Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

По мере того как благосостояние осчастливленных потомков росло благодаря концессиям на экспорт драгоценной тропической древесины или открытиям новых нефтяных и газовых скважин, росли и их жилища. Некоторые из скромных пригородных особняков довольно скоро превратились в настоящие дворцы с десятками спален.

Пока мы с Бахрином шли к дому Тенку Залии, он рассказал мне, что весь этот участок, где проживает семья, принято называть Кампунг Истана, что в переводе означает «дворцовая деревня». Надо сказать, то, что я видела вокруг, ничуть не напоминало деревню.

Тенку Залия жила в простом и относительно новом кирпичном доме, ослепительно белом, если не считать выкрашенных в ярко-зеленый цвет оконных рам, и гораздо более скромном, чем особняк ее брата. По сигналу Бахрина я как можно более элегантно скинула туфли и вошла в тускло освещенный, аскетично обставленный дом.

Мать Бахрина, чопорно выпрямив спину, сидела на самом краешке кушетки у себя в гостиной, при моем появлении улыбнулась одними губами и, не вставая, протянула мне руку. В Малайзии женщины, как правило, не обмениваются крепкими рукопожатиями: они только слегка касаются ладонями и чуть-чуть сжимают пальцы друг друга. К счастью, Бахрин успел заранее проинструктировать меня, и я, взяв правую руку принцессы, быстро прикоснулась к ней губами и носом, изобразив при этом нечто среднее между поклоном и реверансом – все, как он меня учил. Лицо Тенку Залии при этом немного оттаяло, и, с видимым облегчением вздохнув, она любезно мне кивнула. Уже много лет спустя свекровь призналась, что очень нервничала перед нашей первой встречей и немного успокоилась, только поняв, что я, во-первых, умею прилично себя вести, а во-вторых, не оказалась «ужасной блондинкой», как она опасалась. Уже тогда мне показалось, что Тенку Залия, босая, одетая в шелковый розовый баджу-курунг, с белым муслиновым платком на голове и розовой перламутровой помадой на губах, живет не в реальном, а каком-то своем мире; позже она всегда напоминала мне стареющую английскую герцогиню, которая никак не хочет поверить в то, что эти новые повозки могут ездить без помощи лошадей.

Языковой барьер оказался серьезным препятствием нашему общению. В молодости Тенку Залия неплохо владела английским, но с тех пор успела его забыть и, хотя почти все понимала, была слишком горда и застенчива, чтобы говорить с ошибками. Естественно, непринужденной беседы у нас не получилось, и мы все – Бахрин, его мать, тетя Розита, пара кузенов и кузин и я – сидели, обмениваясь кивками, улыбками и редкими фразами. «Откуда вы родом?» – при помощи тети Розиты спросила меня принцесса. «Вы работаете или учитесь?» – перевела следующий вопрос кузина Алина. Потом Тенку Залия поинтересовалась, сколько мне в лет, но тут в разговор довольно резко вмешался Бахрин, поспешно спросив у своей матери, говорил ли он ей о том, что мой отец родом из Пенанга.

Меня немного раздражало откровенное желание Бахрина скрыть мой истинный возраст, хотя он заранее и предупредил меня о нем. Он объяснил, что как старший среди своих двоюродных братьев и сестер он носит почетный титул абанг, означающий «старший брат», и окажется в неловком положении, если выяснится, что он состоит в близких отношениях с немусульманкой, которую к тому же официально еще нельзя считать взрослой. Поэтому он и попросил меня не говорить никому, что мне всего семнадцать лет, добавив, что это никого, кроме нас с ним, не касается.

Тем временем неловкая беседа в гостиной продолжалась. Либо Тенку Залия, либо я произносили какую-нибудь фразу, и ее тут же подхватывал один из добровольных переводчиков. Больше всего это напоминало партию в теннис, во время которой головы зрителей все время поворачиваются то вправо, то влево и слова перелетают через комнату, как мячики. Обстановка в гостиной была далека от непринужденной; скорее вся церемония походила на пытку чаем и пирожными.

Лед растаял, только когда я преподнесла матери Бахрина привезенную из Австралии огромную коробку шоколада «Кэдбери». Ее заблестевшие глаза и счастливая улыбка не нуждались в переводе – я и так поняла, что вижу перед собой товарища-шоколадоголика, и с этого момента мы с Тенку Залией стали друзьями.

Покончив с официальным визитом, мы с Бахрином и с одним из его кузенов в качестве дуэньи отправились прогуляться по Куала-Тренгану. Вечером того же дня в доме своего дяди Бахрин поздравил меня с тем, как хорошо я справилась. Он говорил о моем успехе так, словно я выполнила опасную миссию в тылу врага и мне вот-вот должны вручить за это медаль. Однако медали не последовало, и я только недоуменно улыбнулась ему в ответ, делая вид, что не понимаю, что он имеет в виду.

Гораздо позже, получше познакомившись с исламскими обычаями, я поняла, что мужчина-мусульманин знакомит женщину со своей семьей, и особенно с матерью, только если у него самые серьезные намерения. Юноши и девушки просто так не заглядывают в гости друг к другу. Бедняжка Залия, конечно, понимала планы Бахрина гораздо лучше, чем я, но скорее всего не сознавала, что мне о них в тот момент еще не было известно.

Я часто мысленно перебираю воспоминания о своей первой поездке в Тренгану. Кое-какие эпизоды я помню с удивительной точностью, другие, менее значительные, совершенно стерлись из моей памяти. Возможно, это случилось потому, что в тот раз я позволила себе подпасть под очарование семьи Бахрина и если видела что-то непонятное или неприятное мне, то предпочитала поскорее забыть об этом или найти какое-нибудь удобное объяснение. В семнадцать лет я еще боялась идти против течения. В тридцать, если потребуется, меня не остановит и цунами.

Две первые недели 1981 года прошли в непрерывных разъездах между Тренгану, Куала-Лумпуром и Сингапуром, так что в конце концов у меня начала кружиться голова. В Тренгану мы осматривали памятники и любовались пейзажами, в Куала-Лумпуре развлекались, а в Сингапуре ходили по магазинам.

Именно в Сингапуре я познакомилась с правителем султаната Тренгану, дядей Бахрина по материнской линии, и его второй женой, матерью наследного принца Мизана Шарифой Нонг и с остальными их детьми. Мизана, веселого, скромного и немного застенчивого парня, я знала и любила еще в Австралии. У него было красивое, строгое лицо, в котором сочетались арабские и малайские черты, и задумчивые черные глаза, а для меня всегда имелась в запасе теплая, немного неуверенная улыбка. В отличие от Бахрина, он не имел ничего против домашней работы и, навещая нас в Мельбурне, нередко подметал пол или стряпал что-то несложное на нашей кухне. Мне всегда было немного жалко его, потому что он терпеть не мог частную школу Джилонг, в которой он в то время учился и которую раньше закончил и Бахрин. Учение давалось Мизану с трудом, а кроме того, он очень скучал по семье и дому. Однако жизнь наследного принца, который когда-нибудь может стать королем всей Малайзии, не принадлежит ему. Все решения о его карьере, месте жизни и даже будущей официальной жене принимаются на высшем уровне и без всякого его участия.