Столица Сибири 2029. Берег монстров - Андрей Орлов

– Ах ты, сука! – закричала Ольга, выбираясь из оцепенения. – На моего мужчину покусилась?! Секса захотелось? Не видать тебе моего мужчины! – Стрелять она побоялась – возможно, опасалась попасть в меня. Рухнула на спину обезьяны с занесенным ножом (и несчастному Боливару пришлось тащить двоих) и стала остервенело кромсать морщинистый загривок. Чудовище взревело, ослабилась хватка. Но я все равно не мог извернуться, руки не выдерживали напряга. Обезьяна визжала, извивалась, а Ольга наносила удары, вырывая из твари куски мяса. Я был весь в обезьяньей слюне, задыхался. Ольга проткнула чувствительный нерв – самка шимпанзе взревела трубным ревом… и скатилась с меня. Она уже вставала, чтобы устранить надоедливую «соперницу» – но та схватилась за автомат и опустошила рожок в обуянную яростью рожу…

Это было что-то. Я целую вечность не мог прийти в себя, копошился, словно в паутине. Силуэт моей девушки плясал перед глазами – она вертелась, отслеживая ситуацию. Безнадежностью обстановка, видимо, не отличалась, Ольга испустила облегченный вздох, ударила ногой по агонизирующей туше и рухнула на колени, начав суетливо меня ощупывать – на наличие переломов, фатальных травм. Я не реагировал, не смеялся, когда было щекотно, только отрешенно следил за ее лицом. Она расслабилась… и вдруг засмеялась.

– Спасибо, дорогой, было интересно… – Ее голос срывался, менял тональности. – Вставай, что случилось? Не в шутку занемог? Что это там такое – адреналин по ногам стекает?

– Неправда… – хрипел я. – Ничего у меня не стекает…

Она затряслась от истеричного смеха.

– Ну, ты отжег, Карнаш, нашел подругу… Какая лапа… Держу пари, ты ей понравился. Но ничего, я ликвидировала ее половую безграмотность… А представляешь, если бы это был дельфин? – она уже не могла смеяться, задыхалась, кашляла.

Меня трясло как в тропической лихорадке. Все, проехали, опасности больше нет… Я приподнялся, отцепил от пояса фляжку, принялся смывать с себя прилипшие слюни. Много я повидал на своем веку, но чтобы участвовать в таком опасном эксперименте… Утерев лицо рукавом, я не выдержал – злобно выругался.

– Злой ты какой-то, – подметила Ольга. – С ножа ел? – и снова затряслась. – Посмотри на себя, ты такой перекошенный… Она запустила тебе психотравмирующую составляющую? Умоляю тебя, это из детства… Ну, ничего, ничего, – она похлопала меня по плечу, – успокаивайся. Все будет хорошо. Когда-нибудь и на нашей улице рассыплют шоколад.

– Ну, что ты со мной обращаешься как с ребенком? – разозлился я, принимая вертикаль и хватаясь за автомат. Сознание вернулось, я лихорадочно озирался. Все куда-то запропастились. Над землей струились завихрения пепельной дымки. Блеклые руины, вздыбленная земля перед воротами зоопарка. Вперемешку с камнями, с грудами битого кирпича, с пластами вывернутого асфальта валялись мохнатые туши. Отдельные тела еще подрагивали и попискивали. Живые обезьяны куда-то пропали. Только глубоко в руинах на противоположной стороне что-то падало и ухало, гудело и повизгивало.

– Рискованно, итить ее… – ругнулся я.

– Рискованно, – согласилась Ольга и посмотрела на меня с внезапной грустью. – Мы все в группе риска. Обрати внимание, Карнаш, первую планку мы уже взяли. Мы в городе – в трех кварталах от центра. Что будем дальше брать? Почту, банки, телеграф?

Захрустели кирпичи, что-то посыпалось, раскрошилось. Мы дружно повернули стволы. Из растерзанной двухэтажки, на которой сохранилась выцветшая вывеска «”Яло”. Салон косметических услуг и одежды», словно слон из посудной лавки, вываливался возбужденный Молчун! Шерсть дыбом, весь в известке и цементе, язык до земли. Явно трудился не покладая лап. Он завертелся, обнаружил хозяев посреди дороги и радостно помчался к нам. Дикие обезьяны за ним не гнались. Он стал поочередно запрыгивать на нас, лизать шершавым языком. Мы смеялись, теребили вздыбленную шерсть.

– Вернулась гулящая душа, – смеялась Ольга. – Еще один любитель острых ощущений. Перевозбужденный ты какой-то, Молчун. Ты чем там занимался в развалинах? – она покосилась на меня и засмеялась. – Такое пропустил, приятель… Посмотри, какой грустный наш Карнаш. Словно венок на похоронах поймал…

Мы неслись как угорелые по короткому отрезку улицы Плановой – хотя никто нас не преследовал. Но поздно, потеряли время! Где теперь искать нашего разлюбезного Кузьму? За несколько минут мы добежали до пересечения с улицей Дуси Ковальчук. Я прохрипел, чтобы падали, затаились.

– В чем дело, Карнаш? – подрагивала Ольга, заползая за сплющенный кузов, оторвавшийся от кабины фуры.

– Не понимаешь? Думаешь, люди, которых мы преследуем, глухие? Мы тут немного пошумели, знаешь ли. А они догадливые. Зачем им нужен этот надоедливый хвост?

Мы начинали совершать непростительные ошибки. Врагам ничто не мешало оставить засаду на перекрестке и перестрелять нас как миленьких. Но в районе было тихо. Слева за дорогой высились помпезные «элитные» руины. Когда-то здесь построили современное 19-этажное здание. В момент землетрясения с него обрушилось почти все. Уцелели три этажа, да и те смотрелись как зубцы крепостной стены. Направо уходила дорога на Димитровский мост, которого ныне в природе не существовало. А прямо по курсу широкая улица Плановая переходила в Нарымскую. Прямая дорога – полтора километра до разрушенного виадука над площадью Трубникова, еще километр – и площадь Лунинцев, цирк, исторический центр, самая клоака… Я посмотрел на часы и присвистнул. Совсем недавно мы десантировались на плиты Заельцовского кладбища – было утро. А сейчас часы показывали начало шестого, о чем и намекали сгустившиеся сумерки. Как быстро в этом мире летит время…

По курсу разгорелась стрельба. Мы навострили уши, возбудились. Есть контакт! Голосили автоматы Калашникова, гавкал «Печенег». Отличная выдержка у парней. Они прекрасно слышали стрельбу у себя в тылу, но проигнорировали ее. Они не сбивались с маршрута и по-прежнему не отвлекались на «пустяки». Довольно странные люди… Я все еще не задумывался, что ими движет. Начнешь гадать – сломаешь голову, рассеется внимание. Пока мы прятались от «лошади» и разбирались с обезьянами, они преодолели полтора километра до виадука и вновь попали в историю. Стреляли в районе площади Трубникова. Сердце тревожно заныло. Эти парни неплохо подготовлены, но отнюдь не былинные богатыри. Им для чего-то нужен наш Кузьма – в живом и не помятом виде, его будут всячески оберегать, прикрывать от опасности (во всяком случае, пока не дойдут по адресу), но этим опасностям несть числа… Теперь мы точно знали, где они находятся. Пулемет «Печенег» – не самое распространенное оружие нашего времени. Мы дружно поднялись и побежали к виадуку. Мы сильно рисковали. Эта улица, как и большинство других, была полна неожиданностей. Мы бежали мимо бывших навороченных новостроек на улице Галущака, мимо центрального метродепо – здесь землетрясение особенно потрудилось: толчок был такой силы, что внутренности депо вывернуло наизнанку вместе с обломками колонн, оборудованием, вагонами, всеми находившимися там работниками. Мы бежали мимо обгорелых колонок автозаправки – катаклизм повлек пожар, и все сгорело махом – люди, машины, здание заправочной станции… Железнодорожный виадук над дорогой сломался пополам и рухнул, склеившись «елочкой». Между опорой и рухнувшей конструкцией можно было протиснуться. Я не стал пороть горячку, приказал своим залечь, а сам обследовал «калитку». Растяжек не было – хотя нашим приятелям ничто не мешало установить в узком месте «осколочно-противопехотный» сюрприз. Мы просочились на площадь Трубникова и залегли за поплывшей насыпью. Такое ощущение, что автомобильное кольцо находилось под непроницаемым куполом. Где-то в заоблачных высях посвистывал ветер, а на этом пятачке царила звенящая тишина. Воздух был сперт, насыщен пеплом и гнилью. «Фаллическая» стела, торчащая раньше посреди площади, валялась, расколотая в нескольких местах. Справа за площадью возвышались еще одни помпезные развалины. Высотные «свечки», возведенные сразу после миллениума, падали «под себя» – как памятные небоскребы в Нью-Йорке – и теперь на месте, где они стояли, возвышались три невразумительные пирамиды. Дорога к цирку представляла стиральную доску – такое впечатление, что ее рыхлили гигантской бороной. Засаду наши приятели не оставили, спешили уйти. Я на минутку задумался – куда податься? В три конца ведет дорога. И снова последовала доходчивая подсказка – впереди, недалеко от Нарымского сквера, загремели выстрелы. Послышались отрывистые крики в исполнении явно людей. Пригнувшись, я побежал вперед и снова начал спотыкаться о трупы! Еще одно поле брани. Пятнадцать минут назад наши оппоненты стреляли явно не по воробьям. На тесном пятачке валялись тела, разорванные свинцом. «Печенег» потрудился на славу. Встречаться с собаками-мутантами приходилось и раньше, но я впервые видел, чтобы они превращались в таких монстров. Шерстяной покров они утратили почти полностью – и можно представить, какие муки эти звери претерпевали зимой. Несуразные крупные тела с торчащими ребрами, огромные непропорциональные головы, развитые челюсти, от хвостов остались жалкие обрубки. В мертвых глазах застыла ярость, скалились пасти, унизанные клыками – каждый размером с перочинный нож. От мертвых тел исходила смрадная вонь. Перестреляли всех, кто напал – желающих прогуляться по наши души не наблюдалось. Но и отряд понес тяжелые потери. Потеряли по меньшей мере троих – их истерзанные тела валялись вперемешку с собачьими. Одному прокусили горло, он лежал в луже собственной крови. Второму голодная тварь впилась в лицо, разорвав до мозга вместе с костными тканями. У третьего вывалились внутренности из живота – собака повалила его внезапным броском, разорвала живот – обоих и пристрелили одной очередью. Кузьмы в этой теплой компании не было. Я молился всем богам, чтобы с ним ничего не случилось… По всему выходило, что вооруженная группа сократилась до восьми человек – а они ведь только вошли в город! С каждой потерей им будет все труднее. Уходили эти парни, похоже, быстро – с мертвых тел даже не сняли амуницию. Мало того, мужчина с рваной раной в животе еще был жив, эти торопыги даже не удосужились пристрелить своего раненого! Несчастный обливался кровью, царапал землю, тужился, чтобы приподняться. Я присел перед ним на корточки, осветил фонарем. В лице бородача не было ни кровиночки. Он трясся, пытался продохнуть. Сгустки крови вываливались на бороду. Такое не лечится, – оценил я незавидные перспективы.