На Лазурном берегу - Кристина Хегган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из своего маленького загроможденного кабинета, расположенного несколькими ступенями выше уровня первого этажа, она позвонила в муниципалитет.
– Доброе утро, Дороти, – сказала она, услышав в трубке голос секретарши Билла. – Мистер Хардгров у себя?
– Он сейчас на заседании городского совета, миссис Маерсон. Я жду его после обеда.
– Ну как? – спросил мэр.
Гарри с трудом уместил громоздкое тело в роскошное оранжевое кресло, стоявшее напротив письменного стола.
– Еще не знаю. Я ожидал, она расстроится гораздо больше. Возможно, еще не совсем поняла, что это значит.
– Возможно. Она приняла твои рекомендации относительно инженера?
Гарри кивнул утвердительно:
– Карен встретится с Бромли в моей конторе завтра утром.
«Если, конечно, в этом еще будет необходимость», – подумал Хардгров.
Галлиано вынул из заднего кармана брюк грязный носовой платок и вытер со лба пот.
– А что, если она захочет узнать мнение другого специалиста? Уж очень она умная и наблюдательная.
– Это я беру на себя. – Хардгров вынул из ящика письменного стола толстый конверт и протянул его инспектору. – Вот, возьми. Здесь тысяча, как и договаривались. Хорошо сработано.
– Мой отчет будет у вас на столе через час. – Галлиано взял деньги и спрятал их в карман, не пересчитывая.
В планы мэра входило не только добиться того, чтобы Макс получил «Королевскую сцену», но и продемонстрировать ему, как сильные политические деятели – даже в маленьком городе – расправляются с упрямцами, подобными Карен Маерсон. Бизнесмен будет очень доволен. И, можно надеяться, отблагодарит его соответствующим образом.
Через четыре часа, после великолепного завтрака с землевладельцем Оскаром Лиманом, мэр снова сидел за своим письменным столом и выслушивал рассказ Карен о беседе с инспектором по эксплуатации зданий. Хардгров смотрел на нее со скучающим видом, вертя в руках желтый карандаш.
– Вы можете поговорить с Гарри Галлиано? – спросила она, более обеспокоенная выражением лица Билла, чем произошедшими событиями. – Можете ли вы сказать ему, что он не имеет права вот так запросто закрывать театр?
– О чем вы говорите? Хотите, чтобы я использовал свое влияние?
– Нет… конечно, нет. – Карен откинулась на спинку кресла и устало провела рукой по волосам. – Наверное, для подобных случаев должны существовать и не такие крутые меры. Ведь… ведь инспектор мог ошибиться. Вдруг он просто преувеличивает опасность?
– Только не Гарри. Это один из лучших наших инспекторов по надзору, да и сказать честно, я сам провел небольшое исследование.
Карен удивленно посмотрела на мэра.
– Как уже говорил вам, я услышал обо всем еще утром и взял на себя смелость послать другого инспектора к театру проверить эту стену. Гарри – прекрасный специалист, но в таких случаях два мнения всегда лучше одного. Плохи дела, Карен. Стена может обрушиться в любой момент.
– О Господи!
– Конечно же, я вынужден был собрать экстренное заседание правления. У вас очень большая закладная. И мне необходимо выяснить, как вы собираетесь выполнять свои финансовые обязательства, когда театр будет закрыт.
Карен не ответила. Как же так, ведь он хотел дать ей новый кредит для поддержки театра, а уже беспокоится о старом?
Билл поднялся и начал расхаживать по комнате.
– Я слышал, что фирма «Микроэлектроникс» уволила вчера сорок пять сотрудников, в том числе и Брайена. Значит, тогда вы не сможете выплачивать кредит?
Впервые с того момента, как увидела Гарри Галлиано, идущего к ней из темноты зрительного зала, Карен почувствовала настоящий ужас.
– Но, Билл, ведь речь идет всего о четырех месяцах!
– Или о шести – судя по докладу, с которым я ознакомился, если не больше.
– Ну, хорошо, даже если это займет полгода, вы можете мне доверять. – Карен попыталась изобразить улыбку. – Вы ведь знаете, я всегда плачу аккуратно.
– Дело не в доверии. Это бизнес. Я бы очень хотел помочь вам выпутаться из беды, поверьте…
Улыбка сползла с лица Карен.
– Что вы такое говорите?
– Правление решило потребовать возвращения кредита. Конечно, мы собираемся дать вам достаточно времени, чтобы привести дела в порядок, но если вы не сможете производить платежи, то у нас не будет другого выхода, как лишить вас права на выкуп заложенного имущества.
Карен сидела в оцепенении, и смысл страшных слов медленно доходил до ее сознания.
– Вы не сделаете этого, – прошептала она.
Билл развел руки, жестом изображая полнейшую беспомощность.
– Я сделал все, что мог, поверьте. Если бы правление не возражало, я дал бы вам шесть месяцев отсрочки, а то и больше. Но…
– О чем вы говорите?! Как могли члены правления так быстро настроиться против меня? Всего двадцать четыре часа назад они все боготворили меня. А теперь из-за какого-то малейшего невезения готовы сжечь на костре? Почему вдруг?
Билл отошел к окну, а Карен устало опустилась в кресло.
– Я должен защищать своих акционеров, – сказал он, стоя спиной к посетительнице. – Я не вправе…
– Бред собачий! Вы же главный акционер! Вы владеете этим чертовым банком, так что имеете право крикнуть погромче. Вы можете делать все что захотите!
От выражения его лица у Карен по всему телу побежали ледяные мурашки. Его хорошо натренированный голос умелого политика выражал такое сожаление, что зарыдал бы и камень, но глаза при этом оставались пустыми, черты лица выражали безразличие и спокойствие. Ему, кажется, было даже… скучно!
С трудом уняв дрожь, Карен поняла, что, несмотря на все высказанные сожаления, Билл не хочет помогать ей. И внезапно ей стала ясна причина.
– А-а, так это из-за вчерашнего вечера? Все из-за того, что у меня произошло с вашим самовлюбленным приятелем?
– Ничего подобного. Макс Прэгер тут совершенно ни при чем.
– Черта с два! Я же видела вашу досаду, когда отклонила его предложение продать «Королевскую сцену». И я видела, как на меня смотрели члены вашего правления, когда уходили. Так вот оно в чем дело! Богач пронес свои денежки мимо вас, и вы теперь хотите свести счеты со мной? А может, вся эта мерзкая затея с лишением меня права выкупа – просто способ приобрести театр, а потом продать его этому самому Максу Прэгеру!
Страх обуял Хардгрова мгновенно, он даже почувствовал, как кровь отлила от лица. Она была слишком близка к правде. Чертовски близка!
– О Господи, Карен! – воскликнул он. – За кого вы меня принимаете? Согласен, со мной не всегда легко иметь дело, но я стараюсь быть справедливым и скрупулезно честным.
Билл постарался придать своему голосу оскорбленный тон и пафос.