Невротические стили - Дэвид Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, экспрессивные и спонтанные функции у параноидного человека низводятся до уровня инструментов. Тут нельзя избежать определенных субъективных последствий. Экспрессивные поведенческие функции (улыбка, разговор, действие), которые для обычного человека являются частью "его самого", для параноидного человека не являются частью "его самого", а находятся под его контролем. Обычный человек считает, что его тело - это "он сам", а параноидный человек считает тело своим инструментом. Это предполагает еще один результат параноидной мобилизации. Когда управление поведенческими функциями занимает место спонтанности и экспрессивности, восприятие самого себя сводится к жесткому и компактному административному центру.
Спонтанность и экспрессивность поведения - не единственная область свободы, страдающая от ригидной параноидной мобилизации или "состояния внутренней полиции". Само субъективное восприятие, особенно аффективное, зажато в особые рамки и заужено, а определенные аффекты просто сведены на нет. Например, параноики редко смеются. Они могут изображать смех, но они не смеются от всей души, им невесело.
Потерю аффективного восприятия нельзя считать результатом намеренного подавления. Параноик может дотошно управлять своим поведением, но не может заставить исчезнуть чувство. Потеря аффективного восприятия является не результатом намерения и управления, а результатом состояния ригидной направленности и населенности. Когда мобилизуют население, большая часть нормальной жизни теряется не по приказу. Она теряется, потому что интерес к нормальной жизнедеятельности несовместим с настроением, энергией и вниманием, которые требуются для мобилизации. Сходный процесс происходит и в психологии параноика. Он следит за собой, ригидно направляя каждый жест и выражение, а при такой мобилизации невозможно развлекаться. А если на секунду это станет возможно, подобное чувство будет воспринято как разрушительное. Например, когда такие люди немного расслабляются во время психотерапии и смеются от всего сердца, то сразу чувствуют себя не в своей тарелке и изо всех сил стараются перестать, потому что так смеяться "взрослому человеку не пристало".
Как правило, в сознательном восприятии параноиков отсутствуют пассивные или мягкие аффекты (например, нежность или сентиментальные чувства), и это относится как к скрытным и зажатым людям, так и к высокомерным, с манией величия. Другими словами, нежность и сентиментальные чувства несовместимы как с ригидно-жесткой формой ума, так и с надменной и воинствующей. Едва только появятся нежные или сентиментальные чувства, на них смотрят как на слабость. Подобных чувств у себя пациент стыдится, у других - презирает. У этих людей снижается не только уровень аффекта, но и уровень интересов. Обычно у них отсутствует интерес к развлечениям. Параноидные люди, как правило, не интересуются искусством и эстетикой. Согласно их убеждениям - это тоже слабость. Сюда можно добавить еще одну область, хотя это всего лишь впечатление, которое трудно подтвердить. Мне думается, что при общем параноидном режиме ригидной мобилизации сокращается также телесное, чувственное восприятие; например, сексуальность становиться механическим процессом, и чувственное удовольствие уменьшается.
Рассматривая это общее сужение интересов, интересно отметить, что параноики часто глубоко интересуются механическими вещами, приборами, электронной аппаратурой и тому подобным. Не говоря уже о том, как часто такие приборы появляются в параноидных галлюцинациях. И они не просто интересуются подобными вещами. Параноики часто питают особое, возможно чрезмерное, уважение к компьютерам, автоматическим схемам и тому подобным механическим устройствам. Их уважение к механическим и электронным приборам находится в контрасте с презрением к людям, особенно к тем, кого они считают слабыми или дефектными, например к больным, слабым и женщинам. Может легко создаться впечатление, что они предпочли полностью механизированный мир, где не нашлось бы места для сентиментальной слабости. И тут становится ясно, что мобилизация параноидного человека, ригидная, механическая направленность поведения - это не что-либо чуждое и неприятное, а, наоборот, способ деятельности, переплетенный с поддерживающими системами; и, если бы к власти пришли параноидные люди, эта система продолжала бы совершенствоваться.
Нет необходимости развивать описание этого аспекта параноидного стиля. Параноидная мобилизация требует радикального сжатия и сужения бессознательных областей нормальной жизни и подчинения поведения ригидному направлению. Это было описание формы деятельности, а каково ее значение? Я попытаюсь показать, что эта форма представляет собой более серьезную форму патологии, чем та, которая существует при обсессивно-компульсивном стиле, и последствиями ее являются не только ригидность, но и избыточный самоконтроль. Я бы хотел выделить еще несколько моментов: во-первых, наиболее характерная тревожность параноидного человека (как со множеством проекций, так и без них) - это вариации тревожности об автономии; и, во-вторых, защитное и антагонистическое отношение к внешнему миру (или, по крайней мере, некоторые его черты) свойственны этому стилю даже до проекции.
У параноидного человека (даже в большей степени, чем у обсессивно-компульсивного) каждый аспект и компонент нормальной автономной деятельности принимает ригидную, искаженную и, как правило, гипертрофированную форму. Так, обычный человек способен управлять вниманием, концентрируясь на определенных мыслях, но он способен и на пассивное внимание, например когда его впечатляет нечто неожиданное; но внимание параноидного человека целеустремленно и узко направлено на ригидное и фиксированное предубеждение. Обычный человек способен гладко и сознательно контролировать тело, но он в состоянии расслабиться и получать телесное, чувственное удовольствие. Параноик не просто напряжен, он командует своим телом, как генерал командует войсками. Обычный человек способен к целенаправленным, намеренным действиям, но он может от них и отказаться. Зато параноик полностью мобилизован; все действия имеют свою цель (например, защититься), и интенсивность этих действии такая, какая обычно бывает при крайней необходимости. Он ничего не делает для развлечения, по прихоти, просто так, и ничего не бросает. Такой способ деятельности, пронизанный напряжением, конечно же, менее автономен, чем у обычного человека. Наоборот, это очень хрупкая автономия, которую удается сохранить только в крайне ригидной форме. Если в этом отношении есть какие-то сомнения, то следует сравнить не только объективные, но и субъективные последствия достижения автономии обычным человеком и параноиком. Я объясню, что имеется в виду.
Воля или намерение требуют развития соответствующих инструментов (например, мускулатуры) и способности их применять. Действительно, можно сказать, что, по крайней мере сначала, сознательное поведение (возможность быть хозяином самому себе) - это вопрос способности, например мышечной способности напрячься или расслабиться по собственной воле. Но автономная деятельность состоит не только из этого. Быть хозяином самому себе - значит быть и чувствовать себя свободным делать то, что хочешь, а также быть способным сделать то, что хочешь. Однако способность всегда является аспектом автономии, и, возможно, новые способности предшествуют новым уровням сознательной деятельности. В любом случае, среди результатов развития намерения и волевых способностей (если оно было успешным в течение долгого времени) присутствует ощущение компетентности, гордость от достигнутого и основа самоуважения. Но это обычный субъективный продукт автономии, а каким же он будет в параноидном случае? Обычному человеку автономия приносит ощущение компетентности, гордость и самоуважение, а параноидному человеку - либо высокомерие и псевдокомпетентность, либо зажатостъ и стыд, либо, чаще всего, и то и другое.