Конкурс-семинар «Креатив»: Безумные миры - Дмитрий Перовский

Я не знал, что делать с трупом капитана. Пупьенс предлагал похоронить его. Я тоже хотел этого, но помнил, как, пригрезившись мне, де Латруба просил не хоронить его в земле. Неудивительно, если вспомнить его нежелание ступать на землю. Мы отправили капитана в вечное плаванье, но не прежде, чем я выполнил его последнюю волю.

Я рассказал Яну о Русском острове и предложил обратиться к голландским островитянам за помощью и поддержкой. Тем более, что Пупьенс почти их соотечественник. Ян на удивление легко согласился.

На окраине деревни нас остановили два копьеносца. Оказалось, что мой спутник не понимает их, а они его. Пришлось выпить остатки водки из головы деревянного божка. Вначале я предложил водку стражам деревни, но те с ужасом отказались, учуяв запах.

Они не понимали меня, но я понимал их. Войти в деревню мог лишь тот, кто нёс камень для строящейся дамбы. Тут было затруднение, потому что пляж был песчаным, а камни можно было найти лишь на глубине, превышающей человеческий рост.

Пупьенс сел в песок и заплакал. Я же протянул стражам бриллиант, извлечённый из нутра капитана. Камень в двадцать каратов был мал и прозрачен, но это был камень. Поэтому меня пропустили положить его в толщу дамбы и далее не ограничивали в передвижениях.

Оставив Яна дожидаться у окраины, я направился к Ратуше. Навстречу мне вышел боцман.

— На ловца и зверь бежит! — Боп удовлетворённо кивнул головой.

Странно, я совсем не боялся его. Выпитая водка горела во мне храбростью и азартом. Боцман повернулся к старику, живо напомнившему мне Унислава. Такое же благообразное лицо, те же манеры.

— Вот тот человек, о котором я говорил! Человек, предавший память нашего капитана и похитивший моё наследство!

— Что ты скажешь в своё оправдание? — Старик поднял на меня глаза.

Я начал было рассказывать свою историю, когда старик перебил меня.

— Не понимаю ни слова! Что он говорит, Боп?

Хуже ситуации нельзя было придумать. Я понимал старейшину благодаря священному напитку, но сам не мог объясниться. Более того, приходилось полагаться на боцмана как толмача. Как этот патриарх умудряется понимать его и не понимать меня? Очевидно, у голландцев был какое-то средство, подобное водке русских. Боп упивался ситуацией.

— Он утверждает, что прав и вызывает меня на поединок. Он хочет биться голыми руками.

— Ты выйдешь против него?

— Да, государь!

Нас привели на дно осушенного озера, вся деревня собралась посмотреть на наш бой. Заключались пари, все не в мою пользу.

Мы стали сходиться, увязая в иле чуть не по колено. Я двигался медленно, экономя силы, как будто надеялся выйти из схватки победителем. Крики туземцев из внятной речи превратились в белиберду. Берсерка из меня не получалось — последние пары алкоголя выветрились из головы, и я нуждался в ином оружии взамен храбрости.

— Боп, тебе же нужна не моя жизнь и не золотой зуб!

— Нет, но я возьму и то, и другое. — Боцман упорно выдирал ноги из ила и двигался ко мне.

— Ты ищешь камень в двадцать каратов. Я скажу тебе, где он.

Это остановило гиганта. Я сообщил ему о судьбе камня и указал, где искать. Не будь между нами двадцати метров грязи, он всё равно убил бы меня, узнав желаемое. Но сейчас он просто повернул и пошёл в указанном мной направлении.

Туземцы смеялись над ним, решив, что он струсил. Старейшина смеялся вместе со всеми, уперев кулаки в бока. Боп не обращал внимания ни на кого.

Подойдя к дамбе, он стал легко вырывать из неё камни. Туземцы бросились на боцмана, и тогда камни полетели в них. Казалось, Бопа это совсем не отвлекает от поисков. Он размеренно разрушал дамбу и набегавших людей. Камни, которые должны были спасти островитян от гибели, теперь сами сеяли смерть. Голландцы стали опасаться подходить близко к Бопу, они только кидали копья издали.

Я боролся с илом, силясь выбраться и помочь островитянам, когда вдруг всё замерло. Боп больше не кидал камни, не уворачивался от копий. Он стоял, выпрямившись во весь рост, принимая удары. Из горла его торчала стрела с золотым наконечником.

Боп медленным шагом пошёл к морю, волоча по земле, как хвост, попавшее в спину копьё. Никто не преследовал Бопа, все видели, как он дошёл до берега и упал лицом в воду.

Из за куста появился Ян Пупьенс со своим арбалетом. Он ухмылялся, как пьяница, пропустивший стаканчик. Туземцы, очнувшись от оцепенения, стали подходить к нему, кланяться в пояс. Теперь у них появился человек, который станет учить их быть настоящими голландцами. Они построят дамбы и кирхи, построят корабли и мельницы. А потом придут испанцы и начнут воевать с этими мельницами, веруя, будто это злые великаны.

Я наконец выбрался на твёрдую землю и привалился к стене дамбы. Капитан стал проклятьем этих островов, просто раздав туземцам имена. Так некогда Адам сокрушил Рай, назвав волка волком, а агнца агнцем.

Я поскрёб ножом ещё влажную картину с морским пейзажем, надеясь обнаружить под слоем краски карту или волшебное заклинание, которое перенесёт меня домой. Тщетно — волны с холста осыпались мне на штаны, Черемное море расступалось, но не давало прохода из земли египетской.

Свернув холст на манер подзорной трубы, я стал смотреть на море, в которое ушли де Латруба и Боп. И явственно увидел, как через волны протянулась дорога к затонувшему кораблю — это жители первого острова выполняли волю капитана. Они двигались по дороге, неся за плечами нечто, похожее на крылья, словно ангелы. Достигнув конца пути, они сбрасывали крылья в воду и шли обратно за новыми. Я отбросил карту и двинулся к воде, чтобы доплыть до этой дороги, чтобы тоже получить крылья.

Дмитрий Троллев

Тело не мое, отдавать пора

С. Ковешникову, который очень не любит фэнтези.

Мне легко с людьми, поэтому для меня смерть — личность. Для меня у смерти пустые глаза. Я могу смотреть сквозь них. И поэтому я могу сказать, что смерть пустыми глазами смотрит, как воин танцует на земле в последний раз.

Своды пещеры давили, будто помогая чудовищу обрушиться на меня своей дикой массой. Когти твари пытались разорвать моё тело, но я оказался проворнее и юрко прошмыгнул мимо увесистых лап. Зрение обманывало, не поспевая за мной. В ноздри бил нестерпимый запах плесени и гнили — так пахнут только твари. Слух, тонкий до боли: свист бьющего по воздуху хвоста, тяжелый вздох сожаления, хруст шейных позвонков чудища. Лишь эти звуки спасали меня.