказываемся в здешних горах и спускаемся вниз. Потом допустил мелкую месть за свои портреты — изобразил местных, как я их видел. Они дружно повалились на спинки своих сидений и захлопали передним руками себе по головам. Вероятно, это означало смех.

Тем временем, машина медленно ехала к городу. Жарко было на редкость, я уже остался в одной рубашке. Но старший среди аборигенов, тот, кто пользовался планшетом, изобразил на нем нечто, что означало «какой холод!». Я засмеялся — ну и теплолюбивые же существа. По дороге мы пытались обмениваться какими-то картинками. Я даже сумел обьяснить, что мне нужно попасть в некое определенное место. Главный изобразил мне подобие машины, быстро мчащейся над землей. Ох… полет мне совершенно не по вкусу.

В городе нас быстро запихнули в один из проходов вниз. Провели широким ярко освещенным коридором. Жара стояла страшная. Когда нас ввели в комнату и оставили одних, я поспешил раздеться окончательно и залезть в бассейн посредине. О нет!.. вода была чертовски горячей. Однако я нашел способ сделать ее холодной — нужно было только четко представить, как она остывает. Мальчик кружил по комнате, ошарашенно разглядывая все подряд — мебель, окна и то, что из них было видно. Я отмокал в прохладной воде, которая отчаянно парила в раскаленном воздухе комнаты. Потом я позвал к себе Мейтина и мы долго нежились в прохладной воде. Потом дверь замерцала. Я задумался, но ответ пришел сам собой — я представил, как она открывается. На пятой попытке дверь действительно открылась.

Видимо, здесь не было принято принимать гостей в ванной, потому что пара местных неловко топталась на пороге. Сообразив, что именно их смущает, я вылез и стал безнадежно искать полотенце. Пришлось достать его из нашего багажа. Завернувшись в полотенце, я попытался изобразить что-то, приличествующее гостеприимному хозяину. После долгого и бестолкового размахивания руками, я понял, что нас куда-то приглашают. Подумав, что на пир какой-нибудь, я быстро оделся, подгоняя мальчика, который отчаянно медлил и пошел следом за провожатыми.