Рыжики для чернобурки (СИ) - Тарьянова Яна

Даже короткая связь под Камуловым Покровом несла сноп неприятностей и ей, и Валериану. Надо было рвать нить приязни, не дав ей окрепнуть, и Адель приняла решение сбежать. Она дождалась, пока Валериан поставит на стул её рюкзак и отправится в туалет, попросила у хозяина ручку, написала печатными буквами на салфетке: «Надо уйти. Не ищи. Я тебя потом найду». Рюкзак занял место на спине, Лютик — на руках. Адель выскочила на улицу и почти бегом миновала разрушенный фонтан — вспомнилось, что это подарок от свекра, двадцать лет назад нашпиговавшего район взрывными устройствами — и скрылась в закоулках за кинотеатром.

Лютик расплакался. Он не мог понять, почему его унесли из вкусно пахнущего кафе, лишили канареек, тыквы и товарища по играм. Адель, которую трясло от стыда и желания вернуться, молчала, не находя слов утешения. Густели сумерки, наплывал туман, загорались окна домов, открывались и закрывались двери магазинов — люди и оборотни шли с работы, покупали хлеб, молоко и полуфабрикаты, ругались в очередях, толкались на остановках, ожидая автобусы.

«Некого винить. Я сама выбрала этот путь. Знала о возможных последствиях. Теперь расхлебываю».

Очередной проулок вывел их к детскому саду. Разгоревшиеся фонари позволили рассмотреть игровую площадку с качелями, декоративными фигурами и скамейками-пнями. Лютик, увидевший огромного лебедя в окружении цыплят, протянул руки, вцепился в решетчатый забор и потребовал:

— Туда! Гулять!

На голос, от крыльца, обернулись двое — волк, забиравший волчонка, и воспитательница-лиса, прервавшая речь о сборе денег на занавески.

— Нет, — коротко ответила Адель.

— Потом? — с надеждой спросил Лютик.

— Никогда. Здесь — никогда. Нас туда не пустят.

Она не проконтролировала себя — запах Валериана преследовал, заставлял говорить правду, сдергивая сладкую оболочку сказок с твердой сердцевины реальности. Лютик отпустил прутья забора, притих. Почувствовал, что с матерью что-то неладно — после неуместного откровения у Адели не осталось ничего, кроме злости. На себя. На жизнь. На Валериана, вторгнувшегося в её хрупкий мирок. На всех, кроме Лютика.

Они поели на лавочке в крохотном сквере — даже не сквере, «зеленом уголке» возле перекрестка. Адель, купившая пирожки с картошкой и рогалик с шоколадной начинкой, протерла руки Лютику, уговорила съесть поздний обед и запить соком.

Отдохнув, они отправились в бесцельное путешествие по улицам, укрытым туманным Покровом. То здесь, то там — возле домов, во дворах, около часовен Камула — тлели угли в жаровнях. Адель остановилась возле одной из них, взяла горсть можжевеловых ягод из коробки, поделилась с Лютиком. Они кинули ягоды на рдеющие угли, постояли, чихая от едкого дыма, и снова пошли куда глаза глядят.

Лютик быстро устал, начал хныкать, и Адель свернула к автостанции. Тут-то и выяснилось, что удача от неё отвернулась — площадь, занавешенная туманом, была почти пуста. Несколько оборотней, ждавших посадки в автобус на Ключевые Воды, сидели на скамейке под присмотром двух омоновцев в бронежилетах и с автоматами. Еще один волк — на лапах, в широком ошейнике-воротнике — бродил, обнюхивая кусты и асфальт.

«Встречают приезжающих на ярмарку. Проверяют документы. Тех, кто вызвал подозрение — обыскивают, — догадалась Адель. — Пока они не уйдут — а стоять будут до глубокой ночи, до последнего автобуса — угол для ночевки не снимешь. Квартирные хозяева сюда и носу не покажут, чтобы не навлечь на себя лишние проблемы — мало ли что омоновцам не понравится. Надо искать другие варианты. Заглянуть на автомойку, поговорить с Хромым? Или сунуться на склады к Носатому? Нет, Носатый пошлет. Двинуть на Масляк? Не хочется туда с Лютиком».

Ноги сами понесли к железнодорожному вокзалу. Умом Адель понимала, что проверки запускают комплексно — если выставили пост возле автобусов, выставят и возле поездов. Но вокзал был рядом с автомойкой, и она решила, что лишние десять кварталов — не крюк.

Хватило осторожного взгляда из-за угла, чтобы убедиться — на железнодорожном вокзале омоновцев вдвое больше. Адель отступила назад, в глубокую тень, и наткнулась рюкзаком на что-то мягкое. Уже оборачиваясь, сообразила — на этот раз преследующий запах не померещился. Валериан серебрился шевелюрой и смущенно улыбался. Задремавший на плече Лютик проснулся от столкновения. Зевнул, протянул руку к Валериану, обнял за шею.

— Перебирайся, — негромко предложил тот. — Мама устала. Давай. Вот так.

Лютик переехал, поерзал, устраиваясь на локте, и сжал в кулаке канарейку, которую Валериан вынул из кармана.

— Мясо я тоже забрал и отнес домой. — Эти слова были предназначены Адели — спокойно, словно они разошлись по делам, прежде чем вместе поужинать. — Выложил в сковородку, надо снова разогреть. Пойдем.

— Я...

— Ты не найдешь ночлег. Через час-другой город начнут просеивать через мелкое сито — возле ярмарочных павильонов кто-то из крестовок воткнул нож омоновцу в бедро, вместо того чтобы предъявить документы. Я встретил знакомых полицейских, они мне сказали, что сейчас прочесывают окрестности павильонов, и, если не найдут — скорее всего, не найдут — расширят зону поиска. Пойдем. Переночуешь, утром отправишься на ярмарку. Я не буду тебя удерживать.

— Я ушла, потому что не хочу неприятностей ни тебе, ни себе, — честно сказала Адель. — А они будут, если нас увидят вместе. Я об этом сразу не подумала. Ты слишком сильно вскружил мне голову.

— Прокрадемся закоулками, — беспечно ответил Валериан. — Туман густеет. Прошмыгнем под покровом.

Приглашение значительно облегчало жизнь, а в свете новостей об облаве спасало от возможного задержания. В обычные дни ни полицейские, ни омоновцы лисиц и волчиц, особенно с детьми, старались не трогать. Надо было что-то из ряда вон выходящее сотворить, чтобы попасть в участок. Никто не хотел вляпываться в бумажную волокиту, ждать соцработника, передавать ребенка под опеку, а только потом разбираться с мамашей. А сейчас, когда город прочесывают, кипя от злости, можно попасть в камеру прямо с Лютиком на руках. Утром-то, скорее всего, выпустят... если не перетряхнут рюкзак и не прицепятся к письму, лежащему между детскими трусами. Наивный шифр не спасет — вцепятся и начнут разматывать ниточку.

— Если понадобится, хозяева дадут мне раскладушку, — сказал Валериан. — Всегда давали, когда мой приятель Анджей из Лисогорска приезжал. Думаю, и сейчас не откажут. Кофе будешь? Мы же собирались выпить кофе. Можно купить вон в том окошке.

— Купи, — согласилась Адель.

Ожидая, пока им сделают кофе с сиропом — Валериан выбрал соленую карамель, и это было принято без протеста — она почувствовала благодарность. Не за кофе. И не за деликатное предложение раскладушки. И первая прогулка к кафе, и ожидание бумажных стаканчиков сейчас, вернули ей кусочек прежней жизни. Напомнили, что прогулки бывают бесцельными, что можно идти, озираясь по сторонам, обсуждать светящиеся витрины — «ой, смотри, какая тележка с овощами!» — выбирать сироп и уговаривать Лютика выпить сок или чай.

— Нет, кекс не покупай, — Адель остановила Валериана, показавшего Лютику на выпечку в витрине. — Он мало ест, я недавно его покормила, если сейчас дать ему кекс, я не уговорю его поужинать.

— Тебе виднее. Скажу сразу — я в детях ничего не понимаю. Только слышал от Анджея, что они сначала даже штаны застегивать не умеют, а потом постепенно учатся.

— Не беспокойся, — рассмеялась Адель. — Лютик уже умеет застегивать штаны.

— Хорошо, — обрадовался Валериан. — Первый лисенок готовый достался, значит, со вторым проще пойдет. Я хочу еще двоих, а ты?

Адель отметила — несмотря на дурашливость, выставленную на первый план, альфа исподтишка гнул свою линию. «Не ищи» — нашел. И прощупывал настроение, обозначая, что ему надо все, сразу и надолго.

«Не так-то ты прост, капитан Кшесинский».

Желание сказать что-нибудь поперек — заявить, что она больше не собирается плодиться и размножаться — исчезло после того, как правую руку Валериана свело судорогой. Пальцы смяли стаканчик с кофе, крышечка щелкнула и улетела на тротуар в сопровождении потеков горячей жидкости. Адель перехватила стаканчик, всполошилась: